— Слушай меня внимательно, — ответил мужской голос из трубки. Спиридонов слышал его очень хорошо. — Лаврентий — агент «гестапо» по кличке Моцарт. Квартира под наблюдением. Уходи немедленно. Уходи через чердак. Выйдешь уже в соседнем доме. Повезет — проскочишь. Удачи.
Бульдог опустил руку с телефоном на колено. Моцарт ржал, как конь.
Спиридонов стиснул кулак и стукнул по подлокотнику кресла. Голос из коммуникатора спросил:
— Вы все слышали, господин полковник?
— Слышал, — буркнул Спиридонов. — Откуда звонили Гению?
— Еще не знаю.
— Свяжитесь с центром радиоконтроля.
— Уже связались, в самое ближайшее время они дадут ответ… Вот, уже. Звонок прошел с Ладожского вокзала.
— Хорошо. Передайте, чтобы они постоянно «держали» этот терминал[71].
— Так точно, — ответил «Огонек— 2».
Спиридонов отлично понимал, что «Иванов» — матерый, опытный волчара. Скорее всего, он быстро избавится и от симки и от самой трубы. Возможно, уже избавился. «Огонек— 2» тоже это понимал.
Спиридонов сказал:
— Теперь я хочу видеть, что сейчас происходит в квартире.
— Секунду, — ответил «Огонек» и, действительно, через секунду на мониторе вновь появилась кухня. Бульдог все так же сидел у стола, сжимал в руке телефон. Лицо было сосредоточенным и хмурым. Моцарт крикнул:
— Буль, греби сюда. Тут такое — я уссываюсь!
— Ща приду, — негромко произнес Бульдог. Он положил в карман телефон и взял со стола нож, которым чистил картошку. Это был обычный кухонный нож с клинком около двенадцати — четырнадцати сантиметров.
Спиридонов произнес: твою мать!
Бульдог поднялся с табуретки и сделал шаг в сторону комнаты. На скулах играли желваки.
Спиридонов сказал:
— Немедленно свяжитесь с Моцартом.
— С Гением? — уточнил «Огонек». Моцарт был известен им как «Гений».
— Да, — сказал Спиридонов, — с Гением.
— Боюсь, что поздно, господин полковник.
— Все равно — свяжитесь.
— Так точно.
Бульдог подошел к двери комнаты. Оператор в фургончике переключился на другую камеру и теперь Спиридонов видел комнату, Моцарта и Бульдога в дверях.
— Смотри, смотри! — возбужденно и весело говорил Моцарт. — Смотри — вот придурки!
Бульдог быстро переместился и оказался у изголовья дивана. Потом навалился на Моцарта сверху и приставил нож к горлу, под кадык.
Моцарт удивленно спросил:
— Ты… что?
— Ничего… Убью я тебя щас, Валера.
Моцарт улыбнулся и сказал:
— Это что — шутка? Дурацкая, скажу я тебе, шутка.
— Нет, Моцарт, это не шутка.
Агент Моцарт услышал свой оперативный псевдоним и дрогнул. Лишь на одну секунду изменило ему хладнокровие и метнулся в глазах страх… Но Бульдог заметил. Заметил — и все понял. Еще секунду назад у него были сомнения. А теперь их не стало. И Моцарт понял, что Бульдог понял.
— Витя, — сказал Моцарт и сглотнул комок в горле. — Витя, это же провокация, Витя.
Кулаком левой руки Бульдог ударил сверху по рукоятке ножа, нож вошел в горло Моцарта на всю длину клинка. Моцарт вытаращил глаза и попытался вырваться. Бульдог навалился всем телом, прижал. Моцарт бился, хватал ртом воздух, пытался вывернуться. Это продолжалось вечность — целую минуту.
Спиридонов выругался. Потом сказал:
— Его нужно взять. Живым. Передай всем: он мне нужен живым.
— Так точно, господин полковник.
Спиридонов нажал на кнопку коммуникатора, отключился. Он снял и бросил на стол очки, закрыл глаза и начал массировать веки. Потом открыл глаза, надел очки. Нажал на кнопку коммуникатора, вызвал оперативного дежурного:
— Немедленно свяжитесь с дежурным на Ладожском вокзале. На вокзале может находиться террорист. Предположительно мужчина около шестидесяти лет. Вооружен… Свяжитесь с центром контроля — они держат его за хвост[72]. На вокзал направьте все свободные опергруппы.
— Бысто кинуть на вокзал могу только четыре, максимум пять групп, Георгий Анатольевич. Остальные задействованы на обеспечение визита президента Турции.
— Знаю, — устало сказал Спиридонов. — Направьте, сколько есть.
Он был уверен, что «Иванов» уже покинул вокзал.
После звонка Бульдогу Мастер положил телефон на скамейку, на которой сидел, поднялся и пошел прочь. Он отошел всего метров на десять, остановился у стенда «Разыскивает комитет ґґКобраґґ». Он делал вид, что разглядывает фотографии террористов, а сам косил глазом на скамейку. Не прошло и минуты, как мимо скамейки прошел молодой кавказец. Не оставаливаясь слегка нагнулся, схватил телефон и пошел дальше.
Бульдог сидел на краю дивана рядом с человеком, которого он только что убил. Бульдогу уже доводилось убивать. Но — врагов. А Валерка… Валерка был свой. Еще пять минут назад он был свой. Пять минут назад Бульдог готов был шагнуть под пулю, если бы жизни Валерки угрожала опасность. Теперь Валерка лежит мертвый, а в руках у Бульдога — окровавленный кухонный нож.
В телевизоре кривлялся кандидат на звание «Реальный идиот», хохотала массовка. По оконному стеклу змеились струйки воды.
Неожиданно Бульдог почувствовал одиночество. Абсолютное, пронзительное одиночество. Он был один, совсем один в этом чужом нороде — темном и непонятном. В его родном Тамбове все было другое — город, люди и даже небо. Бульдогу хотелось обхватить голову руками и закричать…
Кандидат на звание «Реальный идиот» сказал:
— Теперь скажу относительно жопы моей соседки.
Студия взорвалась хохотом.
Бульдог схватил стул и швырнул его в телевизор.
Через крошечный глаз камеры на него смотрел полковник «гестапо» Спиридонов.
Стол в гостиной «Серебряный век» накрыли на двадцать четыре персоны — для самого узкого круга.
В 20.09 в гостиную вошли Председатель и президент Турции. За ними их супруги. Следом — остальные. Избранные. Дамы были в вечерних платьях, мужчины — в смокингах. Сверкали бриллианты. Супруга президента Турции невольно остановилась, ошеломденная роскошью интерьера «Серебряного века». Квартет из Мариинки негромко наигрывал Вивальди.
Трое мужчин — Глеб на дереве над кладбищем, Кот на крыше огромного цеха и Студент под куполом храма — ждали команды, но команды не было. Светилась в темноте Башня, реяли над ней флаги.
Полковник Спиридонов зашел к Власову, лаконично и четко доложил о ситуации на Приморском. Первый вопрос, который задал своему заму руководитель комитета, был такой:
— Чердыне уже сообщили?
Власов очень ревниво относился к тому, что его сотрудники контактируют с Чердыней через его, Власова, голову. За такие контакты одного начальника службы он загнал служить в Череповец.
— Нет, — коротко ответил Спиридонов.
— Надо сообщить, — сказал Власов. Он протянул руку к коммуникатору. Три первых кнопки его коммуникатора распределялись так: Председатель, Чердыня, любовница Власова Соня Березовская… Генерал нажал кнопку номер два. Через несколько секунд в трубке раздался голос Чердыни.
Бульдог поднялся с дивана. Бросил нож и стянул через голову окровавленную рубашку, вытер об нее липкие от крови руки, скомкал, швырнул. Потом прошел во вторую комнату, взял свою сумку, вытащил из нее и надел другую рубашку. Поверх нее — самодельный жилет-разгрузку. Щелкнул карабинчиками, пристегнул вытяжные шнуры к кольцам гранат, уложил их в нагрудные карманы. В отдельный карман положил запасной магазин. Вложил в открытую кобуру на поясе «Стечкин» и вышел в прихожую. Обул кроссовки, надел черную синтетическую куртку и черную кепку. Немного подумал, потом вернулся в комнату, где лежал мертвый Лаврентий-Моцарт, запустил руку под подушку и вытащил из-под нее большую черную «беретту». На труп Моцарта старался не смотреть.
Бульдог опустил прехохранитель «беретты», убедился, что патрон уже в патроннике и вышел в прихожую.
В «Серебряном веке» начался ужин. Председатель произнес тост за старых друзей, принимать которых — большая радость и высокая честь. В ответ президент Турции произнес тост за гостеприимных хозяев. Звенели бокалы с двуглавыми орлами, шампанское искрилось, люстра сверкала, звучала музыка.
Шел дождь. Глеб стоял на «палубе», прислонившись к стволу березы, укрывал полой плащ— палатки аккумулятор и ждал команды. Ветви березы качались, шумели над головой, густо летели мокрые листья.
Кот сидел в своем закутке на крыше цеха, тоже ждал команды. Дождь молотил по плащ— палатке.
Студент по-зэковски, на корточках, сидел под церковным сводом. Здесь он был защищен от дождя и от ветра. Здесь он был совершенно невидим снаружи, поэтому можно было даже курить. Студент тоже ждал команды.
Команды все не было.
Бульдог посмотрел в глазок — на площадке, освещенной тусклой сорокаваттной лампочкой, было пусто. Он осторожно оттянул язык засова, приоткрыл дверь, прислушался. Где-то — кажется, этажом выше — был слышен приглушенный дверью смех. Видимо, соседи тоже смотрели «Реального идиота»… Бульдог дольше минуты простоял, прислушиваясь. Потом выскользнул из квартиры, аккуратно прикрыл дверь и пошел вверх по лестнице.
Он проник на незапертый чердак, включил фонарик. Громко шумел дождь над головой. Бульдог двинулся в сторону соседнего подъезда. Через сорок секунд он стоял у двери, которая могла привести его к свободе. Он решительно распахнул дверь. Свет здесь не горел. Бульдог шагнул на площадку и… тело свело чудовищной судорогой. Уже теряя сознание, он понял: парализатор.
На большом мониторе в главном зале Ладожского вокзала был включен канал «Промгаз Медиа». Транслировали новости. Диктор — обаятельная, нерисованная — произнесла:
— В эти минуты начинается ужин, который Председатель дает в честь высокого гостя…
Мастер сказал: ну что же? Пора.
Чердыня собирался ехать на Приморский, когда позвонил Михельсон.
— Генрих Теодорович, — сказал он, — на том фото, что вы мне прислали, не настоящая антенна. Она очень похожа на настоящую, но не настоящая — муляж. Ума не приложу, кому понадобилось делать му…