— Спасибо.
Предтечи на это не отреагировали.
— Когда вы прибудете к линии фронта, вас выбросит из многомерности, — продолжил Растянутый Человек. — Там идёт битва, и это проблема для вас. Надо выжить, не подставиться под удар. И ответить на запрос врага.
— Нас уничтожат, — уверенно заявил я.
— Мы выставим вас в качестве парламентёров, — сказало Нечто. — Иногда такое случается.
Я задумался.
Жутко представить себе битву между богами и демонами. Возможно, это будет магический апокалипсис. И уцелеть в этой мясорубке? Без десятой оболочки и представления, с чем я имею дело?
Дайте два!
После такого рейда будет о чём поведать внукам.
Если, конечно, вернусь на Землю не по частям.
— И вы доставите меня к порталу, ведущему в эти самые Чертоги? — осторожно уточнил я у Древних.
Растянутый Человек сухо ответил:
— Нет. Линия Фронта пролегает вдали от центральных миров Нерушимой Системы. Если вас примут, то найдут способ доставить в нужное место. Запомни, ты должен встретиться с Планировщиком.
— Кто он?
— У Первородных за каждый процесс кто-то несёт ответственность. Стражи следят за порядком на планетах, Проводники наблюдают за переходами, Распределители ставят задачи. Планировщик выбирает путь расы.
— Король, — догадался я. — Лидер.
— Не в том смысле, как это видишь ты, — ответила Прозрачная. — Да это и не важно. Именно Планировщик должен приказать Маршалам остановить войну. Больше они никому не подчиняются.
— Зачем ему встречаться со мной?
— Мы думаем, что Лориан Торн донёс до своего руководства суть твоей миссии, — объяснило Нечто. — И Первородные должны о тебе знать.
Слишком много «если».
— Планировщик увидит нашу встречу твоими глазами, — сказал Растянутый Человек. — Он знает нас. И мы сейчас заявляем, что Триада отведёт свои силы и будет сохранять перемирие до тех пор, пока Живой Хаос не окажется запертым в новой вселенной, где на него наложат печати. И тогда, после исчезновения угрозы, мы продолжим.
Тени сжались, воздух дрогнул — и я очутился перед Бродягой.
Но домоморф изменился.
Серебристое веретено теперь стояло вертикально, уткнувшись острым концом в землю, будто гигантское копьё, воткнутое в степь. Его корпус пульсировал едва заметным синим свечением, а по поверхности бежали волны — словно жидкий металл перестраивал свою структуру.
Терраса исчезла. Вместо неё из корпуса выдвинулась узкая платформа с асимметричными ступенями, больше похожими на кристаллические наросты. Они вели к теперь уже овальному входу, обрамлённому пульсирующими энергетическими нитями.
Я поднялся по странным ступеням, чувствуя, как они слегка подстраиваются под мой шаг.
— Бродяга?
В ответ раздался не привычный механический голос, а что-то новое — многослойный звук, будто несколько существ говорили в унисон:
Доступ открыт. Конфигурация изменена согласно новым параметрам.
Дверь растворилась, и я вошёл.
Интерьер преобразился кардинально.
Вместо уютной гостиной — просторный зал с высокими сводами, напоминающий одновременно древний храм и командный центр. Стены состояли из подвижных сегментов, которые постоянно перестраивались, образуя то панели управления, то ниши с непонятным оборудованием. Пол был покрыт полупрозрачным материалом, под которым пульсировали энергетические потоки.
В центре зала на возвышении стояло кресло, в котором сидел Иванов. Его окружали голографические проекции — звёздные карты, схемы и формулы, которые он изучал с сосредоточенным видом.
Вжух, свернувшись в воздухе (теперь он явно научился левитировать), наблюдал за процессами, изредка тыкая лапой в особенно яркие участки голограмм.
— Ты вернулся, — Иванов поднял голову. Его глаза отражали мерцание проекций. — Бродяга получил обновление.
— Это не похоже на обычную перестройку, — осторожно заметил я, оглядывая странный интерьер.
— Древние загрузили в него новые алгоритмы. — Барон провёл рукой по панели управления, и часть стены раздвинулась, открывая вид на степь. Только теперь это был не просто пейзаж — в воздухе висели маркеры, обозначающие невидимые глазу силовые линии. — Он теперь видит больше.
Вжух отвернулся от проекций и устроился в свободном кресле, которое соткалось из воздуха прямо на моих глазах. На протяжении последних минут питомец усиленно тянул из меня энергию ки.
Системы настроены. Готов к прыжку.
Голос несомненно принадлежал Бродяге.
— Прыжку? — насторожился я.
Иванов встал с кресла. Его движения стали точными, почти механическими.
— Мы отправляемся к линии фронта. Бродяга теперь может перемещаться… иначе.
Он щёлкнул пальцами, и весь зал вдруг «сложился» — стены сжались, потолок опустился, а мебель растворилась в полу. Через секунду мы стояли в компактной капсуле с прозрачными стенами.
За её пределами степь начала искажаться. Воздух дрожал, а в небе спираль, которую я видел раньше, вдруг развернулась, превратившись в гигантский вихрь.
— Пристёгивайся, — сказал Иванов, занимая место у центральной консоли. — Это будет нестандартный полёт.
Вжух указал на третье кресло, выращенное домоморфом специально для меня.
Бродяга вздрогнул всем корпусом, и мир за окном взорвался звёздами.
Честно говоря, я не рассчитывал, что всё случится именно так. Предполагалось, что домоморфу поставят новые двигатели или что-то в этом роде. Как ни крути, а путешествие через многомерность виделось мне оптимальным вариантом. Но… Думаю, расстояния между мирами Предтеч и Первородных столь чудовищны, что стандартные решения не подходят.
Мы летели через обычный космос.
Или не совсем обычный.
У меня перед глазами до сих пор стоял миг, когда иные измерения развернулись за пределами прозрачной капсулы, в которую превратился домоморф, а потом сложились в рисунок неизвестных созвездий.
Прыжок.
Мы куда-то переместились, и Земля сейчас была… я даже не знаю ГДЕ.
Вдруг навалилось понимание: мы в открытом космосе, в безвоздушном пространстве. И вот эта скорлупа из протоматерии, собранная Бродягой в виде капсулы… В общем, это всё, что нас отделяет от смерти. Но самым страшным было то, что в этой пустоте не ощущалось движение эфира.
Энергия ки перестала существовать.
Я перевёл взгляд на Вжуха и Сергея Иванова, которые занимались изучением голографических проекций. На призрачных экранах что-то происходило. Тянулась светящаяся линия между отдалёнными точками, выстраивались в боковых окнах хитрые графики, происходили непонятные изменения…
— Почему мы не движемся? — услышал я собственный голос.
Запасов эфира во мне на серьёзную битву не хватит.
А непрерывная циркуляция утратила смысл.
— А кто тебе сказал, что мы не движемся? — вопросом на вопрос ответил барон.
— Мы висим в пустоте.
— Хозяин, вот карта созвездий, — присоединился к разговору Вжух.
— И что?
— Они меняются, — пояснил барон.
Присмотревшись к проекциям повнимательнее, я понял, что мои спутники правы. Отображённая в призрачных плоскостях звёздная карта была динамичной. Я тут же поспешил перевести взгляд на изогнутую стенку капсулы и обнаружил, что с огоньками звёзд в реальном космосе тоже что-то происходит. Непонятное и пугающее. Вроде бы чёрное пространство… постоянно меняет конфигурацию?
И тут накатило прозрение.
Мы летели не через космос.
Стоило всмотреться в эту жуткую глубину, и я начинал видеть фрактальные развёртки, все эти бесконечные грани, переходящие друг в друга.
Космос был многомерным.
Не серым — чёрным.
Вот только сути происходящего это не меняло.
Мы с умопомрачительной скоростью пожирали невообразимые расстояния, и я даже не совсем понимал, в нашей ли галактике нахожусь.
Измерения сходились под немыслимыми углами.
Бродяга обрабатывал чудовищные информационные массивы.
А Сергей Иванов рассказывал о том, как его проинструктировал Страж Пределов, как домоморф начал меняться, как ожили все системы и открылись заблокированные функции. Как Страж объяснил природу Пустоши, её условность и нестабильность.
Бродяга вздрогнул — не как машина, а как живое существо перед прыжком.
И мир вновь разорвался.
Прозрачные стены капсулы теперь отражали не чёрный пейзаж, а искривлённую ткань реальности. Мы летели сквозь многомерный космос, и это было нечто большее, чем просто перемещение.
Пространство вокруг нас дышало.
Оно сворачивалось в спирали, разворачивалось в чёрные бездны, переплеталось в узлы, которые тут же распутывались. Звёзды за окном не просто мерцали — они распадались на спектры, превращались в линии, в точки, в геометрические фигуры, которые я даже не мог назвать. Возникло неприятное ощущение перехода. Словно второй прыжок стал причиной нового сумасшествия.
— Это… — я попытался найти слова.
— Многомерный переход, — голос Иванова звучал отстранённо, будто он сам был частью этого процесса. — Бродяга сейчас движется по силовым линиям.
— Каким силовым линиям⁈
— Тем, что связывают миры.
Я посмотрел на Вжуха. Питомец свернулся в клубок, его шерсть переливалась всеми цветами радуги — видимо, он поглощал избыточную энергию. И да, я вновь ощущал эфир. Осознание того, что магические силы возвращаются, придало мне уверенности.
За окном что-то шевельнулось.
Не объект, не форма — сам космос изогнулся, будто кто-то провёл пальцем по поверхности воды. И вдруг…
Мы прошли сквозь.
Капсула дрогнула, и на секунду мне показалось, что я разлетаюсь на молекулы. Но нет — я был цел. Просто реальность вокруг изменилась ещё сильнее.
Теперь мы летели сквозь лабиринт.
Стены его состояли из… чего? Из света? Из тени? Из математических формул? Они переливались, меняли плотность, то становились прозрачными, то превращались в чёрные барьеры, испещрённые мерцающими рунами.