— Что ты сказал, гад, я тебя сейчас здесь закопаю и скажу, что так и было, — он схватил меня за грудки.
— А чего ты разошелся-то? Думаешь, свои вещи требовать стану? Винтовку с пистолетом вы, скорее всего, сдали, хотя винтовка на роте числится, а вот мой складешок кто-то из вас себе взял, ну да ладно, чего уж там. Только обидно, уж разобрались же, чего ты на меня бычишь-то? В одной армии служим, а ты как не русский? — Удар под дых прилетел как-то быстро и не сильно. Но пришелся он аккурат в швы на брюхе, как-то нехорошо мне стало, чуть не «поплыл».
— Заткнись, гад, не доводи до греха? — А меня вдруг тоже зло взяло.
— Эй, мужики, кто вам такого неуравновешенного командира дал? У вас, наверное, и языки-то не доживают до допроса? — Снова удар, на этот раз в лицо. Сплюнул, крови не увидел и глянул в глаза Мальцеву.
— Ты кто по званию? — Тот держал руку на замахе, готовый ударить вновь.
— Чего? — удивился Мальцев. Стоявшие сзади и оглядывавшие округу бойцы не мешали.
— Ты чего, глухой? — грубо бросил я.
— Я гвардии лейтенант, как ты вообще смеешь мне «тыкать»?
— Ну ладно, лейтенант, трибунал так трибунал… — вздохнул я и без замаха, хлестко, открытой кистью пробил разведчику в пузо. Лейтенант сжался, согнулся, захрипел. Витиевато выругавшись и посмотрев на меня, открыл рот.
— Ты чего сделал-то, гад? — хриплым, севшим голосом проговорил разведчик.
— А что, не нравится сдачи огребать, так я могу и добавить! — усмехнулся я, снимая с плеч сидор.
— Я тебя порву сейчас! — вскипел Мальцев и бросил свой автомат.
— Э, командир, ну-ка хватит уже! — это внезапно ожили два сопровождавших нас бойца. — Ты сам сейчас на трибунал заработаешь, чего ты к нему привязался?
— Молчите! Вы чего, не видите, что ли, что он издевается надо мной? — обратился к парням их командир.
— Ну, хоть и взяли мы все себе, все равно отдавать не будем, трофей и есть трофей! — «вылез» один из бойцов.
— Какие же это трофеи? Вы и со своих снимаете, что ли? — усмехнулся я.
Дальше все пошло как-то быстро. Сначала я отбил удар Мальцева и ударом кулака в грудь отправил его на землю, затем меня схватили сзади на удушающий, и пришлось повертеться, чтобы вылезти. Пробить локтем в корпус так, чтобы отпустили, явно не получилось бы, ватник на разведчике штука толстая, ударил головой. Повезло в том, что державший меня парень был чуть выше меня, затылок прилетел ему аккурат в нос. Издав вопль, боец меня отпустил, а я, уходя от удара третьего разведчика, ушел в кувырок. Не успел выпрямиться, когда метрах в тридцати разорвался снаряд, или мина, черт ее знает. Все попадали на землю и стали отползать. Услышал только вслед:
— Лучше сдохни побыстрее, а то поможем!
— Сами будьте здоровы! — крикнул я, отползая в сторону развалин, в надежде укрыться от обстрела. Все-таки это были мины. С воем они шлепались где-то на улице и лопались, разлетаясь осколками по округе. Черт, чего я привязался к этим разведчикам? Сам не понимаю. Возможно, сыграла именно наглость, с какой те разговаривали со мной. Еще с той жизни ненавижу наглецов. Да понимал я, конечно, что ничего они мне не вернут, но зачем было борзеть? Сказали бы просто, парень, да, мы себе взяли, ты был почти трупом, а то начали выделываться, да ты фриц, да это трофеи, да мы тебя захватили… Ну, чего они так себя повели, а? А и фиг с ними, доложат, отвечу. Но, конечно, ситуация мне не понравилась, ругаемся со своими, когда враг рядом, неправильно это.
Перебежками от кучи мусора к куче пробирался в сторону площади Января, примерно помню, где она. Прошел уже метров триста, когда окликнули:
— Стой, стрелять буду!
— Стою. Дальше чего?
— Кто таков?
— Сержант Иванов, в сорок второй полк иду, дорогу подскажете?
— Пришел считай, здорово, Саня! — услышал я второй голос. Приглядевшись, из подвала показались три человека. Двое страховали, не вылезая на улицу, один пошел ко мне.
— О, здорово, Вань, вы тут, что ли, стоите? — я узнал паренька. Когда-то мы с ним и еще двумя бойцами лазали к немцам со взрывчаткой.
— Да тут. Ты из госпиталя? Ротного видел?
— Да, оклемался, вот удалось вернуться, несмотря на некоторое противодействие со стороны дивизионной разведки.
— Чего случилось? — удивился Иван.
— Да, поспорили немного о том, что считать трофеями. Они говорят, что даже если с нашего бойца снимают что-то, притом, что тот живой, то это все равно трофей. Я не согласился, немного пободались.
— Ясно, слышали уже про такое, кто-то с ними сталкивался уже. После атаки наши боеприпасы собирали, появились какие-то непонятные ребята и давай трупы шмонать, причем и наших, и немцев. Тоже тогда подрались.
— Ясно. А старлея нашего в Куйбышев отправили. Нога у него плохая, весь в гипсе, нескоро восстановится. Просил все, чтобы здесь оставили, но врачи настояли, пришлось ехать.
— Ясно, тебе, наверное, к командиру надо, у нас теперь новый и в роте, и в батальоне.
— И как?
— Да вроде ничего мужик, капитан, после госпиталя к нам попал, сам просился в Сталинград, это уже кто-то рассказывал, говорят, что слышали, как он у комдива просился его взять. А батальонный жестковат, опять же, «радио» сообщило, что разжалованный из полковников. До майора понизили и пихнули на наш батальон, вроде как под Харьковом начудил чего-то.
— Ладно, разберемся.
Меня проводили до наблюдательного поста, где находился командир роты, увидев мужика, я аж крякнул. И где такого «откопали-то»?
— Здравия желаю, товарищ капитан, разрешите доложить?
— Слушаю, — капитан сидел за столом над картой, подняв голову, он кивнул.
— Сержант Иванов, явился после излечения, прошу зачислить в роту. До ранения командир первого взвода вашей роты.
— Вот блин-блинский! — крякнул капитан, поднимаясь и протягивая мне руку. — То не одного взводного, а то девать некуда. Черт, мне только вчера лейтенанта молоденького дали, место занято, сержант…
— Да я не претендую, готов служить, кем поставите, ну, кроме повара, конечно. А то боюсь, после моей стряпни, меня тут же пристрелят, — смеюсь я, а ротный подхватывает. Когда он вылез из-за стола, я подивился пуще прежнего. Роста в командире метр восемьдесят, может, восемьдесят пять, привычный вполне, но вот блин в ширину… Этакий Шварценеггер в юности. Хотя мужик был постарше меня, лет тридцать пять, наверное.
— Отлично, что не стал настаивать, думал, уже придется объяснять, что командиром взвода должен быть военный, в звании от младшего лейтенанта и выше. Молодец. Какая-то специальность есть? — В этот момент за моей спиной раздались шаги и в комнату подвала, откинув ширмочку, кто-то протиснулся. Капитан кивнул, а я, полуобернувшись, увидел нашего политрука, живой, стало быть.
— Вот это номер, Иванов, откуда ты взялся? — распахнув объятия, двинулся ко мне наш политический руководитель.
— Да все оттуда же, с того берега вестимо! — козырнул я, но политрук уже обхватывал меня своими руками. Ответил на приветствие, надо же, как человек проникся, а раньше я за ним не замечал такого к себе уважения.
— Поправился? Когда пришел? Нечаева видел? — вопросы сыпались как из пулемета.
— Поправился, только пришел, Алексея на днях в Куйбышев увезли.
— Что, товарищ политрук, хороший боец к нам вернулся? Я у него спрашивал, есть ли специальность…
— Специальность… есть у него специальность… Специалист по созданию проблем, лучше него и не найти. — Я аж подавился слюной. Вот это поворот.
— Вот как, и кому он проблемы приносит? — с подозрением спросил ротный.
— Немцам, конечно, кому же еще? — рассмеялся политрук, а я, наконец, начал дышать. — А вообще, лучшего бойца в роте и не было никогда, да и в батальоне, наверное! — вот как мне польстил политрук. Не зря он мне всегда нормальным мужиком казался.
— Так это же очень хорошо! — воскликнул капитан. — А то все один молодняк. Ты вот что, сержант, взвода для тебя пока нет, хотя, наверное, понимаешь, что это ненадолго.
— Понимаю, — заполнил я паузу, что взял капитан.
— Так вот, займешься молодыми. У тебя и опыт, и звание, хоть немного, но надо бойцов подтянуть. Ведь ничего не умеют. Оружие вроде чистят, а бой начнется, то у одного осечка, то у второго. Постоянно патрон перекашивает в автомате, гранату тут один кинул, немецкую, а взрыва нет. Спрашиваем, как кидал, оказалось, шнурок не дернул. Все деревенские, крепкие, но вот знаний катастрофически не хватает.
— Ясно, с каким взводом сложнее всего?
— Сержант, у тебя имя-то есть? — перебил меня капитан.
— Александр я.
— Тезка значит, хорошо. Ты думаешь, что у нас тут взводов, как в мирное время?
— У нас два было, когда меня «хлопнули». Около сорока человек на всю роту.
— Так мы еще и богачи! — капитан глянул на политрука, а тот кивнул. — У нас пятьдесят два бойца.
— Ты гля, как у вас тут богато, — смеюсь я и, вскинув руку к шапке, продолжил: — Разрешите выполнять?
— Давай, Саня, почти весь состав в этом доме, точнее развалинах, конечно.
— Он у нас еще и снайпером был, хорошо стрелял, — вставляет свое веское слово политрук.
— Да мне до снайпера, как до Пекина раком, — и увидев застывшие лица командиров, рявкнул: — Виноват. Опыта в снайперской стрельбе имею очень мало.
— Тридцать восемь подтверждённых солдат и офицеров противника. Это мало? — удивляется политрук, вот гад, Петькин блокнот нашел. — Это сколько же снайперу убить надо, чтобы опыт появился, по твоему мнению?
— Тут просто практика нужна, постоянная. Ну, и обучение, конечно. Я ведь ни в маскировке, ни в передвижении ни в зуб ногой. Только и могу, что более или менее удачное место найти да выстрелить пару раз.
— Так, скромность всю на потом оставим. Винтовки пока все равно у нас нет, сделаю запрос, может, и пришлют.
— Вы, товарищ капитан, запрос будете делать, скажите, что в дивизионной разведке есть винтовка, лишняя она у них, да и числится, кстати, на нашей роте.