Прося способность видеть
Врагов издалека.
Росы подхватили:
И чтобы побеждал он
Врагов одним ударом,
Всех недругов враждебных
И каждого врага.
Ларишка пела, на ходу меняя слова древнего гимна, сложенного ещё тогда, когда по бескрайней степи мчались на колесницах воины с бронзовыми кинжалами и секирами в руках:
И мы так просим Ардви:
«Такую дай удачу,
Благая Ардви-Сура,
Чтобы осилить храброе
Отродье аримаспов
В теснине Аваляка
У пресвятой горы.
Чтоб воинов бесовских
Мы поражали сотню
На пятьдесят ударов,
На сто ударов — тыщу,
На тыщу — мириад»[164].
Суровыми голосами подпевали ей воины — лихие сарматы, упорные венеды, тихие мордвины. Все они сейчас равно были готовы победить или погибнуть. И лишь одно могло их заставить отступить: если бы они вдруг решили, что бьются здесь, на краю света, не за Светлых богов и Огненную Правду.
А на юге и севере, над горами и долиной Ра, вставал странный, зловещий серый туман, скрывая от сражавшихся происходившее в долине священной реки.
Чёрный змей улетал на юг, а вслед ему нёсся клёкот грифонов и грозный лай птице-зверя, голова которого из грифоньей снова стала собачьей. Дракону становилось всё труднее держаться в воздухе, и наконец он сложил израненные крылья и бросился в Ра-реку. Подняв тучу брызг, змей скрылся под водой. Следом устремился Симург. Он плыл, загребая лапами, чешуйчатый хвост с рыбьим плавником извивался сзади. Потом крылатый пёс нырнул. Вода забурлила. Волны обрушились на берега реки, в этих местах ещё не очень широкой и глубокой. В тучах брызг над водой вздымались то собачья голова, то длинная шея со змеиной головой, то такой же длинный хвост в чешуе, то когтистая лапа, то плавник. Низко летавшие грифоны раз за разом вцеплялись в чёрное тело змея, кусками вырывая мясо из ран. Серебристо-белая вода священной реки покраснела от крови. Оглушительный рёв, шипение, клёкот эхом отражались от скал. Огромные хвосты крушили деревья у берегов. Кабаны и олени в страхе бежали вглубь леса.
Наконец птице-зверь сумел оттеснить ящера на мелководье и опрокинуть его на спину. Мощные когти крылатого пса впились туда, где чешуя была тоньше всего, — в брюхо и в бок под крылом. Зубастая пасть рванулась к горлу Симурга, но тот ударил змея крылом по голове. Зубы аждахи вцепились в крыло, дробя кости. В этот миг челюсти птице-зверя сомкнулись на шее противника. Хвост дракона ещё бился, сметая прибрежные кусты и камыши, но голова уже разжала в удушье челюсти и бессильно поникла.
С трудом, весь в крови, волоча покалеченное крыло, небесный пёс выбрался на берег и громко, победно взлаял. Потом улёгся под сенью вековых сосен и принялся зализывать раны. Он, хранитель Древа Жизни, не раз исцелял прославленных воинов, а себя тем более мог излечить и не от таких ран. И всё же ему было больно, и он временами тихо поскуливал. Грифоны тем временем набросились на труп аждахи. Вдруг Симург насторожил уши, принюхался и негромко зарычал. С юга доносились конское ржание и человеческие голоса.
Долиной Pa-реки шли на север сотни две конных сарматов. Два красных знамени с золотыми тамгами-трезубцами колыхались над отрядом. Одно — с тамгой сарматов царских, другое — с роксоланской. Оба предводителя были молоды, сильны и отважны. Особенно хорош собой был Сагдев, Олень-Чёрт, царевич роксоланов. Кудрявой бородкой, чёрными закрученными усами и дерзким взглядом он напоминал своего отца Роксага, прозванного Любимцем Артимпасы, и, подобно ему, был равно удачлив в бою и любви и равно способен без зазрения совести соблазнять женщин и обманывать царей. Самоуверенный и весёлый, он легко располагал к себе людей, особенно таких, как совсем ещё юный царевич Сорак.
Оба царевича жаждали подвигов и были полны честолюбивых планов. Роксоланы владели землями от Днепра до Танаиса, сарматы царские — от Танаиса до Ра-реки. Кто в Сарматии устоит против союза двух столь могущественных соседей? Сорак надеялся с помощью роксоланов разгромить Фарзоя и вернуть сказочно богатые земли над морем Ахшайна-Чёрным, с которых прогнал сарматов царских Фарзой, этот выскочка-алан. Сагдев охотно поддакивал другу, а сам мечтал о другом — завладеть всеми тремя дарами Колаксая и стать самым могущественным из царей Сарматии. А чтобы осуществить все эти планы, сначала нужно было покончить с Ардагастом, лучшим полководцем Фарзоя, и любой ценой захватить стрелу Абариса.
Вместе с Роксанаком, царём восточных роксоланов, царевичи пошли в набег на удмуртов и столь внезапно помирившихся с ними аргиппеев. Пока Роксанак тщетно пытался взять Чёртов городок и другие аргиппейские твердыни, друзья без всякого предупреждения увели свои дружины на восток, к верховьям Ра. Пусть другие погибают за какие-то городки — им, царевичам, предстоят великие, небывалые подвиги. В глубь Уральских гор их вели надёжные проводники из сарматов, добравшихся до самой Золотой горы в поисках богатства. Друзья слышали о разгоревшейся войне за священную гору, но даже не задумывались слишком, кого поддержать — грифонов или аримаспов. Лишь бы в выигрыше оказались они сами...
— Гляди, Сагдев, Симург!
— Вижу! — азартно ухмыльнулся роксолан. — Это и будет наш первый подвиг! Кто из наших предков побеждал Симурга, а?
— Ты что? Это же самая священная из птиц. Боги на нас прогневаются!
— Боги гневаются только на слабых и трусов. Разве ты не слышал песни о бактрийском царевиче Исфандиаре, что убил в горах злого Симурга?
— А этот — добрый или злой?
— Когда мы победим, все певцы назовут его злым. И потом, видишь этих грифонов и мёртвую аждаху? Не сами же они её одолели? Значит, Симург в этой войне заодно с грифонами. И этот росский Солнце-Царь наверняка тоже с ними, солнечными птичками. Вот мы и поможем их врагам. Аримаспам то есть.
— Да он слона запросто унесёт!
Слонов царевичи видели и даже сражались с ними шесть лет назад, когда ходили в набег на Парфию вместе с аланами.
— Никого он не унесёт, у него же крыло перебито. Мы его вдвоём одолеем. Эй, копья сюда! Помоги, Саубараг!
Призвав Чёрного Всадника, бога разбоев и набегов, бесшабашные друзья выкрикнули «Мара!» и погнали коней вперёд, выставив длинные копья. Но тут в воздух разом взмыли грифоны. Один из них перехватил на лету копьё Сорака и вышвырнул царевича из седла. Сагдев ранил копьём другого грифона, но в следующий миг громадная лапа Симурга отбросила роксолана вместе с конём в реку, на труп аждахи. Отбиваясь мечами от грифонов, приятели побежали назад. Им пришлось бы ещё хуже, если бы дружинники не отогнали диво-зверей стрелами. Ругаясь, Сагдев вскочил на запасного коня и крикнул:
— Дружина, стройся клином! Каждый из вас добудет перо Симурга! Артимпаса, помоги нам, и я одарю тебя золотом и самоцветами с Золотой горы!
В тот же миг на склоне горы появилась, будто из воздуха, всадница на вороном коне, с распущенными чёрными волосами, в кольчуге и красном плаще. Роксолан приветственно поднял руку, следом воздели руки Сорак и вся дружина. Но всадница гневно взмахнула плетью, и тут же позади раздались звуки боевых рогов и грозный клич «Мара!». Прежде чем дружина царевичей успела развернуться и выстроиться во всесокрушающий клин, на неё обрушилась конная сарматская рать. Над закованными в железо всадниками трепетало знамя с тамгой росов, а впереди скакал сильный ещё старик с седой бородой во всю грудь.
В считанные минуты дружина была разбита наголову. Одних воинов настигли мечи и копья, других — арканы. Связанных царевичей подвели к старику.
— Я Распараган, царь восточных росов, что живут на Дайке. А ты, видно, Сагдев, достойный зваться наглейшим из сарматов? А это твой приятель Сорак? «Длинное ухо» уже разнесло по степи: два юнца идут к святой горе за тем, чего недостойны. А достойны вы быть принесёнными в жертву Ортагну-воителю за своё кощунство!
— Моему брату такие жертвы не нужны, и мне тоже! — раздался голос черноволосой всадницы.
Все сарматы почтительно воздели руки, а она продолжила:
— Не смей призывать меня, когда идёшь на подлое дело, понял, сын Роксага? А вы, росы, спешите на помощь вашему родичу Ардагасту. Этих вояк отдадите ему.
Дружина Распарагана двинулась дальше на север, уводя с собой пленных. Сагдев ехал, опустив голову. Обычная самонадеянность совсем оставила его. Вместо славы — один позор. И чем он мог так прогневить богиню, всегда помогавшую ему и его отцу? Упал духом и Сорак, привыкший полагаться на Сагдева ещё с парфянского похода, когда он сам был тринадцатилетним мальчишкой, а роксолан — взрослым и уже знаменитым воином. И всё-таки они сейчас едут к царю западных росов. Там Сорак сумеет смыть свой позор — отомстит Ардагасту Убийце Родичей.
Царевичи не знал, что Санаг и Ядыгар, разбив наголову Роксанака, тут же с отборной дружиной отправились вслед им, но в долину верхней Ра вышли севернее, чем царевичи, рассчитывая перехватить их там.
А черноволосая всадница спешилась и подошла к Симургу. Тот вдруг стал не больше обычной собаки и забрался под разлапистую ель, жалобно скуля. Руки воительницы осторожно прошлись по его израненному телу.
— Бедный пёсик! Как тебя порвала гадина чёрная... А тут ещё эти два дурака. Ничего, сейчас я тебе косточки сращу...
Со своими ранами небесный пёс справился бы и сам. Но приятно ведь, когда о тебе заботятся. А Морана-Артимпаса, богиня войны и смерти, умела не только убивать, но и исцелять.
Тёмно-серый панцирь, в который было заковано небо над священной горой, вдруг оказался пробит. Всего в одном месте — над главной вершиной. Но именно из этого отверстия (хотя солнце должно было стоять на юге) хлынули добрые, радостные лучи. Они позолотили склоны святой горы и вершины окружавших её хребтов, залили светом ущелья и долины речек, устланные трупами. И вместе с этими лучами вливалась в души воинов ясная, спокойная уверенность в победе. Рассеялся серый туман на севере и юге. И так же исчез, будто растаял, огромный старик на вершине Злой горы. А знаменосец с огненным стягом сошёл с золотой вершины. Потому что на неё с неба спустилась женщина в золотом венце и золотистой бобровой шубе. Ростом она не уступала Владыке ветров, но вид её внушал не страх, а радость и веру в доброту этого мира, пронизанного золотым светом.