Немой остановился у подножия лестничного пролета, Кот пошел вперед. Коридор. Тусклый свет ламп. Двери. Одна из дверей стальная — оружейка.
Кот шагал по коридору. В правой руке — ТТ, в левой — наган. Звук грозы здесь, внизу, стал тише. Кот шагал по коридору… и что-то не нравилось Коту. Он видел, как выскакивали из здания полицаи. И, значит, «Ужас» сработал как надо. Но чувство опасности не отпускало. Он подумал: это, наверно, из-за грозы… Когда-то давно, в детстве, он жил у бабушки в деревне. Бабуля очень боялась грозы. И сумела передать это чувство мне. Или из-за того, что сегодня тринадцатое — всегда избегал серьезных дел на тринадцатое, а вот сегодня пришлось. Ладно, плюнь, Витя, — все будет нормально. Все будет хоро…
Дверь в конце коридора распахнулась и оттуда выскочил человек в бронежилете. На голове шлем, в руке большой черный пистолет, кажется — «беретта».
Кот понял, что операция пошла совсем не так, как планировали. Он выстрелил быстрее, чем осознал все эти детали. Пуля нагана попала под нижний срез шлема. Из-под шлема «гестаповца» ударил выплеск крови, он выронил пистолет, но продолжал стоять в дверном проеме. Кот крикнул Немому: падай!
…Нет ничего хуже перестрелки в коридоре. Здесь негде укрыться. И все пули летят в тебя… В тебя! В тебя! Здесь, в коридоре, грохот выстрелов звучит вдвое громче. Здесь каждая пуля, сразу не нашедшая свою добычу, дает рикошеты — ищет ее, мечется от стены к стене, от пола к потолку, визжит от яростного желания убить… В коридоре — в любом коридоре, будь то бархатно-гобеленовый коридор респектабельного лондонского отеля или же черный ход притона в Гонконге — плохо всем. Случается, что даже опытные бойцы начинают суетиться или — напротив — впадают в ступор. В коридорных боях бывает, что даже очень хорошие стрелки дают промахи на дистанции три метра… А выстрелы грохочут. И стволы дышат жарко, прямо в лицо. Взвизгивают пули. И нет выхода из узкой этой кишки, из этого тоннеля, который ведет прямо в морг…
В коридоре побеждает тот, кто быстрее стреляет и движется, кто опытней и хладнокровней… Или тот, кому сегодня фарт.
Немой сделал шаг в сторону, присел под лестницей у стены. Стремясь увидеть, что происходит внизу, Горин тоже присел на ступенях лестницы.
Прошло две или три секунды и первый «гестаповец» наконец— то упал, но из-за двери уже выскочил второй. Сразу дал короткую очередь. Кот мгновенно ушел влево, все три пули просвистели мимо. Две попали в стену, выбили фонтанчики штукатурки. А третья попала в нижнюю челюсть Горина… Кот выстрелил в ответ и снова положил пулю под самый срез каски. Второй «гестаповец» рухнул на первого… И в этот момент начала отворяться еще одна дверь. Она была за спиной у Кота. И за спиной у Немого.
Боль, пронзившая Горина, была сумасшедшей. Он даже не представлял, что бывает такая боль.
Дверь за спиной Немого открылась уже наполовину. Из нее осторожно высунулась голова в армейском шлеме. Она была как раз под Гориным. Горин — от боли он почти терял сознание — просунул ствол «Стечкина» меж ступенек, нажал на спуск. Между каской и ствольным срезом было двадцать сантиметров. Горин нажал на спуск. Девятимиллиметровая полусферическая пуля, выпущенная сверху под углом, пробила шлем, голову и застряла под ключицей… «Гестаповец» упал на Немого, а Горин потерял сознание и выронил пистолет.
Четвертого «гестаповца» Кот взял живым. Тот попытался отстреливаться, укрывшись под лестницей, но Кот хорошо знал, чем это лечится. Он произвел два выстрела так, что пули щелкнули по бокам шлема. После этого четвертый был деморализован в ноль. Он рухнул на колени, закричал, что у него беременная жена. Немой хотел было его пристрелить, но Кот сказал: погоди-ка, Леха. Вопросы к нему есть.
С Горина осторожно сняли маску. У Геннадия не было нижней челюсти, свисал розовый лоскут языка. Немой растерянно произнес:
— Господи! А где же…?
Из маски вывалился и шлепнулся на ступеньки страшный комок — рваные окровавленные ошметки вперемежку с зубами. В коридоре пахло порохом и кровью. Где-то наверху бушевала гроза.
Спустя две минуты они поднялись наверх. Немой и пленный «гестаповец» несли Горина, Кот — кейсы с «Ужасами».
Горина похоронили на высоком берегу Днепра в сорока километрах от Смоленска. Могилу вырыл Кот. Студент хотел помочь, но Кот ответил:
— Отойди. Это мое дело.
Немой положил руку на плечо Студенту, сказал:
— Так надо, Саша. Может, ему станет легче.
Во вспышках молнии, под вертикально падающими струями ливня, Кот взмахивал лопатой, как заведенный. Внизу блестел Днепр, шелестели под дождем деревья. И непрерывно грохотало, грохотало.
Когда Кот закончил свою работу, ливень начал стихать, гроза уходила на Северо-Запад. Тело опустили в могилу, в воду. На грудь Геннадию положили его «Стечкин». Глеб прочитал молитву. Остальные стояли молча, слушали. Ибо никто из них не умел молиться. Они умели убивать, взрывать, молчать на допросах, но не умели молиться.
Могилу засыпали землей, выложили из камней крест. Трижды прозвучал пистолетный залп. Выпили по сто грамм, собрали гильзы, поехали.
Рассветало.
Они отъехали уже на сто с лишним километров от Смоленска. Прямо в дороге Дервиш допрашивал пленного «гестаповца». «Гестаповец» рассказал про шлем. Дервиш с интересом осмотрел шлем с отметинами от пуль Кота на боковинах, пощелкал тумблером и сказал:
— Надо проверить. Остановимся.
Остановились в березовой роще. «Гестаповца» привязали к дереву, надели шлем, включили режим «Антиужас». Кот тем временем достал из машины кейс — один из тех двух, что захватили в Смоленске. Он быстро собрал «Ужас», открыл капот «Дракона», подключил установку к аккумулятору.
Светило солнце, пели птицы. «Гестаповец» со шлемом на голове стоял около белого ствола березы. Его ноги по колено были скрыты в пожухлом папоротнике.
Кот навел на него «прожектор» «Ужаса». Несколько секунд всматривался в лицо «гестаповца», а потом нажал на «спуск». Дистанция составляла около пятидесяти метров, мощность и таймер были выставлены на максимум. Прошло десять секунд… двадцать. «Гестаповец» стоял, как стоял, только бледный был очень. Дервиш сказал:
— м-да… А теперь снимите с него шлем.
Кот подошел к «гестаповцу», попытался снять с него шлем. «Гестаповец» начал вертеть головой, даже попытался лягнуть Кота ногой… Кот снял с него шлем. Аккуратно, как фарфоровую вазу, принес его обратно и передал Дервишу. «Гестаповец» закричал:
— Суки! Что же вы, суки, делаете?
Пятеро мужчин посмотрели на него, и он замолчал. Лицо сделалось безвольным. Студент подумал, что чем-то он похож на пленного немца, которого сейчас будут расстреливать партизаны.
Дервиш произнес: давайте, Виктор.
Кот кивнул и нажал на «пуск».
Прошло пять секунд… десять… «немец» стоял, как стоял… Пятнадцать секунд прошло… «Немец» стоял неподвижно.
— Не п— понял, — сказал Кот.
Дервиш крякнул и произнес:
— Я, признаться, тоже ничего не понял.
Кот спросил:
— П— повторить?
Немой сказал:
— Одно из двух: или он нас обманул и дело тут не в шлеме. Или не работает установка… Проверить можно элементарно.
— Как? — спросил Кот.
— Этот крендель, — Немой кивнул в сторону пленного, — говорил, что шлем подает звуковой сигнал при начале воздействия… Нужно выстрелить по шлему с близкого расстояния и послушать — подаст он сигнал или нет.
— Верно, — согласился Дервиш. Он бросил шлем Немому. Немой ловко поймал, отошел на три метра от Кота с «Ужасом», положил его на траву. Потом вернулся, лег на землю, выставил ухо в сторону шлема и сказал:
— Давай, Кот.
Кот навел «прожектор» на шлем, нажал на спуск. Шлем молчал. Прошло десять секунд — шлем молчал. Прошло двадцать, а он все равно молчал.
Кот недоуменно произнес:
— Сломался он, что ли?
Немой ответил:
— А может, это «Ужас» не работает? Для проверки предлагаю произвести «выстрел» из заведомо рабочего прибора.
— Уважаю людей с техническим мышлением, — сказал Дервиш.
Быстро собрали прибор, с которым провели атаку, каску повесили на куст в трех метрах от машины. Глеб «выстрелил» «зарядом» половинной мощности. Буквально через секунду шлем издал негромкий, но отчетливый прерывистый сигнал.
Дервиш сказал:
— Все ясно. Они нас переиграли — подложили неисправные приборы. Возможно, их сознательно привели в нерабочее состояние. Например, удалили программу.
Немой разочарованно сплюнул на траву, Кот зло выматерился, потом взял у Глеба «Ужас» и «расстрелял» пленника. Гестаповец кричал, бился, корчился судорожно. Потом затих.
Кот вылез из машины, сел на траву и закурил. Пальцы дрожали.
Потом, позже, Немой скажет Студенту: я первый раз видел, чтобы у Кота руки дрожали.
С той грозовой ночи в Смоленске лето кончилось. Жара, иссушавшая европейскую часть России два месяца, закончилась. Прошли сильные дожди, ливни. Лесные пожары сошли на нет, но за лето выгорели тысячи квадратных километров леса. Вместе с лесом огонь уничтожил сотни поселков — по большей части брошенных, пустых, но некоторые и с людьми.
Горячее лето 17– го запомнится надолго.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ТЕРРИТОРИЯ ЗЛА
После жаркого, изнурительного лета в Санкт-Петербурге установилась прохладная погода. За два месяца от жары погибли сотни людей. Сколько, не скажет никто — никто не считал. Тем более, что и без жары на окраинах Петербурга люди ежедневно гибли сотнями — от водки, наркотиков, самоубийств, ножей и кастетов, отсутствия медицинской помощи и лекарств, дурного питания и просто от нежелания жить.
А в «Золотом треугольнике» столицы прошел салон «Лакшери». Самая дешевая покупка, которая была совершена в дни работы салона, стоила две с половиной тысячи новых евро — зажигалка «Зиппо» в платиновом корпусе. Открылось новое казино «Черный трибунал». И уже ожидалось главное гламурное событие сезона — открытие нового ресторана «Маракеш». Известный режиссер Роман Биктюк обещал потрясти тетральный мир спектаклем «Минет». В обществе активно обсуждался поступок светской львицы Екатерины N. — на фестивале «Мир избранных» она залезла на стол и помочилась в вазу с фруктами… Наконец— то полиция арестовала Сосновского маньяка, который за два года задушил в Сосновском лесопарке девятнадцать человек. Оказалось, что это скромный банковский клерк.