– И землю пашете?
– Это редко, – покачал головой бродник, – только разве что старики, кто уже о походах не помышляет. А молодые все, у кого кровь ещё не застоялась, гуляют. С атаманами. Далеко некоторые ходили – до Хвалынского моря, и к мадьярскому королю нанимались в дружину, и в Царьград. Самый ловкий, конечно, ватаман Плоскиня. Эх, лихой! Только мне к нему пути теперь нет. Коли поймает – шкуру с живого спустит.
Хорь погрустнел. И наотрез отказался рассказывать дальше. Только заметил загадочно:
– Знали бы вы, братья, с кем один хлеб ломаете. Я, может, бека богаче. А то и самого Котяна. Но приходится на голой земле спать, небом укрываться, эх!
Нападающие схлынули. Прятались за прибрежным кустарником, кричали гортанно. Капитан Асс вынул магазин из «макарова», покачал головой. Наудачу потрогал покалеченный знак «Гвардия» на груди.
– Всё, кирдык. Один патрон. Говорил тебе, Дырыч: не хрен по уткам было палить.
– А жрали бы мы что? – справедливо заметил лейтенант Дыров. – И так почти неделю на том мясе продержались.
– Надо было этим.
Николай потряс самодельным копьём с привязанным к концу ножом.
– Тю, тоже мне, Шварценеггер. И палку бы утопили, и без жратвы остались. Дай, рану посмотрю.
Взводный пощупал черенок стрелы, застрявшей у ротного в плече. Асс поморщился:
– Хватит шерудить. Больно.
– Кремневый наконечник, – заметил Дыров, – дикари, твою мать. Э, что это там?
– Где? – вскинулся капитан и заорал от боли: Дырыч вырвал стрелу, пока друг отвлёкся.
– Всё, всё уже. Сейчас перебинтую, у меня ещё обрывок майки остался.
Месяц назад офицеры парашютно-десантной роты попали в грозу, возвращаясь в расположение части. Потом была древняя каменная «баба», странный полёт через трубу в ледяных сполохах и абсолютно дикая, пустая степь – без малейшего следа шахтёрского посёлка, палаточного лагеря десантуры и вообще каких-либо признаков цивилизации.
Делать нечего – побрели на запад, к Днепру. Через обмелевшие от жары речушки переправлялись вброд или вплавь на сделанных из камыша вязанках. Били самодельным копьём рыбу, охотились на уток, бездарно просадив половину боезапаса. Поначалу очень не хватало соли, но голод – не тётка. Привыкли.
Асс пресекал любые попытки Дырова порассуждать на тему, куда это они попали. И как. И, главное – зачем?
– Сейчас задача – выжить, лейтенант. Это пусть гражданские думают. А мы должны действовать. До людей доберёмся – выясним, что тут за апокалипсис после будущей ядерной войны, и почему самолёты не летают и машины не ездят.
– А может, мы в прошлое попали? – возражал Дырыч. – Зверя помнишь? Хищника? Точно тебе говорю – леопард. А леопардов тут лет тысячу как уже не было.
Вот, вышли к людям. Увидели с пригорка широкую синюю реку (наверняка Днепр), на берегу – какие-то шалаши, костры. Как дурачки, побежали, бестолково крича.
Аборигены гостям не обрадовались – вскочили на невысоких лохматых лошадок, осыпали градом стрел. Пришлось в соответствии с законами тактики отступить на заросший кустарником берег, где конный противник был лишён главного преимущества – скорости и манёвренности. Спешившиеся туземцы получили отпор из пистолетов, но не бросились наутёк, а отошли на безопасное расстояние и явно замышляли что-то нехорошее.
– Индейцы какие-то, что ли? Не похоже.
Асс разглядывал труп нападавшего. Лицо монгольского типа, кожаный кафтан. На шее – бляха тёмного металла. Оторвал, присмотрелся.
– Ну какие индейцы, Коля? Индейцы в Америке. А это, по всем расчётам – Днепр. Тут разные кочевники жили. Дай, погляжу бляху.
Дыров присвистнул:
– Похоже, тамга. Наверное, хазарский период, а это – кочевники, данники каганата.
– Ты, тля, под умного-то не коси, ты же офицер, – буркнул Асс, – толком объясни – что за народ. Может, договориться сможем.
Потянуло дымом. Кем бы ни был противник по национальности, но рисковать больше он не стал – поджёг прибрежный высохший камыш, чтобы выкурить непрошеных гостей.
– Кирдык, – кашляя, сказал капитан, – сейчас зажарят, как куропаток. В реку надо.
Проплыли, наверное, метров пятьдесят, когда увидели корабль. Красивый, стремительный, равномерно взмахивающий длинными вёслами.
– Викинги, – определил Дырыч, – я такую шлюпку на картинке видел.
Размахивая руками, заорал:
– Эге-гей, Европа! Выручайте!
Дмитрий проснулся с колотящимся сердцем, резко поднялся. Выругался, потёр лоб.
Темно, ночь ещё. Луна уже ушла с небосклона, освобождая место скорому рассвету. Лошади, чувствуя час быка, легли на землю. Тихо, только стрелял искрами костёр дозорных.
Сон был ярким, как кинофильм. И необычайно правдоподобным. В этом сне капитан Асс с лейтенантом Дыровым отбивались от каких-то кочевников, прячась в прибрежных кустах. Потом офицеров спасли викинги, вытащив из быстрого днепровского течения.
Ярилов плеснул в лицо ледяной водой из бадьи. Подошёл к костру, сел рядом с Азаматом.
Кровный побратим улыбнулся:
– Что, Ярило, не спится?
И продолжил рассказывать двум молодым половцам:
– А Киев – город большой, красивый. За земляными валами, за палисадами да высокими стенами спрятан. Русичи своему богу строят огромные дома, из камня. А сами в деревянных живут. Леса не жалеют, его у них много, даже улицы толстыми досками мостят, так что и грязи нет. И ворота там до неба. Золотые!
Молодые удивлённо открыли рты.
– Ого! Вот расточители! Настоящим золотом крыты ворота?
– Неа, – разочарованно протянул Азамат, – отец рассказывал: первым делом ворота ободрали. Медными листами крыты. Но позолоченными.
– Эх, какие у нас предки были! Такой богатый город брали, киевлян били! – восхищённо покрутил головой молодой воин.
– Да вместе с русичами и били. Рюрик Ростиславович в степь приезжал, наших ханов на поход уговаривал. Город сожгли, кого поубивали, кого в полон взяли. Мой отец тогда дюжину невольников привёл, купцам продал. И ещё золото и серебро в доме их бога добыл. Баранов купил, коней купил, за мою маму калым заплатил, в жёны взял. Мог и беком стать. Да только отец Тугорбека пронырливее оказался, место занял, Чатыйским куренем завладел.
Азамат вдруг спохватился, забормотал:
– Хотя, конечно, всё и так славно. И бек у нас – молодец, да и мне хорошо у него доверенным багатуром. Ладно, пойду, посплю немного перед рассветом, заболтался тут с вами.
Дмитрий понял, что побратим рассказывал о походе на столицу в 1203 году. Надо же, совсем немного – и он сам увидит древний Киев! Вся университетская кафедра истории отдала бы полжизни за такую возможность.
Даже не верилось, честное слово.
Глава пятая. Звезда
Из записей штабс-капитана Ярилова А. К.
г. Берлин, 4 июня 1924 года
…повестку – «явиться в отдел ВЧК Петроградского района». Не скажу, что я испугался. Война отняла у меня многое, и умение просто, по-человечески, до дрожи бояться было одной из первых потерь. Я рассуждал логически: если бы меня хотели арестовать, то не стали тратить бумагу с лиловой печатью. А прислали парочку матросиков с оловянными глазами.
Скорее всего, будут звать в Красную Армию. Корпус братушек-чехов, размазанный по всей России вдоль железной дороги до Владивостока, поднял мятеж. На юге бузят казаки и красновцы. У большевиков катастрофически не хватает кадров. Но если сбежавших чиновников и ненадёжных писарей они с успехом заменяют инородцами с грустными носами, то на штабные и командные должности в армии вынуждены звать нашего брата – офицера.
Я знал, что многие соглашаются. И не только после убедительной экскурсии в провонявшие сырой кровью расстрельные подвалы. Из-за пайка. Голод – вполне реальный союзник большевиков. Я, например, уже выменял на еду всё, что у меня было ценного – и георгиевский крест, и серебряный портсигар, который в складчину купили солдаты моей роты после боёв в Карпатах. Остался только браунинг и подаренный отцом Василием складень.
Видит бог, я не хотел лезть в эту кашу. Моя продырявленная пулями душа ещё не зарубцевалась. И должность в штабе какой-нибудь большевистской дивизии привлекала меня не больше, чем в офицерском батальоне у Деникина.
Но в тот же день принесли письмо от отца Василия. Он звал меня в Киев, не называя имён и подробностей. Писал намёками, боясь, что послание перехватят. Главное, что я понял – ему удалось, наконец, сложить мозаику или хотя бы её значительную часть. Разгадка тайны похода по времени близка. И он собирает экспедицию, в которой моё место – начальника военной части – не подлежит сомнению.
Я обрадовался, не скрою. В том сумасшедшем, распухшем от голода Петрограде, с его ночными арестами и накокаиненными поэтами глубокий голос проповедника, его сладкий восковой запах и умный разговор показались мне последней надеждой не свихнуться окончательно и заняться делом, имеющим хоть какой-то смысл.
Уже вечером я отвоевал место на жёсткой деревянной полке вагона, уходящего на юг. В поезде, набитом небритыми мешочниками, командами мобилизованных, закопчёнными жестяными чайниками и бабами в драных салопах.
Граница с зоной немецкой оккупации оказалась на удивление формальной – смертельно уставший германский лейтенант мазнул по моим поддельным бумагам невидящим взглядом и бессильно махнул рукой.
Киев бурлил, щеголял шароварами сердюков и жовто-блакитными стягами. Без труда нашёл аккуратный домик на Подоле, скрытый в кустах нахальной сирени. Хозяйка была предупреждена о моём приезде и проводила в спрятанный среди цветущих яблонь флигелёк.
Я спал с открытым окном. В первый раз за четыре года – без кошмаров.
А утром за завтраком увидел её. Асеньку. Дочь казачьего полковника Всевеликого Войска Донского ждала оказии, чтобы уехать к отцу в Новочеркасск. Густые чёрные волосы, подобные спелым черешням глаза и голос жаркий и обещающий, как южные ночи.