Добравшись домой, ребята первым делом отправились в баню. Напарившись до одури, они долго отпивались квасом и чаем, сидя в саду, словно римские патриции, завернувшись в простыни. Бабка Радмила, глядя на них, только улыбалась, тихо посмеиваясь в уголок платка. Увидев ее смеющийся взгляд, Елисей не удержался и, присев рядом, тихо спросил:
– Что не так, бабушка?
– С чего так решил? – делано удивилась бабка.
– А взгляд у тебя уж больно лукавый, – усмехнулся в ответ парень. – Рассказывай, – потребовал он, всем своим видом показывая, что не отстанет, пока не услышит правду.
– Смеюсь, что девки скоро забор повалят, на твоих выучеников любуясь, – смеясь, поведала бабка. – Они же у тебя голышом сидят, вот девки и любопытствуют.
– Так, – тут же озадачился Елисей. – Это выходит, мне скоро придется парням приданое готовить?
– Да какое же у казака приданое? – всплеснула Радмила руками. – Неуч. Это у девок приданое. А у парней хозяйство, что от родичей достанется.
– Это я знаю. Да только забыла ты, что у половины моих ребят всего хозяйства, что оружие да амуниция. Сироты они, – вздохнул Елисей.
– Ох, ты ж господи, – охнула бабка. – От ведь дура старая. И правда. Забыла. Выходит, придется мальчишкам твоим в примаки идти.
– Ну уж нет, – решительно мотнул Елисей чубом. – Есть у меня одна идея, да только чтобы воплотить ее, придется атаману кланяться.
– Ты чего задумал, ирод? – тут же вскинулась бабка.
– Новый хутор хочу поставить, – помолчав, признался парень. – Давно о том думаю. Сирот у меня в учениках много, а жить им с чего-то надо. Вот и ломаю голову, как это сделать.
– Добрая затея, – подумав, одобрительно кивнула бабка. – Но прежде ты с братом моим поговори. Святослав, хоть и старый, а голова у него светлая. Он тебе и место толковое подскажет, и с атаманом сам все порешает.
– Благодарствую за совет, – кивнул Елисей. – Да только я хочу где-то рядом крепостью хутор ставить. Хоть и опасно, а все одно наша земля.
– Тут везде опасно, – помолчав, вздохнула Радмила. – А место-то уже присмотрел?
– Угу, – задумчиво улыбнулся Елисей.
– Вот и свози Святослава туда, – наставительно посоветовала бабка. – Он много всякого нужного знает. Да ты и сам про то ведаешь.
– Свожу, – снова кивнул парень. – Но прежде сам кой-куда схожу.
– И верно, – построжав лицом, одобрила Радмила. – У батюшки совета спроси. Он быстрее надоумит. А уж потом и со Святославом поговоришь.
– Добре. Так и сделаю, – решившись, кивнул Елисей. – А с чего ты вдруг бабушка про девок заговорила? – вспомнил он начало разговора.
– Так бабы уж мне всю плешь проели, узнавая, кто из ребят какого характера, да какого роду-племени, – усмехнулась бабка.
– Женихов, что ли, почуяли? – сообразил парень.
– А ты как думал? – вскинулась Радмила. – Девок вокруг завсегда более, чем женихов путных. Вот и суетятся матери. К тому же выученики твои все ребята рукастые. Грамотные, здоровые. А значит, и детишки от них тоже добрые должны быть.
– А семьи там какие? – заинтересовался Елисей. – Казачьи, настоящие, или так, название одно?
– Всякие есть, – вздохнула бабка, чуть покривившись.
– Бабушка, давай с тобой так уговоримся. Ежели кто из толковых семей подойдет, разговаривай. А ежели будут из тех, кто казаки только по званию, то и разговора не затевай. Не станут мои парни в примаках заместо бесплатной рабочей силы жить. Не для того я их науке воинской обучаю, да силы свои на то кладу. Я казаков ращу. Настоящих. Боевых. А не скоморохов ряженых.
– Не злись, – неожиданно попросила Радмила, осторожно взяв его за руку. – Ты когда себя теряешь, даже мне страшно становится. Ажно глаза горят, словно у оборотня какого.
– Прости, бабушка, – остывая, повинился Елисей. – Да только не хочу я, чтобы все труды мои псу под хвост отправились.
– За то не беспокойся, – тихо рассмеялась Радмила. – Мальчишки твои уже никогда крестьянами не станут. Кровь не даст. И не та, которую им пролить пришлось, а своя, родовая. Та, что ты пробудить сумел. Вольного сокола в клеть не посадишь.
– Им ее и будить не надо было, – понимающе улыбнулся Елисей. – В них та кровь сама играла. Ведь они помнили, как осиротели. Да и остальные не хуже.
– Знаю, – кивнула бабка. – Добре. Уразумела я думку твою. Решил настоящий хутор поставить. Казачий. Не простое это дело.
– А в чем сложность? – не понял Елисей. – Земли вокруг много, селись, не хочу. Тем более что казаки никогда власть не спрашивали, где им дома свои ставить.
– Не во власти дело, – вздохнула Радмила. – Место для хутора выбрать правильно – наука, которая нам от пращуров досталась. Так что самому такое потянуть тяжко. Да и горцы на новые поселения чаще набеги устраивают. Тебе ли того не знать.
– Потому и не тороплюсь, – кивнул Елисей. – Я не хутор, я станицу ставить хочу. На тракте, промеж города и крепости. На ручье. Чтоб и лес рядом, и вода. И поле вычистить можно было.
– Большое дело задумал. А сил-то хватит? – снова вздохнула бабка. – Подумай, может, ты поперек промысла божьего идти вздумал?
– Что-то ты меня совсем запутала, бабушка, – растерянно признался Елисей. – То ты говоришь, что дело доброе, а то, что против промысла его иду. Как понять тебя?
– Самой бы знать, – бледно усмехнулась Радмила. – Иной раз я и сама не ведаю, что несу. Словно кто другой за меня говорит, – еле слышно призналась она.
«Твою же маман, она еще и пророчица, – охнул про себя Елисей. – Ладно, мне уже давно бояться нечего, так что есть смысл прислушаться. Может, в этом и правда что-то есть».
– Ты только не говори о том на стороне. Незачем людям это знать. И так всю жизнь ведьмой кличут, – грустно улыбнувшись, попросила Радмила.
– Будь покойна, слова не скажу, – пообещал Елисей, чуть пожав плечами и про себя усмехаясь. «Знала бы ты, сколько всего мне скрывать приходится».
Почувствовав, что остыл после бани, парень поднялся и отправился к себе, одеваться. Но едва только он успел привести себя в порядок, как появился посыльный от коменданта с просьбой о встрече. Удивленно покачав головой. Елисей проверил оружие и отправился в комендатуру. Но едва войдя в здание, Елисей наткнулся на коменданта, яростно распекавшего опять в чем-то провинившегося Митеньку.
Выражения, которые применял штабс-капитан, были сплошь цензурными, но при этом тон, которыми они произносились, заставил бы и кого покрепче нервами впасть в истерику. Митенька же только краснел, бледнел и прятал наворачивающиеся на глаза слезы обиды. Впрочем, Елисею было абсолютно наплевать на чувства бывшего студента. Он так и не простил ему ни доноса, ни попытки предательства.
Остановившись неподалеку, он чуть склонил голову набок, вслушиваясь в то, что произносит комендант. Наконец, выпустив пары, штабс-капитан нервным жестом расправил усы и, достав портсигар, приказал:
– Чтобы я больше никогда не видел вас, молодой человек, в своем кабинете без моего вызова. А если подобное повторится, вы отправитесь под суд. И на этот раз трибунала будет не избежать.
Судорожно всхлипнув, Митенька метнулся по коридору куда-то в глубь здания. Проводив его взглядом, комендант повернулся к Елисею и, чуть улыбнувшись, сварливо буркнул:
– Явился. Пойдем, пройдемся. Надоело в кабинете сидеть.
Они вышли на улицу, и комендант, закурив, неспешным шагом направился в сторону базарной площади. Глядя на него, Елисей вдруг понял, что штабс-капитан чем-то очень взволнован. Хмыкнув про себя, парень быстренько прокрутил в памяти недавние события и, убедившись, что лично за ним никаких серьезных косяков не имеется, облегченно вздохнул. Ссориться еще и с комендантом ему совсем не хотелось. Комендант же, продолжая все так же неспешно шагать, курил, думая о чем-то своем. Наконец, Елисей, не удержавшись, нарушил затянувшееся молчание.
– Что случилось. Алексей Захарович? Опять горцы чего затеяли, или от контрразведки новости какие?
– Взыскание на меня наложили, из-за этого Митеньки, будь он неладен. Его высокопревосходительство господин генерал-губернатор изволили выразить свое недовольство порядком службы во вверенной мне крепости. Знаешь, что это значит?
– Нет.
– Что меня в любой момент могут отправить в отставку, попросту лишив пенсиона. Как тебе такой расклад?
– Хреново, – не удержавшись, откровенно признался парень.
– Столько лет службы, и все псу под хвост из-за какого-то сопляка, возомнившего себя совестью армии.
– Он что, и под предательство свое умудрился философскую основу придумать? – удивился Елисей.
– Угу. Заявил, что знания о местных землях должны принадлежать всему обществу, а не только армии. Убил бы подонка!
Последние слова штабс-капитан произнес с такой экспрессией, что у Елисея даже секундного сомнения не возникло в его откровенности. Растерянно качнув головой, парень прикинул, как быстро сможет связаться с контрразведкой, и, вздохнув, мрачно проворчал:
– Думаю, они этого не сделают. Уж простите, но в нашу дыру даже молодых офицеров не присылают. А уж толкового, послужившего офицера днем с огнем не найти.
– Успокоил, – фыркнул комендант. – Хотя теперь только на то и надежда.
– Я, с вашего разрешения, отпишусь господину Тимофееву и попрошу его посодействовать, – предложил парень.
– А ему-то это зачем? – отмахнулся комендант.
– Хотя бы затем, что я отсюда школу свою переведу, ежели вас не станет, – жестко усмехнулся Елисей.
– Зачем? Точнее, почему ты готов это сделать? – растерялся комендант.
– Хотя бы потому, что от вас я ничего, кроме добра, не видел, а появится другой комендант, еще неизвестно, что и со мной, и со школой станется.
– Спаси тебя Христос, Елисей, – с чувством выдохнул комендант, благодарно улыбнувшись. – А писать никому не надо. Пусть все идет, как идет.
– Так ведь загубят крепость, Алексей Захарович, – возмутился Елисей. – Все труды ваши пропадут. Да и мои тоже.
– Поживем – увидим, – вздохнул комендант.