, что сами и разрушили. На заднем дворе госпиталя, куда подкатила наша машина, сновало множество людей. Одни в белых, точнее очень сильно застиранных халатах, другие в форме, третьи кто в чем. Санитарки развешивали стираные вещи и бинты, кто-то из бойцов колол дрова. Странно, раненый и дрова колет. Хотя я ведь в Куйбышеве тоже без дела не сидел. Как только почуял, что раны не тревожат, так и включился в работу.
Меня притащили сразу в операционную. Она была пуста, и бойцы, помогая мне, поддерживая под руки, внесли внутрь. Операционная была пуста. Ни больных, ни врачей.
— Оставайтесь тут, я схожу, поищу кого-нибудь, кто нам скажет, что делать, — проговорил капитан и вышел за дверь.
Вернувшись через несколько минут с врачом, следак впал в ступор.
— Док, давай сегодня без выкрутасов, теперь уже не тороплюсь, — сделал я жест здоровой рукой, показывая безразличие.
— Сколько же я тебя уже латал? — От нашей беседы особист и впал в ступор, наверное, его удивили те панибратские отношения, что я позволял себе в отношении военврача третьего ранга. А дело в том, что я вновь оказался на столе у того пожилого дядьки, что уже чинил мне шкурку во время боев за город.
— Ой, даже со счета сбился, — серьезно ответил я.
— Кто-то тебя бережет, ты у меня как постоянный пациент стал.
— Ага, думаете, мне это радость приносит?
— Нет, не думаю, — задумчиво произнес врач, — ну, что, приступим?
— Давайте, только это, доктор…
— Ну-ну, говори, — подбодрил меня военврач.
— Если не получится спасти руку, то сделайте так, чтобы я отсюда вперед ногами вышел, ладно?
— Это что еще за пораженческие разговоры? — без тени юмора набычился старый врач. — Я, по-твоему, кто? Коновал?
— Даже в мыслях не было сравнить вас с ветеринаром, — хмыкнул я.
— Если бы мне было наплевать на вас, бойцов, я уже тебе давно бы и руку, и ногу мог отпилить, хватит болтать, ори уже!
И я заорал. Черт, как я орал в этот раз. Казалось, этот хренов интеллигент мне кости через отверстие в руке вытаскивает, скоблит и обратно сует. Даже не думал, что после танкового осколка в спину я буду испытывать такие мучения от раны в руку. Господи, да как же больно-то! Я и минуты, наверное, не продержался, хотя, как говорит сам военврач, это даже к лучшему.
Сколько длилась операция, что мне там делали, представления не имею, очнулся в палате. Чисто, тихо… Нет, кажется, кто-то недалеко воет. Покрутил головой, нет, рядом никого, значит, где-то в соседней палате или операционной.
Когда окончательно пришел в себя, чуть снова не упал в обморок. Руку не чувствую вообще. Думал все, хана, здравствуй, дембель инвалидный. Однако, повозившись, почему-то правая рука оказалась привязанной к кровати, я сумел немного стащить одеяло, пришлось активно шевелиться. Левая, раненая, рука оказалась примотанной к телу, ага, это чтобы наверняка, вдруг очнусь да размахивать стану. Желания у меня такового не было, хотелось сейчас только одного, жрать. Казалось, не ел уже вечность. Хотя поторопился я, сказав, что хотелось одного, еще в туалет очень хочется, причем как бы не сильнее, чем есть. Блин, вот на фига было меня привязывать? Сейчас бы встал да сходил отлить, ноги-то целы, да и чувствую я себя намного лучше. К счастью, в палату заглянула санитарка.
— Милейшая, не соблаговолите ли вы меня отвязать, до ветру хочется, аж сил никаких нет?
— А вы не будете больше драться? — с укором спросила сестричка. Молоденькая деваха, лет девятнадцать или двадцать, с красивым, в меру курносым носом и грустными серыми глазами, смотрела на меня, не отводя взгляд.
— Чего-чего? — спросил, приходя в себя от лицезрения девичьих прелестей, ну, тех, что выделяются.
— Делайте свои дела, — проговорила девушка и вышла из палаты, наверное, чтобы не смущать меня. Утка подо мной была холодной, я уже как-то и привык ими пользоваться, не раз приходилось.
Закончил с туалетом, и девушка появилась, как будто подсматривала. Ловко выдернув из-под меня утку, вновь исчезла, как мимолетное видение. Черт, ни фига ведь не отвязала, в сердцах выругавшись, подумал я. Лежать было неимоверно скучно. За какие такие грехи меня положили в отдельную палату? Или я все же под следствием? Попробовал пошевелить пальцами на раненой руке, с трудом, но получалось. Блин, вообще ведь никаких новостей, хоть бы уже определились, что ли, враг я или уже не враг. Словно в награду за томительное ожидание к вечеру явился капитан, особист который.
— Ну, привет, как здоровье? — ехидно начал он издалека.
— И вам не хворать! — грубо, но спокойно ответил я.
— Чего, извелся уже? — улыбаясь, подмигнул особист.
— Есть такое дело, — кивнул я.
— Ну и гнездо ты разворошил… — капитан снял фуражку и вытер лоб платком. Странно, где он вспотеть успел, на улице март месяц.
— Я не специально, — потупил глаза я.
— Да уж, специально ничего бы не получилось. Как ты догадался, что Мосийчук «казачок»?
— Да никак. Если бы сразу понял, сам бы его и уработал, или спеленал и к вашим отнес.
— А ты что, не наш? — с каким-то хитрым прищуром спросил особист.
— Я работников особого отдела имел в виду.
— Ясно все, короче, мне тут предложили тебя к нам на службу пригласить. Когда поправишься, конечно.
— Это куда, в особый отдел? — Я аж подавился.
— Да, ну как, согласен? — живо ответил капитан.
— Товарищ капитан, а что я у вас делать-то буду? Я же солдат, штурмовик, снайпер, да кто угодно, но уж никак не оперативник.
— Оперативниками не рождаются.
— Нет, это вряд ли, — с сомнением проговорил я, — у вас работать это даже мыслить надо совсем по-другому, а я? Извините, товарищ капитан, но я не хочу выглядеть глупо или, хуже того, провалить какое-нибудь важное дело.
— Я же говорю, научим всему, никто в «поле» тебя сразу и не выпустит. Поедешь в Москву, закончишь курсы. Так как ты не рядовой, получишь звание старшины, вот потом и работать.
— Товарищ капитан, ну вот вы сами верите, что из пехотинца можно сделать опера? Только честно.
— Честно? Не из каждого, но можно. А из тебя точно получится. — Ишь как обхаживает, что они такого во мне нашли.
— Вот бы узнать, кто это такой глазастый, что рассмотрел во мне оперативника?
— Генерал Иволгин, — тут же был дан ответ.
— Так и знал, он еще в Сталинграде что-то в этом роде предлагал. Как он?
— Тяжело ранен, в госпитале. Сегодня был у него.
— Вот же, а что с ним случилось, вроде как от передовой-то он далековато был? — удивился я.
— Эта сука, Мосийчук, когда за ним пришли, на рывок пошел, стрельбу затеял, вот и попал прямо в генерала.
— Живым взяли?
— Ага, чуток попортили шкурку, но ничего, через пару недель начнем уже активную работу. Сейчас пока так, помаленьку обхаживаем.
— Товарищ капитан, если ваше предложение не приказ, то я откажусь, — я честно и прямо высказал особисту то, что думал, — извините.
— Конечно, не приказ, но думаю, за Иволгиным не заржавеет и приказ оформить. Выйдет вот из госпиталя, посмотрим… — многозначительно произнес капитан.
— Ну, вот прикажут, тогда и будем посмотреть, а пока — нет, — выпалил я и через секунду опять добавил: — Извините.
— Ладно, к этому разговору мы еще вернемся.
Я кивнул.
— Как скажете.
Капитан долго не засиделся. Практически как получил ответ, так и начал собираться. Я лежал и думал, надо ли мне это? Ведь там, на учебе, или непосредственно перед ней, меня же начнут крутить, что помню, что знаю. Будут следить за каждым словом и движением, а я себя знаю, «отмочу» что-нибудь, потом расхлебывай. Нет, однозначно не хочу.
Через две недели, так больше и не спросив моего мнения, меня поставили перед фактом. Просто принесли предписание явиться в особый отдел, за документами и направлением на учебу в памятный мне по ранению Куйбышев. Почему туда? А фиг его знает, но в предписании ясно сказано. С рукой почти все в порядке. Почти выражается в неработоспособном мизинце, почему именно его заклинило, никто не знал. Док вообще пугал, что рука может не восстановиться, однако все работает, кроме злосчастного мизинца. Палец застыл в полусогнутом состоянии, и ни туда, и ни сюда. Иголкой кололи, боли тоже не чувствую. Плюнул, ладно хоть мизинец и на левой руке.
Через три дня я, с тощим сидором за плечами, сходил на вокзале будущей и прошлой Самары. Меня никто не встречал, самому предстоит найти адрес, мне тут особист его записал. Школа НКВД представляла собой… да школу и представляла, только не большую, не как в будущем. Здание в два этажа, П-образной формы, со спортзалом и столовой, в разных концах. На входе у меня потребовали документы, предъявил «писульку», что дали с собой в госпитале, ну и предписание от особиста. Направили в кабинет на втором этаже. Там какой-то усатый, с майорскими звездами на погонах, мужик, молча прочитал мои документы и послал меня. В прямом смысле.
— Чего они там, сдурели, что ли? — злобно и недовольно произнес он. — У меня занятия идут уже два месяца, кто тебя будет подтягивать?
— Я не знаю, товарищ майор, — пожал я плечами.
— Нет, я не могу принять. Наверстать уже не успеешь. Много пропустил.
— … — Я лишь молча стоял, обдумывая, куда теперь.
— Вот что. У тебя ведь отпуск должен быть, по ранению?
— Да не нужен он мне, все и так прошло уже.
— Мне виднее. Оформим тебе документ, съезди, отдохни недельку на родине, а потом возвращайся в часть.
— Тут вот какое дело, товарищ майор… — замялся я.
— Что?
— Я не помню, где у меня дом…
— Да, я читал в документах, что у тебя проблемы с памятью, ладно, в архив запрос сделаю, завтра зайди, получишь ответ.
— Товарищ майор, а нельзя мне просто документы на проезд выдать, я бы сегодня же в часть уехал, не надо мне отпуска.
— Зря отказываешься, когда еще возможность будет.
— Если можно, я бы увольнительную на пару дней хотел и проездные до Сталинграда.