— Да я нормально, сестренка, уснул просто, — я разглядел деваху, господи, кого на фронт берут таких, как мы, таскать, ладно еще я вот небольшой, так и то восемьдесят килограммов вешу, а тут девчонка, лет шестнадцать, маленькая, худенькая, нос крючком, глазищами хлопает да все причитает.
— Как же ты, родненький без каски-то воюешь, нельзя же? — причитала и спрашивала одновременно девчонка.
— Почему без каски, — я и правда удивился, ведь я ж ее почти не снимая таскал. Хотел ощупать голову, но сестра уже занималась перевязкой и мягко так отстранила мои руки.
— Подожди, сейчас закончу.
— Как тебя звать-то, родная?
— Маша. Тебе больно? — она заглянула мне в глаза.
— Да нет, а чего там, на голове-то? — хотелось знать, на фига она на меня бинты переводит.
— У тебя и лоб, и голова рассечена, даже не знаю, чем это тебя так…
— Сань, каска с «девяткой» твоя? — в комнату вошел Петруха, с забинтованной левой рукой. В другой у него было каска. Я давно любимую цифру на своей каске нацарапал.
— Ага, это чего, моя? — Петя протянул мне каску, а я, поглядев на нее со всех сторон, вскинул брови.
— Сам, что ли, проткнул? — показывая на дырку в каске, спросил я у напарника.
— Мне что, заняться больше нечем было? — Петя покрутил пальцем у виска.
— Тоже зацепило? — я ткнул пальцем в свежую повязку на руке.
— Осколок мимо пролетал, зацепил немного, падлюка такая, ерунда. Ты чего каску не застегнул, когда в атаку рванули?
— Да фиг его знает, забыл, наверное, — пожал плечами я. Вот так случай, как бы на этом везение не кончилось. Пуля попала мне в каску и, пробив ее, рассекла голову вскользь, как внутрь не вошла, уму непостижимо.
Девушка-санитар, закончив свои докторские дела, ушла, даже поблагодарить не успел, сидел тут задумавшись, надо будет хоть шоколадку ей подарить, мы у немцев много взяли. «Nestle», кстати.
— Взводный как, посчитал уже людей? — спросил я севшего рядом и достававшего еду Петра.
— Ага, с нашего взвода один убит и один ранен, обоих на тот берег отправили. Во втором взводе, где политрук командовал, трое раненых и тоже один покойничек, остальным меньше повезло. Мы ведь уже в доме были, когда немец отвечать-то начал всерьез. А те наши два взвода, что соседями по дому были, только еще бежали, вот им и прилетело серьезно. Там уж и минометы долбили вовсю, и пулеметов хватало. Ты, брат, меня напугал даже. Я не сразу вообще понял, куда ты сорвался, выскочил из дома, а ты уже почти досюда добежал. Бегу, смотрю, каска полетела, а ты дальше чешешь, ее подобрал на ходу и за тобой. Только в доме тебя потерял, пока искал, тебя уж тут сестренка бинтовать стала. Ну и здоров же ты, братец, бегать, быстрее пули, наверное, бежал.
— Сам знаю, что дурак, да уж больно Нечаев у нас кричит хорошо, так и хочется быстрее приказ исполнить. — Мы вместе рассмеялись и перекусили.
— Покемарь чуток, пойду, узнаю, дадут нам отдохнуть-то, или опять побежим? — Петя встал и, кивнув, вышел. А я взял и завалился на фрицевскую кровать, нехай ищут, если нужен буду, найдут.
Сколько прошло времени, не знаю. Но как-то даже выспался. Встав с кровати, надо же, сапоги кто-то с меня сдернул, вот молодцы, намотал портянки и влез в стоявшие возле кровати сапоги. Петруха наверняка расстарался, блин, вот ведь Человек, с большой буквы! На столе возле окна стояла банка тушенки и рядом, на клочке газеты лежал хлеб, да свежий, однако. Достал трофейный складной нож, в нем есть консервный нож, и вскрыл банку. Эх, жить — хорошо, а хорошо жить еще лучше. Схомячив почти полбуханки хлеба и вычистив корочкой банку, запил все это из фляги водой. Чего-то опять в сон потянуло, э, нет, пойду-ка командира поищу.
Лейтенант оказался этажом выше, что-то разглядывал в бинокль.
— Здравия желаю! — бодро отчеканил я.
— Чего орешь-то? Да и одни мы тут, не тянись. Как отдохнул?
— Замечательно, а сколько времени?
— Почти три часа дня, — посмотрев на часы, сказал командир.
— Ого, я чего, целых три часа спал и меня никто даже не пнул?
— Да пытались разбудить, да ты как покойник спал. Не шевелишься, не храпишь, вот и оставили в покое.
— Спасибо, товарищ лейтенант, большое человеческое спасибо, — искренне сказал я.
— Нам дали передышку, учли, что мы всю ночь воевали. Комполка по телефону благодарил за то, что домик тот, что ты взял, вовремя захватили.
— Ага, — скорчив рожу, киваю, — взял, да в одиночку полроты гансов смахнул, как крошки со стола, и сижу теперь как герой. Ты чего, лейтенант, очумел, что ли?
— Ладно, мы взяли, так что начальство довольно.
— Ну и слава богу, это же хорошо, когда начальство довольно, — улыбнулся я.
— Вторая рота нашего батальона пошла дальше, если захватят соседние дома, нам вообще хорошо будет. А у первого батальона плохо, они вокзал штурмуют, у них в батальоне ведь тоже уже далеко не полный состав, а гитлеровцы сидят основательно. Разведка у соседей ходила прошлой ночью, говорят, совсем там туго. Несколько раз с фашистами местами менялись. Тут вообще дальше легко не будет. Это сюда немцы большие силы не бросают, экономят, а в двух сотнях метров отсюда танки стоят, вот где сложно-то.
— Прорвемся, командир, не мы, так те, кто за нами пойдет. Всегда так было и всегда так и будет. Кто-то гибнет, кто-то прорывается и побеждает. Сейчас-то нам что делать?
— Курочкин сказал, что это ты немецкого офицера из снайперки положил?
— Да, с третьего выстрела. Потом пристрелялся и еще вроде нескольких «заземлил».
— Вот, а ты спрашиваешь, зачем я тетрадь веду и все про вас записываю. Ты себя слышишь? Откуда у тебя словечки такие, я так иногда тебя вообще не понимаю, как будто и не нашем языке говоришь.
— Извини, Леш, да сами как-то придумываются, я не специально.
— Ты за языком приглядывай, а то уже не я спрашивать буду, — предостерег меня взводный. — Винтовку с оптикой младший сержант Фоменко в полк отнес, но я тебе тут подарок приготовил, ты же говорил, что больно уж тебе хочется с прицелом пострелять.
— Было дело, да и правда интересно. С автомата строчишь-строчишь, попал, не попал, только гильзы звенят, а тут… — я многозначительно вскинул брови, — тут другое дело.
— Сейчас, подожди, — лейтеха вышел, а я сел на стул возле окна. Тут на столе лежала развернутая карта, точнее, командир обстановку зарисовывал. Поглядел, а хреновые у нас дела-то. Стоит фрицам ударить по нам с двух сторон и всё, ладно, если к переправе успеем свалить. Хотя я, конечно, не совсем точен, слева вроде наши соседи хорошо укрепились, вряд ли так просто их пройдут, но если фрицы танки подтянут, тогда да, тяжело будет.
— На, владей! — отвлек меня голос Нечаева. Развернувшись на стуле, уставился на командира.
— Блин, командир, вот это подарок! — я восхищенно вытаращил глаза. Взводный держал в руках немецкую винтовку с оптикой.
— Держи, говорю, чего глазами хлопаешь? Эту никто не заберет, я ее на взвод записал, теперь твое оружие.
— Слушай, командир, но я ведь не снайпер, этому учиться надо! — сомневаясь в своих возможностях, сказал я.
— Вот и учись, я тоже первый день в бою взводом командую, не плачу же!
— Как прикажешь, — взял винтовку в руки и стал разглядывать. — А где хозяин этого ствола?
— Ее в квартире наверху нашли, там же трупик свеженький, весь такой в пятнистой одежке, ботиночки хорошие, и головы почти нет, гранату кто-то кинул.
— Кто прибрал? — спросил я, понимая, что наши хрен пройдут мимо хороших вещей.
— Да разобрали кому что, только оружие принесли.
— Да, от ботиночек фрицевских и я бы не отказался, удобные они у немцев.
— Ну-ну, хватит тут нашу советскую обувь хаять, — улыбаясь, проговорил взводный. — Иди оружие осмотри, пристреляйся, патронов мы немецких много захватили.
— Да я вон ленту от МГ сейчас распотрошу себе в сидор, мне надолго хватит. — И я, подхватив винтовку, вышел из квартиры.
Не успев спуститься вниз, натолкнулся на Петруху.
— О, Сань, проснулся? — бодренько так спросил напарник.
— Да. Спасибо, брат, за еду, очень вовремя.
— Да ладно, я же понимаю, ты устал… — смущенно ответил Петя.
— Петь, ты чего? Вместе же воевали, чего ты меня все выделяешь? — И правда, чего-то Петро меня все хвалит и хвалит.
— Так ты вон как знатно воюешь! — продолжал петь дифирамбы напарник и прятал глаза от смущения.
— Пе-тя! — сказал я, уже не улыбаясь.
— Извини, Сань, — напарник замолчал, но через пару секунд выпалил: — Ты же меня спас там, — Петя махнул рукой себе за спину, — меня бы уже не было тут.
— Когда это, о чем ты вообще? — я совсем растерялся, не понимая, о чем говорит друг.
— Когда переправлялись, бомба рядом с баржей упала, помнишь, меня выкинуло тогда, а я плавать не умею. Ты же меня вытянул, что, забыл, что ли? — Ах, вон он о чем. Честно говоря, я и не заметил в темноте, кого я тащил. Было дело. Баржу взрывной волной в скулу шлепнуло, а парень на ногах стоял, вот и полетел за борт. Мне тогда даже прыгать не пришлось, он рядышком бултыхался, я свесился за борт и вытащил его. Блин, там так страшно было, что я забыл об этом сразу, а парень-то впечатлился, оказывается. То-то я думаю, чего он за мной так ходит, помогает, жрать вон притащил и буквально в рот заглядывает, когда я что-нибудь говорю.
— Братуха, забудь ты это. Я же не видел даже, кого вытаскивал, да и любой бы так сделал на моем месте.
— Да вот никто кроме тебя и не кинулся ко мне. А знаешь, как мне от этого страшно было? Меня в детстве дед плавать учил, в пруд швырнул, а я камнем на дно, ну боюсь я воды, не могу себя перебороть. Как оказываюсь в воде, на меня просто паника нападает, не знаю, что делать.
— Вот немчуру расхреначим под орех, сам тебя научу. Слово даю, не надо воду бояться, вода это жизнь.
— Как скажешь, только я все равно утону, боюсь я.
— Эх, вояка ты хренов. Пошли давай, надо мне трофей пристрелять, видишь, какую мне «цацку» командир подарил? — я показал парню немецкую винтовку.