— Да уж, столько всего произошло за эти годы, что изменения во внешности — это нормально.
— Извините, но давайте ближе к делу, а то у меня сегодня много дел.
— С удовольствием. Раз уж вы вспомнили меня, то напоминать, за чем я к вам обращался, не нужно?
— Я припоминаю. Вы хотели «бумаги», причем чистые. Рассчитались довольно редкой вещицей…
— У вас феноменальная память, сэр, я удивлен! — покачал я головой, признавая заслуги моего собеседника. — Так вот, я к вам по этому же вопросу. Три человека. Мужчина, женщина и их дочь. Нужны все бумаги, какие только возможно сделать, естественно, чистые, как у меня.
— А у вас самого проблем не было?
— Скажете тоже, вы же гарантировали! — улыбнулся я. — Я даже в армию сходил, на несколько дней, пока в меня не попал долбаный желтопузый!
— Вас что, на войну отправляли? Но я же помню, возраст у вас был неподходящий!
— Да вот попался копам, были не в духе. Проверили меня и сочли причину, по которой я не служил, неуважительной. В период войны я не имел права законно отмазаться, поэтому испытал все прелести войны на себе. — Я снял пиджак и, закатав рукав рубашки, показал место ранения.
— Однако! Вы счастливо отделались, все же вернулись домой, а не сгинули на островах. Перейдем к делу. С последней нашей встречи прошло много времени. Немного изменился порядок получения бумаг, ну и цена, конечно. Да еще у нас тут проблемы возникли, впрочем, нашего с вами дела они не касаются, — итальянец достал лист бумаги и запросил данные. Его интересовал точный перечень нужных документов, возраст, желательно точный, моих друзей. Самое сложное было с дочерью Петра. Ну нет чистых документов на маленькую девочку. Будут делать бумаги из центра по усыновлению, якобы наша молодая пара удочерила девочку. Что же, уж лучше так, чем никак. Ценник действительно вырос до неприличия. За весь комплект бумаг итальянец запросил пятнадцать тысяч. По пятерке с каждого выходит, тогда мне это обошлось дешевле. Но деляга уверял, что результат меня очень порадует. Что ж, остается поверить ему. Сроки изготовления также изменились. Даже за лишнюю штуку баксов мне сократили всего один день, так что будем ждать неделю. Долго, но тут лучше не спешить.
Вернувшись почти в полночь домой, я застал Петю сидящим на кухне.
— Как вискарь? — спросил я друга, сам в это время доставая бутылку пива из холодильника.
— В порядке. Блин, как же это скучно, не вылезать из дома, — вздохнул друг, — как прошло?
— Порядок. Неделю, правда, ждать придется, зато на выходе я ожидаю хорошую работу.
— Твоими устами…
— Я уже сколько тысяч раз повторял, все будет в порядке, успокойся!
— Да, говорил, говорил. Да вот видишь, как все вышло-то?
— Не вышло еще, просто мы отложили на некоторое время решение проблемы.
— Да и вновь Аленке врать приходится.
— Это не ложь, — так же спокойно ответил я.
— Как же не ложь? Обыкновенное вранье!
— Это, Петя, доступная форма изложения, а не вранье, запомни это. Не всегда нужно говорить людям все, что у тебя в голове, а уж здесь, в Америке, подавно.
— Здесь вообще что-нибудь ценится, кроме денег? — О, сказывается пребывание в капиталистической стране.
— Только большие деньги. Петь, пойми, за то, чтобы иметь то, что хочется, нужно платить. В Союзе почему проще, там нет ни хрена, вот и деньги вроде как не нужны. Машины, квартиры, даже имея деньги, в нашей стране купить что-то нереально, это считается пережитком прошлого, от которого все пытаются уйти. Но ведь это перегиб. Человек такая тварь, что всегда тянется к чему-то хорошему, лучшему. Может, поэтому Советскому Союзу и осталось тридцать лет жизни, дальше всё, амба. Когда приоткроют занавес, люди увидят, что можно иметь гораздо больше, чем они могут себе позволить сейчас. Да, там сейчас разруха, хотя и поднялись уже, но до конца еще долго, но потом-то? Почему на своем автомобиле может ездить только чиновник или инженер? Люди, благодаря которым эти чиновники вообще живут, должны трястись в скотовозах по дороге на работу, где вкалывают с утра до ночи. Нет, это неправильно. Да, капитализм — зло, но тут, мне кажется, как-то честнее. Если ты не работаешь, то не можешь себе позволить хорошую жизнь. Да, другое дело, что все стоит дорого, а зарплаты низкие. Это вопрос уже к работодателям, почему они такие хапуги. Ведь в Союзе нормально оплачивается труд человека, но нет никаких благ цивилизации. Опять же все чиновники, партаппаратчики разного уровня ездят на юг отдыхать, а сколько туда ездит обычных людей? А ведь море есть море. Ты вот заметил, что здесь, в Штатах, люди улыбаются?
— Вообще долго привыкнуть не мог, казалось, что они издеваются! — воскликнул Петя.
— Вот. А все потому, что живя в России, мы месяцами не видим хорошей погоды, солнца, от того и мрачные такие. Нет, я нисколько не шучу, абсолютно серьезен. Вспомни, летом ведь и болеем меньше, и настроение всегда лучше, так?
— Ну да, скорее всего, ты прав.
— А тут климат лучше, поэтому и люди веселее, так это ты еще на юге не был. Вот рванем во Флориду, вот где красота. Море, солнце, золотистые пляжи, девчонки в купальниках… Ах да, ну, можешь на свою смотреть, она тоже в купальнике будет.
— Сам-то когда уже женишься?
— Вот разгребем проблемы, осядем где-нибудь, и тогда будем думать. Пока, Петь, не до этого как-то.
— Но без бабы тяжко…
— И не говори, — вздохнул я, — у меня не было с тех пор, как вернулся в Союз. Потом были с тобой дела, лагерь, побег, бандиты. Сюда вернулся, думал, наконец-то успокоится все, так опять тюрьма, бандиты…
— Ты чего делать-то в будущем хочешь? Просто деньги прожигать не надоест?
— Ты даже не представляешь, на что их можно тратить, жизни не хватит все попробовать, а еще вернее, деньги кончатся.
— Ты же сказал, что их теперь до хрена?
— Это пока, заметь, мы еще ничего не тратили. А вот когда начнем, то надо будет думать, прежде чем тратить. Я-то хоть немного, но успел заложить фундамент, малая копеечка мне в копилку капать будет всегда, а вот ты, бухгалтер, задумайся. Вместе с Аленой возьмите и займитесь планированием. Нужно проанализировать рынок акций, различных инноваций, то есть регулярно посещать различные выставки, салоны. Тебе будет легче, чем тысячам других, мечтающих найти свою нишу. У тебя есть я, а ты знаешь, откуда я прибыл. Зная о будущем, я и смог сделать свои немногочисленные вклады на будущее.
— Хорошо тебе, всё знаешь!
— Всё знать невозможно. Банально, но человек в основном знает только то, с чем постоянно сталкивается. Знал бы ты, сколько новинок в различных сферах жизни появится совсем скоро. Эх, денег не хватит во все вложиться.
Неделя прошла в трудах и заботах. Да, я не выдержал и съездил с Петром к его жене. Не мог дальше тянуть, хотелось скорее сообщить новости о том, что скоро наконец-то их мучения закончатся. Когда Алена открыла дверь их съемной квартиры и увидела меня, произнесла довольно ожидаемое:
— Боже, опять он! — и сползла по стене на пол, причитая.
«Вы вроде из Союза, откуда такая набожность?» — хотел пошутить я, но момент был неподходящим.
— Ты разрушил нашу жизнь, что на этот раз, опять мужа до тюрьмы доведешь? — ладно хоть не закричала, просто сказала.
— Ален… — Я остановил Петю, не давая заступаться.
— Знаю все, что ты мне хочешь и можешь сказать, — начал я, — я же скажу одно: извини. Если умная, то сама поймешь, что других слов здесь не надо. А ты умная, я знаю! — после чего я вышел из квартиры, оставив супругов наедине.
Внизу, на улице, я разглядел вывеску с названием бара и побрел к нему. Обратившись к бармену, прося налить виски, уселся на стул возле стойки. На второй порции в баре появился мой друг.
— Пойдем, она успокоилась, — позвал меня Петя, положив руку на плечо.
— Ты как меня нашел? — немного удивился я.
— Да велик труд, — отмахнулся Петро, — знаю, что не уйдешь домой, ведь специально к ней ехал, поговорить.
— Пошли, — кивнул я и, расплатившись, вышел из бара вместе с другом.
Алена сидела на диване и не поднимала глаз. Да, успокоиться-то она, может, и успокоилась, да вот только разговора не выйдет. Не люблю со стеной разговаривать, но как-то ситуацию нужно менять.
— Ты пойми одно, ничего просто так не дается. Мы рискнули, погибли хорошие люди, тут вина на всех нас. Ну, кроме тебя, конечно. Я не предусмотрел своего ареста, Петя припер к Абраше все наши запасы, а сам доктор сглупил, что обратился к итальяшкам. Ведь знал прекрасно их отношение к евреям, а все равно полез. Что ему мешало через своих провернуть дело, уже не узнаем. Надо просто идти дальше. Маше скоро в школу, а для этого нужно с местом жительства определиться. Если Петя не говорил, то я скажу, — я взял паузу, а у Алены наконец, начал просыпаться интерес. — Поедем туда, где тепло. Если не захотите жить рядом со мной, что ж, найду себе место подальше от вас, Америка большая.
— Ты это о чем? — насторожившись, спросил ее муж.
— О том, Петро, о том. Я, сам того не желая, настроил твою супругу против себя. Скорее всего, — я поднял руку, не давая им заговорить, а то они уже вскочили оба, — тем, что общаюсь с тобой как тогда, на фронте. К сожалению моему, это непозволительно. Ты женат, у тебя есть семья, ты должен думать о них, а не о том, чтобы со мной крутить сомнительные дела. Я помогу вам во всем, как и обещал, чтобы новая жизнь у вас устроилась наконец.
— Брат, ты не прав, — теперь Петя останавливал и меня, и свою супругу, — дело вовсе не в деньгах, или в том, что ты для меня когда-то сделал. Нет. Просто ты мне как брат, извини, Ален, но я не смогу никогда оттолкнуть его от нашей семьи.
— Теперь уж и меня послушайте, — наконец, заговорила супруга Пети, — я никогда не испытывала к Саше вражды. Вы сами вроде умные мужики, должны понимать. У меня дочь, у нас дочь, я боюсь за нее. Так уж вышло, что все сошло с рельс, когда ты появился, Саша. Я скажу так же, как и мой муж, ты всегда можешь быть рядом, потому как ты очень важен для Петра, а я для супруга сделаю все, что смогу! — вот это выдала.