– Я думаю, что моему внуку следовало бы почаще выходить из дома: невозможного в мире до обидного мало.
Бровки Илеги удивлённо взлетели вверх.
– Ого! Любимая присказка Лешей!
Старик кивнул.
– Тебя так удивляет, что твоя богиня повторяет присказки своих кумиров?
В эту секунду в разговор вмешалась Гиацинт:
– Не особо-то и часто она повторяет: я ни разу не слышала ничего подобного. От неё, я имею в виду. А вот папенька мой любил этими словами осаживать Даркена, когда тот жаловался, что от него требуют невозможного.
Рука горничной тем временем привычно потянулась к сигарете во рту некромага, но схватила лишь воздух: пан Маллой на время позабыл об игре в борьбу с курением, и сейчас просто разводил руками, в которых, собственно, и удерживал сверкающую глянцем пачку да простенькую белую зажигалку с принтом фривольно одетой красотки.
– Приятно слышать, – вещал старик, – что мне удалось повлиять на этот мир. На своих потомков. И даже на людей со стороны. Из таких вот фразочек по кирпичикам строится мировоззрение.
Гиацинт прищурилась.
– Но вы ведь не только из-за своего мировоззрения решили опровергнуть слова о невозможности магии подменышей, дедушка? Вы что-то знаете об этом, так ведь?
Пан Маллой вернул девушке прищур. Только у него это вышло как-то более лукаво, а не подозрительно. Дворянка считала, что от неё что-то скрывают. Старик знал, что это он скрывает нечто от окружающих.
– Та-а-а-ак.
– Чтение мыслей или удача? – не сдавалась блондинка.
– Удача. Если можно так выразиться, конечно. В конце концов, удача – это интеллектуальное контекстно-зависимое управление вероятностями в рамках одного заранее определённого заклинания, не меняющегося в зависимости от внешних факторов. Мы там, на Южном Полюсе, конечно, не удачу качаем, но вот биоконструкта, который занимается интеллектуальным контекстно-зависимым управлением вероятностями в рамках бла-бла-бла мы слепили.
– Биоконструкт… – многозначительно повторила Гиацинт.
Илега тоже обратила внимание на это слово. В конце концов, именно созданием биологических конструктов ещё во времена античности прославился Ганнибал. И именно такими конструктами являлись дриады.
Но озвучила остроносая попаданка слегка иной вопрос:
– Управление вероятностями? Вы освоили управление вероятностями?
Старик махнул рукой.
– Вся магия на свете – суть управление вероятностями. Тут вопрос не в том, чтобы повлиять на вероятность, а в… ладно, не забивай этим свою милую русую головку: вряд ли тебе будут интересны эти технические подробности. Поэтому, упрощая весь маготрёп, я отвечу лишь “да, магия подменышей существовать может”.
– Но не при текущем уровне магического прогресса, – подняла палец Гиацинт. – Не стоит забывать, что Антарктида обгоняет весь остальной мир, а своими знаниями ваш брат делится не то, чтобы охотно. Я не так давно пробовала читать Анастасию Романову. Там прямо виден момент в публикациях, после которого начинается тёмный провал замалчивания, – некромагичка лихо рубанула ребром ладони по воздуху. – Р-р-раз! И никаких магических формул: сплошь философщина о том, насколько мир плох и почему.
Старик ехидно изогнул бровь.
– А что? Ты в этих философствованиях не разглядела описание причины, по которым Антарктиде нельзя сливать тайных знаний форгерийским некромагам?
Гиа поморщилась.
– Я бросила где-то на второй или третьей главе: такая муть самодовольная!
Старик хмыкнул, а затем наконец вновь обхватил губами сигаретный фильтр и чиркнул зажигалкой. Исход такого действия был немного предсказуем и вскорости на стене рядом с мусоркой появилась ещё одна чёрная отметина, ждущая ремонта.
Традиционно пана Маллоя это ничуть не смутило, и он продолжил разговор, как ни в чём ни бывало.
– Самодовольства там много, но ты бы прислушалась к тому, что тебе старшие, имеющие доступ к тайным знаниям, втирают. Антарктидяне не просто так отказываются от идеи учить шляхту за пределами Южного Полюса. Не из-за обиды, что их в двести лет погнали в резервацию – хотя исключать подобное нельзя – но из-за того, что особо продвинутые магические формулы могут серьёзно навредить миру, если окажутся в руках у людей, не имеющих достаточного гуманитарного прогресса.
Илега задумчиво кивнула.
– Но разве у вас там не либеральная утопия?
– Либертарианская. Либертарианская утопия, – поправил её некромаг. – А что?
По хитрому взгляду серых глаз было видно: он отлично понимает, к чему клонит собеседница. Просто хочет услышать это из её уст. И он не думает давать даже минимальных подсказок.
– Не важно! – отмахнулась горничная. – Это ведь та, которая, по сути, анархия, верно? Нет государства, которое следит за исполнением закона. То есть, каждый делает, что хочет?
– Если сильно упрощать, то да. “Каждый творит, чего хотит”. Хотя, конечно, совсем без надзора оно не обходится. Но у нас там такой народ, что попытка применить к нему любые меры пресечения может окончиться опустыниванием Амазонии. Поэтому уж лучше как-то на доверии, – он усмехнулся. – Представляю, как оно звучит в вашем социуме, который, потеряет минимальную функциональность, если убрать из него полицию и пенитенциарные учреждения.
Гиацинт закатила глаза, а вот Илега отнеслась к сказанному со всей серьёзностью.
– Иными словами, нет законов, есть предписания. И если кто-то пожелает слить продвинутые магические техники “отсталому люду”, никто ему не помешает? Просто пальчиком погрозят, и всё?
Улыбка некромага стала широкой. Возможно даже чересчур. Это была самая граница того, как широко может улыбаться человеческое существо.
– А ты шаришь.
Мозг, который доселе беспокоил девушку своим отсутствием, вдруг решил заболеть. Только появился в черепушке, как уже перетрудился, бедняжечка.
– А есть кто из антарктидян, кто трудится над вопросом чтения и перезаписи чужих мыслей?
– Сколько угодно! – нарочито беспечно взмахнул рукой собеседник. – Думаю, минут десять наедине с поисковиком выдаст тебе не менее трёх десятков имён и не менее полутора десятков фамилий.
Васильковые глаза внимательно следили за малейшими особенностями мимики пана Маллоя. Всего за несколько секунд пофигистичный, но безобидный с виду старичок обратился в жестокого трикстера, несколько отстранённо, но с азартом наблюдающего за суетой простых смертных.
Он не мог просто так сделать акцент на том, что имён больше, чем фамилий.
– Эти исследования стали семейным делом?
– Это так удивительно?
Как он умудрился улыбнуться ещё шире?
– Это верный признак того, что исследователи решили замкнуться в себе. В своём клане.
– Ну, да.
Ещё шире? Как так-то? Как это лицо вообще не треснуло от такого напряжения?
Жуть-то какая! И ещё хорошо, что пан Маллой ничуть не угрожает маленькой скромной любимой горничной богини. Кажется, он её даже симпатизирует.
Нет, не кажется! Он и правда так выражает симпатию.
– А вы можете назвать эти фамилии? Среди них есть богемийские? Те, которые не пускают в свои исследования никого со стороны?
– Разумеется, есть, но ты же не думаешь, что я сейчас возьму и за тебя всю работу сделаю? Я пришёл сюда помогать молодому поколению, а не сопли вам подтирать! Я прикрою в сложной ситуации, не дам упасть, но не более. Если вам так будет проще, считайте, что у меня на первом месте работа по заданию ячейки, а не возня с детским садом. Поэтому я очень занят и на любую попытку отвлечь меня буду реагировать злым гавканьем.
– Ячейки? – не поняла Илега.
– Ковен, если по-вашему. Вы бы назвали это “ковен”.
Горничная опустила взгляд в пол и задумалась. Затем она собралась с мыслями и вновь посмотрела в глаза старику.
– Это ведь Лотарингские, верно? Фамилия антарктидян, исследующих влияние на мысли других людей – Лотаринские? Богемийцы, которые не пускают в свою… э-э-э… ячейку никого, кто в этой семейке не состоял бы?
Мужчина пожал плечами и развёл руками.
– Я могу тебе гарантировать, что король не получал никакой помощи с Южного Полюса. Он вообще с предками в контрах.
Илега кивнула.
– Ясно… как я и думала.
Секундой позже горничная поймала задумчивый взгляд Гиацинт.
– Ты подозреваешь…
Горничная поспешила приложить палец к губам.
– Тут итак было чересчур много сказано вслух. Храм, конечно, место достаточно безопасное, но мало ли? Об подобном лучше тебе поговорить с братом и со слечной Каппек. Но это имеет смысл: Ганнибал – специалист не в той сфере. Он мастер конструктов. Более того – древний мастер. Ему приходится спешно натягивать современные достижения на свои прежние навыки. А имитация магии подменышей – штука очень сложная даже для антарктидян.
Гиа подозрительно прищурилась.
– А та, о ком я думаю, совсем недавно получила от ворот поворот, когда предлагала породниться богине.
Илега хмыкнула.
– С такими магическими техниками… я бы не была уверена, что ответ окончательный, – остроносая попаданка поджала губы. – Выходит, те визиты – не простое проявление вежливости. Ладно, всё вышесказанное – задачки для ваших умных голов. Интриги-политика-магуйство – на вас оставлю. На вас. На вас!
Старик и его внучка разом рассмеялись, глядя на то, как русовласка активно жестикулирует, делая вид, что руками вытягивает мысли из головы и бросается ими в окружающих.
Она же, закончив сию пантомиму, поспешила задать следующий вопрос:
– Ну да ладно, а где я могу протоколы допросов увидеть? Я имею в виду, конечно же, допрос людей, которые в меня стреляли.
Гиа уже успела отсмеяться, а потому лишь тепло улыбалась, заведя руки за спину.
– А тебе зачем? Позлорадствовать?
– И это тоже, – не стала отнекиваться Илега. – Но более всего меня интересует дриада. Им же задавали вопрос на эту тему, верно?
Дворянка задумчиво сместила подбородочек к груди.
– Должны были, – она бросила короткий взгляд на свою камеристку, и та послушно кивнула, показывая, что поняла указание. – Что-то конкретное?