— Пришло время, Степан. Время сделать то, что я долго откладывал. Слишком долго я возился с этими мелкими людишками, слишком долго играл в их игры. Пора принять те частички силы, с которыми я прежде не хотел связываться. Мой враг — враг всех Теней, этот мальчишка Вавилонский, оказался не так уж и прост. Если на него одного у нас ещё, может быть, и хватит сил, то с остальным миром будет уже не так просто. Поэтому сейчас я раскрываю все свои тайники силы. Все до единого.
Кощеев удивлённо посмотрел на него.
— Но вы же говорили когда-то иначе… Что эти тайники опасны даже для вас. Что их энергия слишком хаотична…
— Правила игры поменялись, — перебил его Папа Легба. — Сроки сузились, сжались. Этот Вавилонский, этот Архитектор… он нарушил равновесие. Он показал этому миру то, чего он не должен был видеть. И теперь у нас нет времени на долгие игры.
Кощеев почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он начал осознавать весь масштаб грядущего.
— Так это же означает… — прошептал он, и его голос дрогнул.
— Верно, — подтвердил Папа Легба. — До конца года этот мир будет поглощён Тенью.
Кощеев начал мелко дрожать — то ли от предвкушения, то ли от радости, то ли от первобытного страха, который всё ещё таился где-то в глубине его души. Несмотря на годы служения Тьме, он всё ещё сохранял частицу человеческого.
— Не переживай, Степан. Мои верные ученики и последователи перейдут со мной на другую планету, которую мы поглотим. Новый мир, новые возможности…
— Учитель, — с робкой надеждой спросил Кощеев, — я уже не так молод. Неужели Тени не даруют мне теневую жизнь? Возможность продлить своё существование, обрести новые силы…
Папа Легба усмехнулся.
— Нет. Теневая жизнь — для избранных. Для тех, кто достоин.
Кощеев поник. Он знал, что некоторые Маги Тени, достигнув определённого уровня, могли продлевать свою жизнь за счёт поглощения теневой энергии. Это было похоже на то, как если бы внутри тебя появлялся ещё один, теневой источник силы, который питал твоё тело, замедляя старение. Шикарный Дар, дарующий почти бессмертие. За исключением тех миров, где Теней нет вовсе — где ни один предмет не отбрасывает тень.
Легба как-то рассказывал ему о таких местах — там, где нет светила, где царит вечная, абсолютная ночь. Миры, где даже самый яркий магический факел не даст и частички света, где сам свет просто не работает, поглощаемый первозданной тьмой.
Какая ирония: чтобы была тень, обязательно должен существовать свет. Именно поэтому война первых стихий, борьба Тьмы со Светом, всегда выглядит несколько смешно для тех, кто понимает суть вещей. Это вечное противостояние, в котором нет победителей.
Папа Легба, словно прочитав его мысли, возразил:
— Мы перейдём туда через смерть, — он расхохотался своим скрипучим смехом. — Так же, как я здесь оказался. Но не переживай, тебе понравится. Начать жизнь с самого нуля, имея всё при себе. Тебе не нужно будет прислуживать кому-то ещё. Ты сможешь с самого начала добиться всего сам и показать свою полезность. И у тебя будет куда больше сил, чем сейчас.
Услышав это, Кощеев заметно оживился. Он готов на всё. Новый мир, новая жизнь, безграничная сила… Это было именно то, о чём он всегда мечтал.
Правительственная резиденция
Город Вена, Республика Австро-Венгрия
Правительство Австро-Венгрии пребывало в глубоком унынии. Недавние события повергли их в состояние, близкое к отчаянию.
Тщательно выстроенные планы рушились один за другим, как карточный домик под порывом ураганного ветра.
Вспомнилось, как они когда-то хихикали, пропуская прусские войска через свои земли. Тогда Лихтенштейн казался им мелкой, надоедливой мухой, которую легко прихлопнуть.
А теперь что?
Теперь эти самые пруссаки заключили союз с этим самым Лихтенштейном! И Австро-Венгрия, великая и могущественная, осталась сидеть в луже, как тот самый дурак, которого обвели вокруг пальца.
Надежды, возлагаемые на османов, тоже оказались мыльным пузырём. Казалось, ещё немного, и их янычары победным маршем пройдут по улицам Вадуца. Но нет! Вместо победы — позорное отступление. И теперь их армия, как саранча, топтала австро-венгерские земли, пожирая последние запасы и сея панику среди мирного населения. Да, османы всё ещё были союзниками, но их присутствие на территории республики уже начинало напоминать оккупацию.
А тут ещё и Китай! Эти хитрые азиаты, которым австрийцы уже неоднократно указывали на недопустимость нарушения воздушного пространства и вмешательства в европейские дела, теперь отвечали с откровенным, почти издевательским пренебрежением: «Да ладно! Кто бы говорил? Не учите отца е…». Ну, то есть — яйца курицу не учат. И продолжали свои полёты, как будто Австро-Венгрия — это не суверенное государство, а какой-то проходной двор.
Стратегия прямых угроз и военных авантюр потерпела сокрушительное фиаско. Стало очевидно — нужны кардинальные перемены. Иначе — полный коллапс.
Президент Леопольд Фердинанд собрал своих четырёх сыновей на экстренный совет.
— Что делать⁈ — спрашивал он, останавливаясь перед сыновьями. — Что нам теперь делать⁈
Один из сыновей — Йожеф — тот, что любил играть в стрелялки на телефоне даже во время государственных совещаний, не отрываясь от экрана, предложил:
— А что, если мы поможем Османам авиацией, пап? Жёстко так! Начнём сбивать китайские ракеты, там, ещё что-то… Ну, покажем им, кто тут главный!
Отец смерил его таким взглядом, что сын инстинктивно вжал голову в плечи и снова уткнулся в телефон.
— Молодец, сынок. Хорошая идея. Оригинально. Продолжай играть в телефон, там у тебя это получается гораздо лучше.
Второй сын, Кристоф — тридцатипятилетний оболтус, известный своей нерешительностью и хронической неспособностью закончить хоть одно начатое дело (даже своё образование в Венском университете он умудрился растянуть на пятнадцать лет и всё ещё числился на первом курсе), робко подал голос:
— Ну… мы можем… переждать? Авось само рассосётся?
— Гениально, Кристоф! — саркастически воскликнул отец. — Просто гениально! Тридцать пять лет парню, а ума — как у хлебушка. Это тебе война, сынок, а не сессия в университете, которую можно вечно пересдавать. Кстати, ты не задумывался всё-таки получить образование? А то как-то неудобно получается — сын президента и без диплома.
Кристоф смутился, густо покраснел и пробормотал что-то невнятное про «сложные предметы» и «необходимость более глубокого погружения в материал».
Отец тяжело вздохнул.
Третий сын, который обычно предпочитал молчать, чтобы, не дай бог, не ляпнуть какую-нибудь глупость, и на этот раз решил промолчать. Он лишь тихо спросил:
— А можно я ничего не буду говорить? Боюсь, ничего толкового не придумаю, только хуже сделаю.
И тут младший сын Андреас, которому едва исполнилось двадцать пять, и на которого отец, честно говоря, особых надежд не возлагал, неожиданно произнёс:
— У меня есть идея.
— Ну, слушаю, — кивнул отец, не особо надеясь услышать что-то дельное.
— Для начала, — начал Андреас уверенным голосом, — предлагаю поженить Кристофа. И, пожалуй, Йожефа тоже. Давно пора.
— И как это поможет делу? — удивился отец.
— Делу, может, и не поможет, — честно признался Андреас, — но меня реально смущает: одному почти сорок, а он на совещании государственной важности в игры на телефоне играет, а второму тридцать пять, и он до сих пор образование не получил, зато прекрасно разбирается во всех сортах пива. А во-вторых, — он перешёл к сути, — почему бы нам не связаться с пруссаками? У нас же с ними были, скажем так, деловые отношения до недавних пор. Есть связи, можно попробовать наладить контакты. Восстановить, так сказать, былую дружбу.
Старший сын, тот, что играл в телефон, не удержался и съязвил:
— Ты ещё не всё сказал, что хотел, Андреас? Может, помолчишь уже, пока отец тебя тоже женить не надумал?
Но Андреас, не обращая внимания на брата, продолжал излагать суть своего плана: необходимо возобновить контакты с Пруссией. Возможно, даже откупиться от них, заплатить немного за посредничество. Пусть они сведут Австро-Венгрию с Вавилонским, наведут мосты. Есть шанс наладить отношения, предложить взаимовыгодное сотрудничество.
— При всех возможностях Лихтенштейна, который сейчас показывает невероятные экономические и технологические результаты, — продолжал Андреас, — он всё ещё маленькое государство, только начавшее свой путь. А Австро-Венгрия — могущественная держава с огромными ресурсами и влиянием. Нам будет что предложить Лихтенштейну. Заплатим репарации, принесём официальные извинения. Я вижу, как пруссаки и швейцарцы, которые тоже с ними воевали, сейчас развиваются благодаря сотрудничеству с Теодором Вавилонским. И мы можем!
Отец задумался. План младшего сына, хоть и казался на первый взгляд рискованным, но имел под собой определённую логику.
— Это может сработать, — сказал он наконец. — Но есть нюанс: Османы всё ещё идут по нашей земле к границам Лихтенштейна. Если мы сейчас попробуем заключить союз с Вавилонским, османы могут ударить нам в спину. Тогда мы окажемся зажаты между Лихтенштейном и Османской Империей с двух сторон. Да и никто не любит предателей. Одно дело — переметнуться на сторону победителя после драки, а предавать союзников во время войны — это очень плохо для репутации.
Он посмотрел на младшего сына.
— Хорошо. Раз это твоя идея, ты и возьмёшься за это дело. Лично поедешь в Пруссию налаживать контакты. Тебе двадцать пять лет. Справишься, сын мой? Дело может быть опасное, и от тебя будет зависеть судьба всей нашей Республики.
Остальные братья, услышав это, заржали.
— Ну что, договорился, инициатор? Теперь будешь страдать!
Президент медленно повернул голову и посмотрел на них таким взглядом, от которого у братьев смех застрял в горле.
— А знаешь, Андреас, — сказал он, обращаясь к младшему сыну, но глядя на старших, — пожалуй, и третьего тоже женим. Давно пора ему остепениться.