— Ты где должен быть? В районе Лисок?
— Да, машина подвернулась, вот и решил сюда заскочить, подарков ребятам в роту купить.
— Теперь они тебе подарки понесут, на зону, — заключил чекист.
— Да ладно вам, товарищ лейтенант…
— Гражданин лейтенант! Ты дезертир, штрафная рота тебя ждет.
— Гражданин лейтенант, — поправился я, — а ничего, что у меня увольнительная в Сталинград закончилась только-только? Мне же еще время нужно, чтобы к себе в часть доплюхать, автобусов-то на фронт не ходит.
— На прибытие даются сутки…
— Так вот они и закончатся только завтра утром, — в свою очередь перебил я чекиста.
— Умный, что ли? Ты где немецкие деньги взял?
— А это тут при чем? Мужики что сунули, с тем и еду.
— Ага, немецкая валюта у советского бойца, занимательно. Это мародерство называется, все равно трибунал.
— Слушай, лейтенант, ты что, генералом станешь, если меня в штрафную спихнешь, а? Какая тебе польза-то будет? Или что, деньги мои нужны, так забери их себе, а мне в часть надо…
— Ты себе смертный приговор только что подписал, — произнес чекист, доставая пистолет.
— Не дури, сам же сядешь, давай уже подпишу, что там тебе надо! — проговорил я, махнув рукой. А что, если к стенке не прислонят, так и в штрафной как-нибудь выживу. У нас в Сталинграде на левом фланге стояла рота, ничего, крепко мужики держались, и живые у них остались. Так что прорвемся. А клад мой, а и хрен с ним. Ну куда я пойду? Покинуть воюющую страну? Даже не смешно. Провернуть такое можно только от полной безысходности.
Лейтеха все-таки имел здравый смысл, стрелять не стал, но, дождавшись, когда я подпишу сляпанное наскоро «дело», продолжал пытать на тему денег. Говорить я не стал, поэтому был немного избит. Немного, это я так, по сравнению с болью от ранений фигня. Нос разбили, губы, по ребрам прошлись слегка, пожалуй, и все. А с утра, лейтеха, может, и мечтал продолжить, но появились люди званием постарше, и меня отправили на машине вместе с другими арестованными. Куда? Так, наверное, на фронт, куда ж еще-то. На деле довезли всего до переправы, а уже оттуда нас, всего оказалось десять человек, повели под присмотром молодого лейтехи пехом. Шли долго, устал, словно картошку копал. Отвык, если честно, подолгу ходить. В Сталинграде все больше на пузе или перебежками, а тут такой марш. Остановились на ночь в какой-то деревеньке, нам выделили целый сарай с сеном, было хорошо. Кормежки вот почти нет. Сухари и вода, скорее бы уже на место, что ли, может, на передовой накормят.
Под утро проснулся, услыхав какую-то возню. Открыв глаза, охренел от увиденного. Двое из тех, кого вели вместе со мной от Калача, по виду так откровенные урки, накинулись на лейтенантика и пытались его задушить. Вскочив, отшвырнул в сторону одного, а второй вытащил здоровый ржавый гвоздь, выставил его перед собой, угрожая уже мне.
— Отойди, сука, на пику посажу! — завопил бандит.
— Брось гвоздик, урод, а то из задницы его вытаскивать больно будет, — проговорил я, контролируя второго, который уже поднялся, но не решался рыпнуться.
Бандит не послушал совета. Сделав выпад, надеясь, наверное, что я буду стоять и смотреть, как он меня убивать будет, он вдруг осознал, что ему больно. Даже очень больно. Поймав его руку, я продолжил движение, лишая его точки опоры. Урка подался вперед, теряя равновесие, а я, сделав движение рукой вперед, завел его руку ему же за спину и с силой вогнал заточку чуть выше поясницы, только дотуда дотянулся. Бандит заорал, вертясь и пытаясь вытащить гвоздь, но я, дав ему пинка, отправил в полет на сено. Его пособник встал вдруг на колени и поднял руки, прося не убивать. Закончил дело очухавшийся лейтенант. ТТ в его руке смотрелся огромным, словно пушка, молоденький паренек, худой, да и ростом не вышел. Пистолет дважды выстрелил, и корчившийся с заточкой в спине бандит затих.
— Командир, кончай и второго, хоть и трус, но подлюга, чего от него ждать? — произнес я.
Остальные арестанты вели себя тихо, не приняли ни одну из сторон, просто стояли в углу сарая и наблюдали.
— Хрен с ним, днем на место придем, передам в особый отдел. Спасибо, кстати, — лейтеха протянул руку, ну, раз сам предложил, то я отвечу. Несмотря на явную худобу, парень оказался довольно крепким, рукопожатие мне это наглядно показало.
— Ты как, командир? — спросил я после того, как руки расцепились.
— В норме, спящим застали, суки, не думал, что усну, а вот…
— Бывает, Иванов я, бывший гвардии сержант.
— Лейтенант, Иванов, — ухмыльнулся наш сопровождающий, — имя-то есть?
— Саня, — просто произнес я, тоже улыбнувшись.
— Василий! — Мы вновь пожали руки.
— Эй, братва, помогите вытащить это говно отсюда, — попросил я. Двое отделились от общей группы и подошли. — Чего же не помогли лейтенанту?
— Да мы это, испугались… — растерянно произнес один из мужиков. Кстати, именно мужиков. Не было среди нас ни одного молодого парня, всем к тридцати, а может, даже и поболее будет.
— Эх вы! — вздохнул я. — Нам ведь срок добавят, если с ним что-то случится, не понимаете, что ли? Или сразу к стенке, что вероятнее.
Позавтракав уже надоевшими сухарями, лейтеха, кстати, тоже еды не имел, отправились в путь. Правда, пришлось еще бандита закопать, но это его напарничек старался, в одиночку.
К обеду мы и правда, как и говорил лейтенант, прибыли в большое село, где таких, как мы, оказалось больше сотни. Полноценная рота, правда, все без оружия, да и правильно это, наверняка среди них такие же есть, как и тот, что мы утром прикопали. Оставив нас под присмотром явных конвоиров, Василий умчался к начальству. А через полчаса меня вызвали туда же. Маленькая изба, покосившаяся вся, странно, что вообще еще стоит.
— Боец штрафной роты Иванов по вашему приказанию прибыл, — четко доложился я, вытянувшись перед командирами. А было их тут аж трое, включая нашего лейтенанта.
— Как же такой боец вдруг дезертиром стал? — удивленно, заглядывая в бумаги, спросил меня командир в звании капитана.
— Не по собственному желанию, уж поверьте, гражданин капитан.
— Товарищ капитан, ты не у следователя. Слышь, Егорыч, опять липового дезертира прислали? — обратился командир к своему товарищу, сидящему справа от него.
— Похоже, — кивнул тот. — Гвардеец?
— Так точно, бывший гвардии сержант. Сорок второй гвардейский стрелковый полк, тринадцатая гвардейская дивизия.
— О как, Сталинградский?! — воскликнул капитан.
— Так точно, товарищ капитан.
— Точно липовый! — кивнул своим мыслям тот самый Егорыч.
— Тебя в Калаче повязали? — продолжал расспрашивать капитан.
— Так точно, — вновь утвердительно кивнул я.
— Ясно, там идиот какой-то сидит на должности. У него по штрафникам прямо конвейер, через одного дезертиры. Ага, Сталинград прошли и в дезертиры подались, верю, — жестко проговорил капитан, — капитан Николаев, Михаил Андреевич.
— Бывший сержант. Иванов, Александр Сергеевич.
— Как Пушкин! — улыбнулся капитан Николаев.
— Вы не первый, кто это говорит.
— Понимаю, ладно, есть хочешь?
— Так все хотят, товарищ капитан, — вздохнул я.
— Всех как раз сейчас кормят, а ты здесь поешь. Иванов, крикни там старшину, пусть принесет нам обед, мы тоже еще не ели.
Обед у командиров, особенно после сухарей, был просто волшебным. Поели, поговорили. Оказалось, капитан Николаев, вместе с командиром взвода Онищенко, тем самым Егорычем, вместе командуют отдельной штрафной ротой еще от Воронежа, с прошлого года. Иванов был назначен командиром второго взвода, а меня они хотели сунуть в третий, так как кадровых не хватало. Я согласился, опыт какой-никакой все же был, но сразу сказал, что был простым снайпером, на взводе практически только числился. Узнав, что я снайпер, капитан тут же все переиграл.
— Вот и будешь дальше счет пополнять, раз умеешь это делать. А то у нас больше всего гибнет бойцов при атаках, сам понимаешь, артподготовка бывает не всегда, да и толку от нее иногда столько, что проще вообще без нее. А меня одного на роту не хватает.
— Командир у нас в декабре сорок первого под Москвой как раз снайпером начинал, — пояснил Егорыч.
— Так вы ученый, а я так, стрелять немного научился, да и все на этом.
— Сколько на счету? — уставился на меня Николаев.
— Да я не знаю, Петро у меня бухгалтерию вел, напарник мой. Студент.
— Ой не ври, если б сам не был снайпером, не спрашивал бы, так сколько?
— Около сорока, — скромно, отведя глаза, ответил я.
— Вот врун, ладно уж, скромник. Вечером выдам тебе винтовку, остальные на передовой будут получать.
— А когда на «передок»? — спросил я.
— Скоро. Думаю, что не сегодня, так завтра, да, пешком идем, уже сообщили, транспорта не будет.
— Как-нибудь дотопаем, — вздохнул Онищенко.
— Ты, кстати, из чего работал? — вдруг спросил у выхода капитан.
— Из «маузера», — ответил я.
— Ого, а где взял? Трофей?
— Да, зачистили в городе домик, когда атаковали позиции, вот бойцы и нашли. А взводный мне отдал, так как видел, что я стреляю неплохо.
Разговор на этом кончился. Я пошел к хате, что выделили нам под постой. Найдя уголок, завернулся в шинель и уснул. Разбудили меня ближе к вечеру.
— Слышь, сержант, там командир тебя зовет, — толкнул меня в плечо один из бойцов. Ого, уже солдатская почта сработала, знают, что я сержант.
— Иду, — бросил я и, встав и отряхнувшись, вышел на улицу.
— Проснулся, хорошо. Вот держи, — капитан протянул мне винтовку, — «Маузера» у нас нет, вот, «Светку» попробуй.
— Да я пробовал, хорошая винтовка, — сказал я.
— Вот, а то бойцы все ругались раньше, говнистая, говорят, отказывает часто.
— Ага, а немцы такие дураки, что все трофейные СВТ себе прибирали, — ответил я. — Ухаживать нужно, нежная она, вот и все дела.
— Точно. Патронов, правда, пока мало, но на месте получишь с избытком. В этом у нас проблем уже не бывает, не сорок первый.