-- Вот я и решил создать царство, вернее, республику, без покорителей и покоренных. Для этого я выбрал эстиев: они не так воинственны, как германцы, и не так дики и слабы, как финны[215]. Я не стал соваться в устье Хрона-Преголы - туда и так устремляются все, желающие обогатиться на янтаре, - а поселился здесь, на Рудоне-Немане, между землями пруссов, литвинов и ятвягов. Тогда эти берега были почти безлюдны, но сюда стекались поселенцы изо всех этих племен, и даже из более далеких. Храбрые, трудолюбивые, упорные люди... И сюда же приходили любители набегов и грабежей - тоже изо всех племен. Особенно усердствовали готы на своих драккарах. Я поставил этот городок и взял под защиту всех поселенцев. Много пришлось выдержать битв, но чаще я старался решать дело миром. Князья и старейшины сами не любят всех этих воителей-грабителей и их разбойные дружины.
-- Иные князья сами таковы. До таких, как Радвила Рыжий Медведь, что-то доходит, лишь когда сожжешь его берлогу или разобьешь дружину, - вмешался княжич Порций.
-- Вот после этого, сынок, и нужно говорить с ними о мире. Хуже те, кто одержим войной, как Бериг... Так вот, поселенцев стекалось все больше, и я поставил еще два городка вверх по Дубисе, один - в устье Юры, два - на Нерисе. В городке на Юре уже правит Порций, а городки по Нерису я назвал в честь Кунаса и Сперы - пусть готовятся в князья. Самый далекий городок - Вилькомир на Святой реке - держит Дорспрунг. А все наше племя зовется жемайты - "народ земли".
-- Что-то все это мало похоже на республику, - заметил Хилиарх. - Скорее на Парфию, где великий царь раздает подручные царства сыновьям и братьям.
-- У нас не монархия, - горячо возразил Порций. - Князей избирает народное собрание. Просто наш род жемайты уважают больше всех. И не только за храбрость. Это отец научил здешних оставлять часть поля под паром и делать железные наральники для сох.
-- Да, - кивнул князь. - Наши предки были не только воинами. Плохо обрабатывать землю у них считалось позором. Мы чтим Юпитера-Перкунаса, небесного воителя. Но еще больше - Добрую Богиню, Мать Мира, Ладу, покровительницу мирных хлебопашцев. Разве не лучше нести народам мир, а не меч?
-- Один иудейский пророк считал иначе, - улыбнулся Хилиарх. - Правда, он не сумел защитить мечом даже себя... Но скажи, почтенный Либон, почему ты даже не подашь вести о себе в Рим? Разве ты не знаешь: Нерон давно низвергнут, и сейчас правит кроткий и добродетельный Тит, сын Флавия Веспасиана?
-- Надолго ли хватит его добродетели? И кто его сменит? Его порочный братец Домициан? Или тот шут-горшечник, что изображает Нерона? Видите, я слежу за тем, что творится на юге. Там сгнило все: сенат, народ... Рим уже не исправить. Это говорю вам я, римский сенатор и патриций! Можно лишь начать заново здесь, на краю Скифии.
-- От зла ты не спрячешься и на краю света, - резко сказал Вышата. - Рука Нерона, рука Братства Тьмы уже тянется к тебе. Расскажи ему, Каллиник.
Либон выслушал рассказ царевича все с тем же невозмутимым видом. Затем сказал:
-- И чего же вы ждете от меня? Чтобы я отдал вам янтарный амулет? Или бросил все и отправился на юг воевать с воскресшим Нероном?
-- Нет. Амулет нужно сжечь в пламени Колаксаевой Чаши. Тогда сгорит и другая его половина - та, что у Нерона, - ответил волхв.
-- Да вы понимаете, что значит мой янтарь в этом краю? Всех этих варваров склонить к миру во много раз труднее, чем к войне. Если не подчинить их волю с помощью амулета. Потом они сами жалеют о клятвах, данных мне, но блюдут их, чтобы не опозорить себя. Этот амулет хранит край от войн, спасает сотни, тысячи жизней!
-- Так что мы, по-твоему, зверье неразумное или дети малые? - сжал кулаки Витол.
-- Жестокостью вы порой превосходите зверей, а неразумием - детей, - спокойно ответил Либон. - Но вы чище и добрее моих развращенных соотечественников. Поэтому я и несу вам добро и мир. Хотя иной раз хочется и впрямь вернуться в Рим, неприметно жить на своей вилле в Кампании, читать самые новые книги... - сенатор усталым жестом разгладил седые волосы.
-- Значит, мы тебе еще и кланяться должны за то, что нас чарами морочишь? - сверкнул черными глазами литвин. - Да так ли ты добр, как прикидываешься? Не того ли хочешь, что и Бериг? Только он - медведь, а ты - лиса: слаб, зато хитер.
Лицо сенатора на миг покраснело от обиды. Не удостаивая ответом Витола, он обратился к Вышате:
-- А чего хотите вы сами? Какое дело вашему сарматскому царьку до Рима, Нерона, Братства Тьмы? Вы, варвары, лезете в такие дела, только если кто-то на юге вам хорошо заплатит.
-- Мы как раз из тех варваров, которых купить вовсе нельзя. Не видел таких или не замечал? И не только варвары есть среди нас, росов, - с достоинством ответил волхв.
-- Вот как! - Дорспрунг, зловеще ухмыляясь, взглянул на Хилиарха. - А скажи-ка, кизикинец, сколько выручил за мои рубины и слоновую кость? И куда деньги дел?
-- И сколько ты получил за лжесвидетельство в суде, когда Исаак Юлий пытался получить с меня деньги по фальшивой расписке? - спокойно осведомился молчавший до сих пор Проспер Цезарин.
Глаза всех устремились на Хилиарха. Тот побледнел, но ответил спокойно, не пряча глаз:
-- Исаак не дал мне ничего - ведь процесс он проиграл. Еще и заставил вернуть полсотни сестерций задатка. А за твою добычу, Кентавр, я выручил всего пять сотен - вещи были слишком приметные. Двумя сотнями откупился от эдила[216], остальное потратил на врачей для матери. Сестренка, которой я торговал, нашла себе сводника получше и не желала больше помогать маме. Таким порочным я был тогда. Хотя учился у философов и знал, что творю. Наша мерзкая жизнь сделала из меня лису. А из тебя, Кентавр, - волка. Но даже тогда мы с тобой не грабили бедняков.
-- И царь росов доверил тебе казну? Ну и простак же он! - расхохотался юный Кунас.
-- Да, доверил! После того, как я вместе с ним добывал Огненную Чашу, сражался с упырями и колдунами и понял, наконец, что есть вещи сильнее и важнее денег. Вы, добродетельные господа, бежали из Империи. Я, признаться, тоже. Но кто-то ведь должен разгребать тамошнюю мерзость, чтобы она не затопила весь мир!
-- И этим занимаемся мы, Братья Солнца. Ты, Либон, маг, и знаешь о нас. Так вот, Братство Солнца ручается: Хилиарх из Кизика стал другим человеком, - твердо произнес Вышата.
-- Знаю, - махнул рукой сенатор. - Пытаетесь превратить тот гнилой мир в Царство Солнца. Лучше бегите для этого сюда, в Скифию. И меньше верьте таким вот пройдохам.
-- С корабля первыми бегут крысы... и знатные пассажиры, - неожиданно дерзко произнес Хилиарх.
Дорспрунг поднялся и, поигрывая кинжалом, подошел к греку. Хищная ухмылка так и сияла на лице разбойника.
-- Это ты хорошо сказал. И насчет лисы и волка тоже. Я, знаешь ли, волкам верю больше, чем людям. Особенно здесь, в лесах. - Он вдруг хлопнул Хилиарха по плечу могучей рукой и громко рассмеялся. - Да проверял я тебя, гречишка! Если уж ты не изворачиваешься и не боишься ни Кентавра, ни сенатора... А что вам, росам, верить можно, я уже знаю. От наших серых братьев, - он обернулся к Палемону. - Слышишь, князь? Росы тебя не обманут. Даже этот кизикинец. Это говорю я, волчий воевода!
Сенатор облегченно улыбнулся и развел руками:
-- В дебрях - хоть лесных, хоть городских - я, изнеженный патриций, могу только полагаться на тебя, Кентавр. Если бы не ты, с твоим звериным чутьем и отвагой, мне не помог бы и амулет. - Он поднял кубок синего стекла. - За доверие, друзья!
Все почувствовали себя легко и непринужденно: честные люди, даже самые тертые жизнью, меньше всего любят подозревать кого-либо. Дорспрунг поднес Хилиарху кубок меда, настоянного на травах. Либон поднялся и сказал:
-- Я еще подумаю, стоит ли уничтожать амулет. Но защитить Янтарный Дом мы обязаны. Уважаемые маги, пойдемте в мой кабинет.
За ним последовали не только Вышата и Витол, но и оба эллина, кое-что смыслившие в магии. В кабинете, как и всюду в этом доме, эллинское переплелось с варварским. Полки были уставлены книгами - свитками в медных футлярах и тетрадями. Изящные фигурки эллинских и египетских богов соседствовали с эстийскими и венедскими деревянными идолами. В одних ящичках лежали пантакли на серебре и пергаменте, с греческими и еврейскими надписями, рунные дощечки и обереги из звериных клыков и когтей. Особенно много было амулетов из янтаря всех цветов и сортов. Чертежи звездного неба лежали на столе. На стене висели каменные топоры и бронзовые мечи: древнее оружие, забытое воинами, охотно употреблялось чародеями.
Все сгрудились вокруг хозяина, принявшегося высчитывать и чертить на покрытой воском дощечке расположение звезд в Купальскую ночь. Витол порой горячо спорил, хотя явно уступал римлянину в астрологических познаниях. Расчеты, однако, были неутешительны: именно эта ночь благоприятствовала созданию из огня и воды дракона, способного испепелить Янтарный Дом и смести с лица земли священный городок Лады. А чтобы одолеть чудовище, надо было убить не только его тело, но и управляющий бездушной тварью дух ее создателя. Витол, опытный змееборец, посоветовал изготовить два копья: одно - наделенное силой Солнца и Грома, другое - Луны и Грома.
Вышата потер лоб и сказал:
-- Чтобы копья убили змея наверняка, надо бы в них души вселить. И не простые. Скажем, великого храбра и его коня. Словом, копья беру на себя. Есть одна задумка.
-- Но это все для тела змея. А для души? Пока она в его теле - любые раны могут исцелиться. А заклятия, уничтожающие душу, длинны и сложны, их трудно применять в разгаре боя, - сказал Либон.
-- И это возьму на себя, - ответил Вышата. - Вот прежняя Секира Богов. В обычном бою она - простой топор, а в духовном - убьет любого злого духа. А еще есть оберег, - такими владеем только мы, Братья Солнца, - что может сжечь нечистую душу.