Пир в доме-холме окончился, и гости вместе с хозяевами заснули вповалку на мягких шкурах. Лишь девять гостей, не проронивших ни одного человеческого слова, но внимательно всё слушавших, вышли наружу. Трое из них надели волчьи меха, трое — орлиные шкуры необычной величины, трое — безволосые шкуры с ластами и хвостами. И вот уже побежали в тундру три волка, взмыли в небо три огромных орла, а в море уплыли три касатки.
Наутро войско росов выступило в поход. Заснеженная тундра, словно степь, стлалась под ноги закованных в железо всадников. На морозном ветру трепетало красное знамя с золотой тамгой. Вслед за конниками ехали на собаках сииртя и печорцы с копьями и луками. Часть сииртя шла морем на байдарах, а вместе с ними — сарматы Сагдева и Сорака. В особой, расписанной колдовскими знаками байдаре ехали Сигвульф, обе волхвини, Сята-Сава и пятеро дружинников. А впереди всех плыла маленькая кожаная лодка — каяк. В ней, бодро загребая веслом, сидел шаман Або. Края его малицы были пристёгнуты к краям отверстия закрытой со всех сторон лодочки. Из заплечного мешка выглядывал костяной гарпун. Там же, в мешке, лежал бубен с колотушкой. Немолодой и тщедушный на вид шаман не уступал лучшим гребцам.
На Мысу Идолов выстроились обе дружины: конная — росов и оленная — Хан-Хаденготы. Предводители с затаённым недовольством поглядывали на Чёрного Быка: надо же, тянул с походом, пока с юга не подошёл Ардагаст со всей ратью. А колдун в шапке с деревянной совой и оленьими рогами стоял себе с важным видом на нарте с железными полозьями, знаменитой нарте вождя ненцев. Вокруг нарты столпились десять сильнейших чёрных шаманов из четырёх народов — ненцев, сииртя, печорцев и манжар. За их спинами угрюмо возвышалось изваяние Чернущего Идола. Окинув властным взглядом воинов, Паридэ-Хабт ударил в бубен и заговорил:
— Воины Нга! День настал, час настал. Откроется для вас путь между небом и землёй к Белому острову. Раньше нельзя было, позже нельзя будет. Но к проливу уже подходит Ардагаст. Войдёт в святилище — на тот путь выйдет, нас догонит. Потому к Белому острову пойдут только росы и с ними семь шаманов. Чтобы не пустить Ардагаста на Священный остров, здесь останутся ненцы и три шамана, четвёртый — я сам. Так велит Нга!
Гордые воители лишь молча кусали губы, слушая распоряжения чёрного шамана. Даже Саузард не пыталась их оспаривать. Взгляд царевны был прикован к тому, что видела лишь она, да ещё шаманы. Перед строем росов стояла всадница в чёрном кафтане, усыпанном золотыми бляшками поверх панциря, на вороном коне. Её пояс и венец блестели золотом и голубой эмалью. Чёрными распущенными волосами и хищным носом она напоминала саму Саузард. То был призрак Саузарин, Черно-золотой, царицы росов, погибшей почти тридцать лет назад в бою с венедами за Экзампей. Презиравшая всех Саузард уважала лишь её, свою мать.
Андак только горбился и ёжился от холодного ветра, чувствуя присутствие мёртвой тёщи. А та говорила дочери голосом, слышным лишь им двоим:
— Я хотела бы, доченька, чтобы ты сквиталась с этим венедским ублюдком Ардагастом, убийцей твоего отца. Но так даже лучше: пусть Солнце-Царя убьют не родичи, а какие-то ненцы, о которых на Днепре никто и не слышал. А мы с тобой пойдём разорять Белый остров. Когда сгинет это гнездо Михра-Гойтосира, люди ни во что не будут ставить ни его самого, ни его избранников. Саубараг — вот кто станет богом воинов!
Чёрный Бык тем временем возгласил:
— Кровь тринадцати женщин пусть свяжет три мира! Волей Нга, силой Нга чёрный столб пусть встанет!
Сииртянки отчаянно завизжали, заплакали, когда дружинники и шаманы принялись бросать их в провал. Но никто из росов и ненцев не вступился за своих недавних любовниц. Вопли женщин заглушал грохот бубнов и мерное зловещее пение. Последняя жертва скрылась в пасти провала, и оттуда взметнулся к небесам столб густого чёрного тумана, пронизанного языками синего пламени. Чёрный Бык приказал:
— Подойдите, воины Нга! Сила Грома пусть войдёт в ваше оружие из чёрного столба!
Всадники подъезжали к провалу, протягивали к столбу копья, мечи, пучки стрел. И синие молнии, срываясь со столба, входили в оружие, наделяя страшной силой даже костяные стрелы. Потом Чёрный Бык показал шаманам два больших черепа: один — с длинными зубастыми челюстями, второй — с двумя рогами на носу и остатками чёрной шерсти.
— Череп Ящера бросите в прорубь у берега Белого острова, череп зверобога — на жертвенник в Доме Солнца. Носорог-зверь землю расколет, море в трещину хлынет, до подземного огня дойдёт, и остров совсем утонет.
Оба черепа водрузили на нарты, в которые запрягли коней. Чёрный Бык вынул из ларца золотую стрелу (в последние дни он часто колдовал с ней), положил её на камень остриём на северо-восток и понёсся бешеными скачками вокруг камня, то ударяя в бубен, то потрясая двумя мечами. Это было какое-то страшное подобие древней пляски арьев в честь Митры-Солнца. Змеиное шипение, волчий вой, совиное уханье вырывались из глотки шамана, и остальные десять колдунов, встав в круг, вторили ему. Наконец он упал, корчась и извиваясь, и тут же на северо-востоке, среди тундры, вспыхнула арка, переливавшаяся всеми цветами радуги. Языки золотого пламени трепетали над ней.
Чёрный Бык поднялся и вручил стрелу — не Андаку, но Саузард. Глаза царевны вспыхнули гордостью сильной, самоуверенной хищницы.
— Женщина-вождь! Вот ворота. Скачи через них с дружиной до самого Белого острова. Стрела вам путь укажет. Ударишь ею — белые сияющие скалы расступятся, золотые двери Дома Солнца откроются. Убейте всех мудрецов острова, возьмите сокровищ сколько хотите — всё равно ещё больше останется. Всё остальное шаманы сделают. Вперёд, воины Нга! Вернётесь — мир совсем переменится.
С громким кличем «Мара!», гремя железом, росы понеслись к огненной арке. Огнём пожара трепетал красный стяг, сияла золотая стрела в высоко поднятой руке Саузард. Ho впереди всех скакала незримая чёрная всадница — Саузарин. Это она сделала всё, чтобы вместо свадьбы родителей Ардагаста произошла война между росами и венедами. Даже мёртвая, она усердно сеяла зло, подбивая на кровавые подвиги и раздоры сначала мужа, Сауаспа-Черноконного, потом дочь и зятя. А зять её сейчас думал об одном: вернуться живым из этого безумного похода. Но даже это от него уже не зависело. Куда уж думать о судьбе мира такой вот щепке в доспехах, подхваченной чёрным потоком!
Паридэ-Хабт провожал взглядом всадников, исчезавших под пылающей аркой. Он не сказал им главного: что Солнечный Всадник и его воины, разгромив шулмусов и мангусов, уже скачут над степями, горами и тайгой, спеша вернуться на свой остров. Но воинам Нга и незачем всё знать. У Чернущего Идола хватало рабов, даже верных. Не было лишь готовых пожертвовать жизнью ради него.
А из провала вылезали, потрясая дубинами и копьями, существа одно уродливее другого: с громадными головами; вовсе без голов, с лицами на груди; с висящими шарами вместо глаз; с каменными телами; с хвостами, оканчивавшимися костяным ножом; собакоголовые. То были черти-тунгаки. Из тундры и из-за пролива по льду ехали на белых и бурых медведях волосатые сюдбя-великаны. Глядя на них всех, Хан-Хаденгота приободрился. Теперь он не боялся схватиться с росами и их союзниками, которых было в несколько раз больше, чем его дружинников. Он завалит врагов трупами глупой нечисти, а перед грозовым оружием не устоят и доспехи «железных людей». И тогда он, Хан-Хаденгота, станет не просто вождём. Царём севера, Потрясателем Вселенной, как говорят гунны. А что? Объединить ненцев. Покорить манжар. А потом можно будет потягаться и со степью...
Опоздали! Ардагаст и его воеводы поняли это сразу, выйдя к проливу. Над белыми скалами Священного острова поднимался в небо зловещий чёрный столб. Через пролив, ещё недавно скованный льдом, плыли, с грохотом сталкиваясь, льдины. А среди льдин то появлялись, то исчезали существа, с первого взгляда похожие на исполинских змей с заострёнными головами. Коричневато-серые тела извивались, поднимая волны. Из ноздрей вырывались клубы пара. Иногда показывались перепончатые лапы.
— Кто это? Змей Тлубин? — спросил Ардагаст.
— Нет. Дети Великой Выдры. Они величиной не меньше китов, — ответил Зорни-шаман.
Как теперь одолеть пролив? Пробираться на байдарах или плотах среди льдов и чудовищ?
Из-за пролива прилетели златоклювый ворон и трое соколов-нуров. Обернувшись человеком, один из разведчиков доложил:
— Солнце-Царь! На острове ненцы на оленях, в костяных панцирях, сюдбя на медведях и ещё толпа каких-то уродов вроде незнаемых. Распоряжается всем чёрный колдун с деревянной совой и оленьими рогами на шапке.
— Где Андак с дружиной?
— Нигде не видно. Будто в пекло провалились, — развёл руками нур. — Ещё видели мы огненную дугу вроде ворот.
— Это — врата магического пути на Белый остров. Значит, на Священном острове дружины Андака уже нет. А эти все только прикрывают её с тыла. Чёрный Бык — невежда в солнечной магии, не смог даже закрыть врата. Но нас он опередил, — сумрачно произнёс Аристей.
Ардагаст стиснул зубы, сдерживая поднимавшуюся в душе волну отчаяния. Стрела Абариса вместо ключа к огненному сердцу Скифии стала орудием страшного зла! А ведь он мог отправиться за ней и год, и два назад, не дожидаясь, пока Фарзой устроит эту гонку, которую теперь выиграл Андак. Пять лет он, Ардагаст, не бывал дальше Танаиса. Не хотелось далеко уходить от жён, детей, от просторной белой мазанки-дворца на берегу Тясмина. И столько дел было в молодом царстве росов и венедов...
Он забыл, что, кроме этого царства, есть ещё и весь мир. Зато об этом помнило Братство Тьмы. Это братство составляли не только Валент с его колдовской шайкой там, далеко на юге. От греческих городов и днепровских лесов до Ледяного моря, от одного чёрного колдуна к другому тянулась незримая цепь зла. Везде находилось, кому направлять Андака и Медведичей, воздвигать на пути росов чародейские преграды, разжигать войны, способные погубить целые племена. И хоть бы один из них любил Тьму бескорыстно, как Аполлоний и его собратья — Солнце! Нет, каждому хотелось ещё и жить богаче всех в племени, и упиваться властью, страшной властью над душами запуганных людей. Словно по всему миру расселилось тайком безжалостное племя нелюдей, перед которыми незнаемые и прочие полубесы — только жалкие уроды.