- Неужели это возможно в столь сжатые сроки? – усомнилась Эмма.
- Мне удалось запустить эту историю несколько земных лет тому назад. Хароныч помог, – лениво перевернувшись со спины на бок начал рассказывать Андрей. – Некоему писателю стали приходить в голову странные мысли... Когда они сформировались в идею, он начал писать. Нельзя сказать, что его работа протекала без проблем, но однажды он получил посылку с чудесными рисунками. После этого странного происшествия, писателя было не остановить... Удивительным образом, его книгой заинтересовался издатель... Короче говоря, до нашего отъезда Василий сможет подержать в руках первые два тома своего романа. Нет, пожалуй, теперь это – их общее творение... А сейчас Вася нашёптывает на ухо писателя финальные главы. Он говорит, что дело спорится, и «они» всё успеют...
- А как зовут московского писателя? – неожиданно заинтересовалась Эмма.
- Максим, по-моему... Точно не помню, – пожал плечами Андрей. – Да и важно ли это? Мой Наставник любил повторять, что значение имеет сама книга, картина, мелодия, а не имя её создателя.
- Ещё один кирпич в стене? – в голосе Эммы зазвучало сомнение.
- Стена? Стены нас защищают, но… разделяют, Эммочка! – не согласился её муж. – А вот ещё один кирпичик, камушек в здание строящегося Храма не будет лишним. Внутри нашего Храма не может быть места для распрей. И вход туда открыт для каждого. А тот, кто не решится зайти внутрь, взглянет на него со стороны и подумает: удивительная красота заложена в этом здании!
- Да, но к Храму могут прийти нелюди, а так в истории человечества случалось не раз и не два... Они могут всё разрушить, – вздохнула она. – Что тогда делать?
- Погоревать немного, – спокойно ответил Андрей, внимательно глядя на жену, – и строить его заново, по камушку, по кирпичику...
Эмма задумалась, перевернулась на живот, а через некоторое время поднялась на ноги и, повернувшись к морю спиной, с удовольствием рассматривала горы, казавшиеся удивительно близкими:
- Скажи, Андрюша, а в нашем мире существуют Кавказские горы?
- Не знаю, не видел, – попытался отшутиться он, но, перехватив недовольный взгляд жены, со вздохом ответил: – С большой долей вероятности, на юге расположены Кавказские, а на востоке Уральские горы. Точнее, их аналоги.
- И там живут люди?
- Возможно.
- Давным-давно Ломоносов сказал, что Россия прирастает Сибирью, – озадачила Андрея жена.
- А Изя говорит, что наше государство прирастает евреями, – парировал он.
- Да ну тебя с твоим Изей и вашими шуточками! – фыркнула Эмма и совершенно непоследовательно, строго глядя на мужа в упор, спросила: – Скажи, ты обрёл столь могучую силу, что можешь поднять сушу над уровнем моря в нашем мире, не дожидаясь, пока это сделают другие?
- Это ты сейчас серьёзно спросила? – остолбенел Андрей и… под грозным взглядом жены спрятал глаза, как нашкодивший школьник: – Теоретически могу поднять, могу опустить... Но, Эммочка, я не стану этого делать без экстренной необходимости! Всё должно происходить вовремя... Да и вообще... К чему твои вопросы? Моя жена знает всё, что знаю я.
- Это не совсем так, – она глубоко вздохнула и крайне непоследовательно заявила: – В кой-то веки получишь отпуск, так и здесь тебя донимают всякими глупостями! Могу я, наконец, почувствовать себя блондинкой на пляже?!
- Чудненько... – Андрей удивлённо взглянул на жену и усмехнулся: – Для тебя всё что угодно, дорогая!
Казалось, Эмма потеряла всякий интерес к заданному ею вопросу и, разглядывая горизонт, промолвила:
- Даже здесь ты умудрился привезти меня на море, называемое Чёрным... Шучу! Мне здесь нравится... Но как странно… купаться в море и даже наслаждаться видом целого моря… воды!
- Солёной воды, девочка моя глубокомысленная! – мелко затрясся от смеха Андрей.
- Не важно, – шуточки мужа не могли помешать зародившемуся в ней романтическому настрою. – Представь, Андрюша: ты – берег, а я – море, ласкающее тебя волнами...
- Приятно... Но мне не хочется, чтобы твоя мысль материализовалась! – приподнимаясь и присаживаясь на влажное полотенце, усмехнулся он. – Неподвижно дожидаться твоих ласк? Уж лучше стать ветром, волнующим море!
- Кто ты, муж мой? Ветер, берег, гора, вулкан, дождь, Солнце... – всплеснула руками Эмма. – И вопреки всему мы остаёмся мужчиной и женщиной, любящими друг друга... Да?.. А кто-то обещал, что однажды я рожу тебе ребёнка, мальчика... Это был не ты, Андрюша?
- Мы не можем остаться в мире под Солнцем на девять месяцев, а затем забрать ребёнка с собой, Эммочка! – воскликнул он.
- А если всё-таки попробовать… зачать ребёнка сейчас? – она посмотрела на мужа умоляюще. – Если случится чудо, он родится дома...
- Сказка какая-то... – ответил Андрей.
- Это – не сказка, – покачала головой Эмма. – Это – безоглядность, безрассудство, вера в чудо, которую люди называют любовью.
- Любовь вопреки всему, – медленно проговорил он, раздумывая над словами жены. – Постой! Что значит «сейчас»? Прямо здесь, на берегу моря?.. Ах, «никто не увидит»! Ты окончательно потеряла стыд, Эмма!.. Впрочем, кроме меня, винить в этом, конечно, некого. Иди ко мне, девочка моя родная...
Дмитрий МанасыповЧистильщики пустошей
Моим однополчанам, вернувшимся и нет.
Горячее марево за кустом.
В тени силуэт незнакомой твари.
Потом рассмотрю ее. Все потом.
Деревья сожженные. Запах гари.
Готов к перестрелке любимый ствол.
Оценка позиций, перемещений.
В наушниках голос: «Пошел! Пошел!»
Холодная ярость. И нет сомнений.
Решительно сталью по рукоять.
Из горла горячая кровь по коже.
Вдруг — когти по бедрам… «Стоять… Стоять!
Терпи! Не в первой. Молчи!!! Ты можешь!»
Последних конвульсий тугая дрожь.
Выходит сталь из пустого трупа.
Опять зацепило… Ядрена вошь!
Эх, шрамы на бедрах… Опять… Так глупо…
INTRO
Фонарщик Сивый неторопливо шел по Второй улице. Осень в этом году подобралась к городу намного раньше, чем обычно, ночью резко понижалась температура, и изо рта клубами вырывался пар. Было холодно и неуютно, слегка моросило. А ведь еще недавно жарило так, что куда там некоторым летним дням!
Сбитые каблуки старых башмаков постоянно задевали выбоины и становящиеся все шире трещины в асфальте. На спину давила фляга с маслом, пригибая к земле. Прокуренные пальцы крепко сжимали деревяшку шеста, с помощью которого Сивый вот уже пять лет зажигал огни в своем районе. Иногда его бил кашель, сотрясая все тело, и тогда к пару добавлялись вылетающие изо рта капельки крови. В такие мгновения Сивый останавливался, прислоняясь к ближайшей обшарпанной стене, шумно дышал и вытирал струйки холодного пота, градом катившиеся по лбу.
Туберкулез скоро должен был доконать его, это фонарщик знал точно. Если раньше, конечно, не случится чего похуже. А при такой работе ожидать можно было всего… Ночные улицы города, в последнее время — то место, где стоит опасаться за свою жизнь. Это знали все его обитатели и старались лишний раз не высовываться из домов после последнего удара колокола. Хотя это спасало далеко не всегда, ох не всегда… Сивый сплюнул под ноги густой и вязкой от табака слюной. Был бы он моложе и здоровее, так давно бы ушел куда-нибудь на Запад, наемником в один из отрядов. Там хотя бы не так страшно было помирать. Уж что-что, а это он знал не понаслышке. Если бы не ранение, после которого доктора еле спасли ему жизнь, стал бы он фонарщиком в этом занюханном городишке, да еще и у самого Фронтира? То-то и оно, что, хоть завали его золотом, не согласился бы. А тут умудрился еще и чахотку подхватить. Старость не радость, что и говорить.
Сивый остановился возле очередного металлического столба, увенчанного стеклянным граненым грибком. Крючком на шесте откинул в сторону окошко. Поджег паклю и поднес ее к фитилю. Тот затрещал, брызгаясь искрами, чуть зачадил, но занялся. Пламя металось из стороны в сторону, становясь то больше, то меньше, но выровнялось и вспыхнуло наконец, ярко-желтым. Фонарщик облегченно вздохнул, поправил легкую, оставшуюся еще со старых времен, драгоценную раскладную лестницу. Лезть наверх ему вообще не хотелось. Да и опасно это по нынешним-то временам, торчать высоко над землей…
Впереди, там, где улица была погружена в темноту, раздались какие-то звуки. Сивый испуганно дернулся, его рука метнулась в карман обтерханного пальто, стиснула рукоять револьвера. Он замер, совсем по-стариковски вытянув вперед худую шею и медленно отводя назад левую ногу.
Жужжащий звук приближался — и сделался наконец узнаваемым. Из-за угла старой двухэтажки выбился отсвет, становясь все шире и ярче. Фонарщик еле слышно вздохнул с облегчением. Он понял, что его так напугало. И виновата в этом была скаредность городской администрации, экономящей даже на патрулях собственной внутренней стражи. В отличие от рудничной, на содержание которой денег старались не жалеть. Оно, конечно, понятно. Шахты приносили те самые деньги, за счет которых город до сих пор жил. И охраняли их не в пример лучше, чем большинство городских кварталов. Городским патрульным на ночь выдавались механические фонари-жучки, которые работали от встроенной «динамки», приводимой в действие сжатием ладони. Шумели они не очень сильно, но ночью хватало и этого постоянного жужжания, чтобы заставить волноваться тех, кто привык быть настороженным. И выдавали идущих по маршруту патрульных с головой. Как сейчас, например.
Луч света окончательно вырулил на улицу и запрыгал вперед, направляясь к нему. Три силуэта дружно топали в сторону Сивого. Большие угловатые фигуры, с торчащими в сторону матово отливающими стволами оружия. В городе патрули ходили с магазинными винтовками, очень надежными, несмотря на старость. Правда, тяжелыми и неудобными: хотя и крупного калибра, но зато медленно перезаряжающимися.