— Не переживай ты так, глядишь, через месяц-полтора дома уже буду. А на Геру не злись ты так, он тебе ничего плохого-то не сделал. Он вообще-то мой напарник, и спину прикроет, и выручит, чем нужно.
— Да знаю я, просто он непутевый, как бы в беду тебя не втянул.
— Нормальный он, в бою ни разу не подвел, он смышленый, просто немного плохо воспитан. Где тут станешь интеллигентом, когда вокруг тебя с самого детства солдаты находятся, те либо пьют, либо дерутся или баб щупают. Никто ему не объяснял, что хорошо, а что плохо. Вот и выросло из него то, что выросло. — пояснил я, — Ладно, милая, пора мне в дорогу собираться, время идет, раньше уеду, раньше вернусь. — добавил я, встав из-за стола и поблагодарив Машу за завтрак, чмокнул ее в щеку и отправился в прихожую надевать берцы.
Выйдя на улицу, я набрал полную грудью свежего весеннего воздуха и, потянувшись, расставив руки в стороны, выдохнул. Акелла, увидев меня, тут же откинул кость, которую грыз, в сторону и сразу же подбежал ко мне, начав бегать вокруг и облизывать мои руки.
— Ах ты ж мой шерстяной волчара! — радостно воскликнул я и начал тискать его, отчего по сторонам тут же полетели клочки его зимнего подшерстка.
Черника, увидев, что я вышел в форме, уже поняла, что мы куда-то поедем, и сама вышла из конюшни, встав около сарая, где хранилось седло.
— Привет, моя девочка, ну что, сегодня нас ждет дальняя дорога. — обратился я к Чернике, погладив ее, и дал ей кусочек рафинада, прислонив раскрытую ладонь к ее бархатному носу, — Гер, ну ты чего там замер, давай заходи. — махнул я рукой Бегунку.
— Ага, счас! Пока твой шерстяной там крутится и не сидит на цепи, ноги моей в твоем дворе больше не будет! Я бы вообще предпочел держаться от него подальше! — фыркнул парень, слезая с лошади и размещаясь на деревянной скамейке, что стояла у забора.
— Как хочешь, тогда жди, я быстро. — ответил я и принялся снаряжать Чернику.
Пока я снаряжал лошадку и Акеллу, на крыльцо молча вышла Мария и, стоя в дверях, со слезами на глазах наблюдала за мной. Я заметил ее лишь тогда, когда накинул на себя всю необходимую снарягу и оружие.
— Маш, ну ты чего опять разревелась? — спросил я, и так понимая, в чем причина ее слез.
— Не обращай внимания, это я так, я стараюсь держаться, но они сами так и льются. — всхлипывая, ответила Маша, вытирая платком слезы, но разревелась еще сильнее.
Прижав к себе девушку, я немного постоял с ней, не говоря ни единого слова, и вроде помогло, Маша немного успокоилась.
— Глазом моргнуть не успеешь, я уже дома окажусь. А теперь мне пора, долгие проводы — лишние слезы. — прошептал я ей на ушко и, поцеловав в губы, пошел открывать ворота.
Отворив деревянную створку воро т, я вышел на улицу, и за мной следом выбежала моя банда в виде Акеллы и Черники.
— Возвращайся скорей, я буду ждать. — сказала Маша, чмокнув меня в щеку, и, закрыв ворота, заперла изнутри.
Спустя три часа мы под теплым апрельским солнцем уже во всю неспеша скакали по заросшему сорняками полю, оглядываясь по сторонам. Лошади вели себя спокойно и покорно, Ак, словно заведенный, носился вокруг нас, не удаляясь больше, чем на пятьдесят метров. Он вынюхивал следы и гонялся за мышами, иногда даже вполне себе успешно.
— Ну и время мы с тобой выбрали для такой поездочки. — обратился ко мне Бегунок.
— Что так? Думаешь, зимой было бы лучше? — уточнил я.
— Нет, зимой это было бы форменное самоубийство. Я про то, что сейчас звери все больно дикие, у них вроде как брачный период, они становятся агрессивными, и тут мы такие при параде. — пояснил парень.
— Согласен, но мы так-то тоже не пушистые котята, у нас один Акелла чего стоит. — улыбнувшись, ответил я, указывая на волчонка.
— Эта паскуда шерстяная да, много чего может, тут без спора, но, чувствую, крови он мне еще попьет немало. — вздрогнув, проворчал напарник, глядя на радостно бегающего Акеллу.
— Может, может, главное, что нюх у него отменный и опасность издали чувствует, так что среагировать всегда успеем. РПГ есть, что у меня, что у тебя, стреляешь ты из него уже неплохо. Если охотник выскочит, то быстренько его угомоним, а остальное зверье нам до лампочки, из автоматов положим. — успокоил я товарища, — Ты мне лучше вот что скажи, Варвара-то тебя нормально отпустила? Не ворчала? — уточнил я.
— Ох, как же ей не ворчать! Со вчерашнего вечера начала, словно и не знала вовсе, что мы собираемся уезжать. Причитала и причитала, и главное, боится не того, что мы сгинуть можем, что от людей каких корыстных или от зверя бешеного. Она, видите ли, переживает, как бы мы с тобой по бабам не пошли гулять. Она же вся в отца, чувства нормально выражать не может, чуть что кулаками машет, а рука у нее тяжелая, даже тебе до нее далеко. — усмехнувшись, сказал Бегунок и погладил ушибленное плечо.
— Бьет, значит, любит. — добавил я, и тут лошади встали колом, чуть не скинув нас обоих, и начали фыркать и озираться по сторонам.
— Твою мать! Накаркал! — крикнул я в сердцах, отстегивая гранатомет от седла.
— А я чего! Словно это неожиданность какая, хищника в тайге встретить, ей-богу, как маленький! Как будто бы не знал, куда идешь! — начал ворчливо оправдываться Бегунок, вскинув автомат.
Акелла тем временем подбежал к нам и встал перед лошадьми, весь ощетинившись, словно еж, и, оскалив пасть, обнажая свои белые клыки, смотрел в сторону небольшой лесной опушки, что была метрах в двадцати от нас. Рева, присущего охотникам, мы не слышали, но вот молодые деревья начали звонко трещать и ломаться, скрывая за собой противника, что уверенно начал двигаться в нашу сторону. Я уже на всякий случай навел на предполагаемое место выхода РПГ и, задержав дыхание, смиренно ждал. Растолкнув молодые березки, из лесочка на нас выскочил здоровенный бурый медведь. Увидев нас, косолапый замер на месте и, видимо, сейчас размышлял, нападать ему или же нет. Он стоял на четырех лапах и при этом в холке был чуть ниже моей Черники. Вся его морда была покрыта старыми шрамами, которые сильно выделялись из-за того, что на них не росла шерсть. Лапы были громадными, вся шерсть покрыта клочками из-за весенней линьки, пасть была приоткрыта, обнажая его громадные желтые клыки, а взгляд был совсем не добрым. Медведь постоял немного, а затем, принюхиваясь, смешно дергая своим черным носом, поднялся на задние лапы, по нему было видно, что он сильно исхудал за время зимней спячки, его шкура словно была ему велика и свисала складками, словно одежда на подростках в стиле оверсайз.
— Потапыч, не вздумай! Прихлопну, словно муху! А тебе еще жить и жить! — пригрозил я медведю, не желая тратить на него выстрел.
— Так он тебя и понял, жрать, поди, хочет, сейчас рванет. Ты главное не промахнись. — прошипел Герасим.
Медведь, постояв на задних лапах, решил взять нас на испуг и громко и очень грозно зарычал, но мы не шелохнулись, разве что лошадка Бегунка немного нервничала, но все же оставалась на месте. Чернике было вообще по барабану, она словно была уверена как во мне, так и в Акелле, да она и сама, если лягнет в полную силу этого мишку, то с легкостью расколет ему черепушку, словно орех.
— Гер, дай короткую очередь под ноги, может, свалит, а то выстрел на него тратить не хочу. — предложил я напарнику, и тот без лишних вопросов, от бедра выпустил очередь из пяти выстрелов прямо перед лапами медведя.
Наш ответ показался медведю вполне себе убедительным, и тот то ли от грохота выстрелов, то ли от свиста пуль, тут же развернулся и на полном ходу ломанулся обратно, оставляя за собой характерный медвежий след цвета детской неожиданности.
— Смотри, как шуганулся, аж обделался! — громко смеясь, показал пальцем Бегунок.
— Ага, с медведями всегда так, чуть что — они сразу гадить начинают. — улыбаясь, ответил я и, разрядив РПГ, пристегнул его на свое место.
— Как думаешь, не вернется? — уточнил напарник.
— Думаю, нет, он запах пороха учуял, вот и слинял, видимо, уже не раз ощутил на своей шкуре и знает, к чему подобные встречи приводят, вот и ушел. Думаю, к нам он больше не сунется, тем более он убежал в другую сторону, ну а если и вернется, то тогда завалим, других вариантов не будет.
— Тоже верно, такого что с автомата, что ружья застрелить тяжело, все же нужно стараться в сердце бить, мозги, говорят, у них совсем маленькие, и попасть в них сложно. — пояснил парень.
— А я-то думаю, как ты столько лет прожить смог. — не удержавшись от подколки, рассмеявшись над собственной шуткой, ответил я.
— Чего⁉ А я-то тут причем? — не понял Бегунок, но пару минут спустя до него дошло, и он вроде даже обиделся, пообещав меня так подколоть, что я в жизни больше не посмею смеяться над ним.
С наступлением темноты мы остановились на ночлег, место выбрали на возвышенности, там, где более сухо и обзор получше. Снял с Черники сбрую, та отправилась щипать молоденькую травку, Ак уселся рядом со мной в ожидании своего ужина, а Бегунок принялся разводить костер из собранных нами дров.
Лес так и дышал свежестью и весенним настроением, всюду пели птицы, доносились звуки диких зверей, так что я сидел и думал, а не заглянет ли к нам сегодня ночью кто-нибудь на огонек. Охранная сигнализация под названием «шерстяной волчара» у нас, конечно же, есть, но к нам могут наведаться и его родственнички, и кто знает, как он может себя повести в таком случае, вроде свои и те, и те, но выбирать придется.
Глава 3
Апрельские ночи все еще были прохладными, без костра было не обойтись. Тут скорее я переживаю за своего напарника, ведь, если Бегунок заболеет, то может дойти до того, что нам придется возвращаться. Сидя у огня под ночным, звездным небом я смотрел на освещенную языками пламени карту и прикидывал наши сроки прибытия к нужному месту.
Скорость оставляла желать лучшего, за весь день мы преодолели чуть больше семидесяти километров, но нужно учесть, что половину пути мы ехали по обычной дороге, а уже потом ушли в сторону и отправились через лес. Такими темпами, в среднем наша скорость составляет плюс-минус пятьдесят километров в день, а при учете того, что весь маршрут составляет тысячу двести семьдесят километров то дорога займет около месяца, что-то я похоже погорячился обозначая сроки возвращения Марии. Но может мы все же выберемся на накатанный тракт и тогда дело пойдет куда быстрее, но в этом я сомневаюсь. Со слов местных разведчиков и охотников, и даже самого Бегунка, едем мы в места максимально глухие и нелюдимые. А все, кто туда выезжал, почти не возвращаются, а если кто и едет обратно, то с