— Кого же там хоронили?
— Людей, — пожал плечами Дервиш. — В нашем, говорят, лежат новгородские воины, погибшие в битве с литовскими крестоносцами.
— Здесь были литовские крестоносцы?
— Не могу утверждать. Специально изучал литературу, но никакого подтверждения не нашел. Думаю, впрочем, что вполне могли быть — до Литвы не так уж и далеко. Одна старушка мне рассказывала, что до войны поп из Внуто — это поселок неподалеку отсюда, — так вот, поп из Внуто службу на Пасху служил в ризах убитого теми крестоносцами священника. На них, якобы, даже сохранились следы крови убиенного батюшки.
Студент покосился на Дервиша, спросил:
— Вы в это верите? В смысле: вы верите, что до середины двадцатого века могли сохраниться ризы и даже следы крови на них?
Дервиш остановился, оперся на свою трость и улыбнулся:
— Я видел много такого, чего не должно быть. Что полностью противоречит здравому смыслу… А оно есть. Посему отвечу вам так: я не знаю.
За разговором они подошли к Трем Соснам. Два мощных дерева вздымались в закатное небо. Кора на стволах была цвета темной меди. Вокруг них островком рос можжевельник. Дервиш и Студент протиснулись между двумя свечками можжевельника. Открылась небольшая — метров десять в поперечнике — полянка. А на ней два дерева и пень — напоминание о третьей сосне. Между соснами был выложен круг из среднего размера валунов. Посредине круга вертикально стоял продолговатый камень с грубо вырубленным крестом.
Дервиш негромко произнес:
— Подойдите ближе.
Студент сделал несколько шагов и оказался в трех метрах от камня с крестом. Слегка шуршали сосны, роняли на землю хвоинки. Он стоял и смотрел на крест, вырубленный на сером камне. Думал: если старик прав, то этот камень стоит здесь уже около тысячи лет. А под ним лежат погибшие тысячу лет назад воины… Студент стоял и смотрел. Сосны шумели. Ему показалось, что их шум стал громче. Он подумал: ветер. Ветер на высоте, в кронах… Сыпались сверху хвоинки. А сосны шумели, шумели, и в этом звуке Александр Андреев по кличке Студент ощущал скрытое внутреннее напряжение. Хвоинки сыпались все гуще. Они ложились на голову и на плечи Студента. А шум сосен стал еще громче. А хвоя полетела еще гуще. Вскоре он стоял уже в потоке колючей хвои. Ему показалось даже, что от летящей хвои стало темнее. Как будто легкие сумерки опустились на жальник Три Сосны… И в этих сумерках, в этом неистовом шуме сосен Студенту послышался вдруг звон стали и голоса. Он слышал все звуки отчетливо, ясно, но как бы издалёка. Звенела сталь и хрипели раненые. Кровь выплескивалась на снег и страшные оставляла на нем узоры. Студенту сделалось холодно — так, как будто это его кровь расплескалась на снегу… Потом вдруг все стихло — и звуки и шум ветра. И хвоя перестала лететь с неба. Сделалось светлей… И тогда Александр ощутил взгляд. Кто-то смотрел на него внимательно и строго. Александр поднял голову и увидел на темной коре средней сосны «заплату» — светлый четырехугольник. Он медленно обошел каменный круг и остановился перед сосной. Четырехугольник оказался почти напротив его лица. Он был невелик — размером с тетрадный лист и заполнен янтарной сосновой смолой. Александр стоял и смотрел на него. А из светлой глубины кто-то смотрел на Александра. Это было необыкновенное ощущение… Студент захотел увидеть того, кто смотрит на него оттуда. И на «заплату» вдруг упал луч солнца — возможно, последний луч заходящего солнца. И тогда Студент разглядел в светлой глубине темные строгие глаза.
Солнце зашло, легли сумерки. Дервиш и Студент возвращались на хутор. Студент молчал. Дервиш сбоку посматривал на него и едва заметно улыбался. Когда прошли полдороги от жальника к хутору, Студент спросил:
— Что это было, Евгений Василич?
— Это был жальник, Саша.
— Но как…
— Не спрашивай ничего, — перебил Дервиш. — Ответа я все равно не знаю. Давай-ка лучше присядем. Ребята специально для меня скамейку тут соорудили.
Они присели на грубую деревянную скамью. Рядом лег Жилец. Дервиш вытянул ноги, сказал:
— Хорошо… А то устал я сорок минут на ногах простоявши.
— Как — сорок минут? — изумился Саша.
— А сколько времени, думаешь, ты там провел?
Саша думал, что пробыл у Трех Сосен минут пять, максимум — семь— восемь. Он так и сказал. Дервиш усмехнулся:
— Жальник, Саша, место сакральное. Особенное место. Но открывается он не всем. Тебе, я вижу, открылся… Это очень важно.
— Почему это важно?
— Скоро все узнаешь.
Некоторое время сидели молча. Потом Студент спросил:
— А кто же сосну— то спилил?
— Да два дурака местных. Но они дорого за это заплатили.
— Это как же?
— Одного на следующий день разбил паралич. Двадцатилетнего здорового мужика — паралич. Другого забрали в НКВД и он сгинул без следа.
— А вы откуда знаете?
Дервиш усмехнулся:
— Знаю. Тот, кого разбил паралич, был мой родной дядька… Вот так, Саша.
Было тихо, на небе начали проступать звезды.
Дервиш вдруг сказал:
— В Петербурге Мастер подобрал позиции, с которых можно «обстреливать» Башню, а Соколов сумел разработать насадку на антенну, которая на тридцать процентов увеличивает дальность «выстрела»… Я формирую группу, которая нанесет удар по Башне. По Председателю.
Саша понял, что сейчас будет сказано что-то очень важное. Дервиш продолжил:
— Риск — смертельный. И второго такого шанса у нас не будет. Для этого дела нужны бойцы, готовые пойти на смерть… Ты — готов?
К горлу Студента подкатил комок. Он сглотнул этот комок, произнес:
— Я… я… можно вопрос?
— Давай.
— Таких, как я в организации много. Почему — я?
Дервиш внимательно посмотрел на Сашу, сказал:
— Жальник, Саша, жальник… Жальник тебя принял.
Саша встал. Нужно было что-то сказать, но он не знал — что. Он спросил только:
— Когда операция?
— Скоро, Саша, теперь уже скоро.
На следущий день помянули Горина — исполнилось девять дней.
Председатель посмотрел в счета, которые принес Зурабчик:
— Почему так мало?
— Турки, — сказал Зурабчик и закашлялся. — Турки мутят. Как видите, французы и немцы расплатились сполна… А турки заявили, что в этой партии было очень много гепатитных.
— А ты что — не проверяешь их на гепатит?
— Да как же не проверяю, Сергей Сергеич? Конечно, проверяю. На гепатит, туберкулез, СПИД. Дважды. Они же считают, что едут на заработки в Европу. Поэтому все поголовно сдают анализы. Сразу отсеиваются больные. Остальных потом выдерживаем в карантине. И там, в карантине, повторно берем анализы.
— Тогда в чем дело?
— Так я же говорю: турецккие коллеги мутят… Мы им поставили в этом месяце четыреста шесть «ремкомплектов» в возрасте от семнадцати до тридцати двух лет, а они…
Председатель перебил:
— Слышь, ты, рейхсминистр по истреблению местного населения. Если ты решил отщипнуть втихаря долю малую, то ты и сам отправишься к «турецким коллегам». Староват, конечно, но по третьей категории пройдешь… Сколько стоит «ремкоплект» третьей категории, Самуил?
— В зависимости от состояния от пяти до двадцати тысяч… Сергей Сергеич! Я честно говорю: турки — суки…
— Ладно, иди. Скоро состоится визит турецкого премьера. Так я спрошу, сколько комплектов передали. И если узнаю, что ты утаил хоть пару комплектов…
— Сергей Сергеич!
— Иди, иди, бог подаст… Стой! Там вон, у дивана, Зойка трусы свои забыла. Принеси-ка их мне… Не в службу, Самуил, а в дружбу.
Студент ждал, когда Дервиш объявит о начале операции, но Дервиш молчал… Дервиш молчал, а лезть с вопросами было не принято: когда нужно будет — скажут.
Ежедневно Студент тренировался в стрельбе и достиг определенных результатов, но уже понял, что Кот прав… Каждый день Саша думал о Виктории. Обзывал себя последним дураком за то, что не позвонил ей, когда был в Петербурге. И дал себе слово, что обязательно встретится с ней до начала операции. Иногда Студент приходил к Трем соснам. Но никогда не входил внутрь островка можжевельника.
Сентябрь миновал. Деревья стояли в золоте, днем пригревало, а по ночам подмораживало и по утрам трава делалась белой от инея, хрустела под ногами. За ночь в ведрах с водой, что стояли на крыльце, образовывалась тонкая ледяная линза. Она приводила в восторг Лешку. Он смотрел через эту линзу на солнце, смеялся и даже лизал ее. И огорчался, что она так быстро тает в руках.
Вода в озере была уже совсем холодной, но Студент с Глебом каждое утро ходили купаться. Звали с собой Жильца. Жилец бегал по берегу, повизгивал, но в воду не лез.
Однажды утром Студент услышал над головой странный крик. Он поднял голову и увидел неровный журавлиный клин: курлы… курлы… А потом наступил день, когда Дервиш сказал: завтра выезжаете в Петербург. Все готово.
В Петербург каждая из четырех групп добиралась самостоятельно — своим, известным только Дервишу и Мастеру, маршрутом. В каждой машине ехали трое. С документами прикрытия комитета «Кобра» и «непроверяйками» на автомобиль.
Студент ехал в Петербург на своем «лэндкрузере». Вместе с ним ехали двое «гёзов» — Матрос и Сибиряк. Раньше Студент никогда с ними не пересекался, но знал: бойцы проверенные… Бойцы ждали его в Малой Вишере. Студент подобрал их около вокзала, подумал: интересно, их Дервиш тоже проверял жальником?.. В багажном отсеке джипа лежала несколько дорожных сумок. В самой большой находилась антенна-усилитель. В самой маленькой — «Ужас». У каждого из пассажиров был пистолет, пара гранат и автомат. Автоматы держали открыто, на виду — любому идиоту понятно, что так нагло оружие возят только сотрудники спецслужб. На всякий случай везли с собой синюю полицейскую мигалку.
Выехали ночью. Это тоже работало на версию принадлежности к спецслужбе. Трижды их пытались проверить. Каждый раз Студент молча показывал «гестаповскую» ксиву. На этом проверка заканчивалась. К Петербургу подъехали около семи утра. Было темно, туманно, фонари на кольцевой не горели. Освещен был только вантовый мост через Неву. Его мощные бетонные опоры вздымались вверх и терялись в низких облаках.