Земля поддавалась плохо. Сухая, сбитая в плотные, еле развалишь, комья, переплетенные густой сеткой травы. Кирки и заступы царапали ее уже битый час, но результат так и оставался практически нулевым.
Алехандро недовольно оглядывался. Хавьер вполне понимал причины такого поведения старшего. Святые отцы передвигались на мулах. Пусть и с кибернетической начинкой. Те тоже валялись рядом с телами найденных ездоков. Именно валялись, разодранные в клочья, блестели металлом и проводами потрохов. От самих священников осталось не так и много плоти. Это было очень плохо. Ведь пока Бойня обходила провинцию стороной.
Но везти с собой грязные окровавленные останки Алехандро Круз просто не мог. Фургон ехал полным, тяжело поскрипывая усиленными мостами. Дорогой груз, упакованный в зеленые патронные ящики, места практически не оставлял. Именно из-за этого кирки и заступы вгрызались в землю.
Круз оглянулся еще раз. Смерть, пропитавшая это место, нервировала. Но что-то еще не давало сосредоточиться. Что-то еще.
Солнце палило, заставляя щуриться даже под затемненными очками маски. Хорошо, что не приходится носить кислородные маски, как в обретавшем силу Анклаве, там, дальше на севере. Что не так?
Ветер гонял пыль, заставив все же замотать лицо плотным шарфом. Каково приходилось парням, рывшим могилу, Алехандро представлял. Но помогать нельзя. Следить за горизонтом сейчас стоило даже не в две пары глаз и один чуткий нос.
Анна-Мария, оседлавшая кабину их «бизона», смотрела в другую сторону. Прислонившись спиной к трубе от печи, следила через прицел винтовки.
– Алехандро?
– Да?
– Почему мне кажется, что за нами следят?
Круз-старший кивнул. Чувство не отпускало и его. Откуда, кто? Он покосился на собаку и замер. Роско, прятавшийся от жары, был мертв. Круз понял это по еле уловимым взгляду мелочам, благодаря наитию, настойчивому крику интуиции. И он успел сделать единственно правильное: заорать, подзывая экипаж. Земля вокруг фургона вздыбилась, разлетаясь в стороны. Парни бежали к фургону, а Анна-Мария начала стрелять.
Здесь, в провинции, Бойня почти не давала о себе знать. Но не в этот раз.
Хавьер влетел в фургон, бросившись к месту наводчика кормового пулемета. В семье Круз учили хорошо, он все помнил и делал как надо. Сверху, прозвенев каблуками, в люк спрыгнула Анна-Мария, подмигнула ему.
– Стреляй, Хави, чего застыл?
Алехандро, прикрывающий экипаж, ввалился внутрь через дверь. Запнулся, падая и зажимая бедро. Кровь хлестала во все стороны. В дверь тут же ударили снаружи, скрежеща по металлу твердым и острым. Анна-Мария бросилась к Алехандро, фургон резко двинулся вперед, и девушка с размаху впечаталась головой в борт.
Хавьер сглотнул и вцепился в пулемет. Или в его подобие. Корму фургона защищал «гатлинг». Шесть стволов взревели и завизжали, раскручиваясь. Хлестнули вокруг металлом, отбрасывая приземистых серых существ, рвущихся к людям.
Когда в амбразуре Хавьер вновь увидел незаконченную могилу, все встало на свои места. Семья Круз умела воевать. А серых тварей, убивших священников, оказалось не так и много. Заложенная Альмадоваром хитрая петля вела их за фургоном, подставляя под огонь всех трех пулеметов.
Когда они вернулись в форт Круз, Алехандро уже не хрипел, а спокойно и ровно дышал, успокоившись в морфиновом сне. У Анны-Марии на лбу вздулась огромная шишка. Святых отцов, погибших от когтей дьявольских приспешников, они все же не закопали, загрузив поверх машины.
Первым настоящим уроком для Хавьера стал именно этот. Ибо стратегия и тактика всегда познаются на практике.
Второй урок он получил немногим позже.
Небольшая деревушка у горных отрогов жила овцами. Мясо, шерсть, кожа, молоко. Горы делали их жизнь опаснее многих других деревень и поселений провинции. Почему-то именно в горах хватало порождений тьмы.
Деревушка, живущая практически сама по себе, решила не участвовать в ежемесячной оплате семье Круз. Решила вроде бы твердо и бесповоротно. Семью Круз это не устроило.
К деревне они подошли еще вечером, точно в час, когда пастухи загоняли стада. Атаковать Алехандро-старший, впервые назначенный командиром «троицы», объединенных трех групп, решил утром. Перед самым рассветом.
Хавьер, недавно переведенный из стрелков в водители, сидел у колеса, привалившись к остывающей широкой резине. Жевал буррито, запивая из фляги холодной водой. От pulke, предложенной Альмадоваром, он отказался. Не любил спиртного. Да и не хотелось.
– О чем думаешь, Хави? – Анна-Мария шлепнулась рядом. – Дай пожевать.
Хавьер кивнул, разломив оставшееся буррито. Бабушка Доминика Круз готовила очень вкусно, стало немного жалко.
– Так о чем? – напомнила Анна-Мария, не жуя проглатывая кусок за куском.
– Про утро. – Хавьер почесал под мышками, понюхал пальцы. Мыться хотелось очень сильно. – Про деревню.
– Нечего там думать, – усмехнулась она. – Все сделаем, как надо.
– Зачем оно надо?
Девушка непонимающе посмотрела на него.
– Ну и вопросы у тебя, дружок… – Анна-Мария взъерошила черные короткие волосы. – А сам как думаешь?
– Не знаю… Мы же их должны защищать. Нет?
Девушка щелкнула его по носу.
– Ох, Хави, дурачок ты все-таки. Мы должны только тем, кто этого сильно хочет. И не бесплатно. Разве твоя семья отдает кому-то урожай без денег? А? Странно, правда?
– Решаете вопросы морали, compadres? – Алехандро подошел тихо и незаметно. – Хави? Анна-Мария?
– Да. – Хавьер встал, неловко отряхивая брючины. Перед Алехандро он всегда робел, пусть тот и смотрел на здоровяка снизу вверх.
– Сестра, проверь посты. А я пока поговорю с нашим другом.
Анна-Мария отошла. Песок под ее подошвами не скрипел и не шуршал. Выучка боевых групп начиналась с малого детства. И ходить правильно… это умение становилось одним из первых усвоенных. Хавьер по сравнению с ней казался себе жирным мутировавшим гигантским опоссумом.
– Что за сомнения, Хави?
Хавьер пожал плечами.
– Не мнись, отвечай.
– Алехандро… я не понимаю, почему мы должны жечь их?
Круз-старший вздохнул. Сел рядом.
– Мы живем на то, что нам платят. И за деньги защищаем всех жителей провинции. Твоих в том числе. Нет, конечно, каждая семья может закупить оружия побольше, стены сделать повыше и перестать нам платить. Тогда придут другие и заберут у них все. И у твоих тоже. А нам, Круз, придется или уходить, или забирать все силой и оставлять все как есть, только честных отношений не будет. Как хотелось бы тебе, Хави? Неужели тебе хотелось бы увидеть, как Анна-Мария пристрелит вашу madron? Или как я доберусь до твоих сестренок?
Хавьер помотал головой. Воевать с семьей Круз ему не хотелось совершенно. Особенно после года, проведенного среди них. И не из-за дружбы. Просто ему стало страшно.
– Все хотят вкусно есть и мягко спать. Только цена за такое всегда высокая. Мы платим ее кровью. Нам платят серебром и натурой. Нас это устраивает, и большинство семей провинции – тоже. Но недовольные были, есть и будут. И это надо пресекать сразу. Как некоторые гринго, те, что не трусы, поступают в пустыне с собой, если их касается рука дьявола? Нож в огонь, и отрезать кусок себя. Тогда выживешь. Вот мы как раз такой нож… станем через несколько часов. Есть вопросы, ombre?
Хавьер вновь помотал головой. Их и впрямь не осталось. Жизнь – штука суровая.
Деревенька проблем не создала. Совсем.
Пятнадцать юнцов, данных Алехандро, показали все, чему так долго учились. Трое дозорных ничего не поняли, аккуратно уложенные на камни, на которых только что мирно сидели с винтовками наперевес. Под каждого тут же подтекла кровь, почти черная в рассветной серости. Почти черные ручейки, уже не булькая, свободно бежали из длинных разрезов на шеях пастухов. Патроны следует экономить, сказал Алехандро-старший.
«Дикси-дог» Хавьера, шестиколесный, с автоматической турелью на башне, выбил ворота. Металл на них пошел старенький, да и крепились они так, еле-еле. Тупой ромбовидный нос выломал их с хрустом, тяжелые колеса лишь добавили усилия, заставив две металлические пластины жалобно застонать, сминаясь. Основная группа из восьми человек тут же оказалась за броневиком.
Сопротивление?
Да, как же без него. Вот только сопротивлялись они, пусть и ожесточенно, недолго. Сложно бороться винтовками против пулеметов, барабанных гранатометов и крупнокалиберного орудия броневика. Оставшиеся машины зашли в тыл, отсекали беглецов.
«Дикси-дог» ехал по единственной кривой улочке. Грохотала турель, поворачиваясь по приказам Альмадовара. Хавьер смотрел вперед, надеясь не заметить кого-то с гранатами. Позади работала группа, зачищая дворики и дома.
Выстрел орудия, гулкий, тяжелый, невысокая дверка из крашенных разной краской досок летит внутрь дворика-патио. Сгорающий порох едко и сладко ползет в ноздри, тревожит, заставляет крепче сцепить зубы, и палец сам жмет на скобу оружия. Следом, тут же, темным угловатым мячом – граната. Громкий хлопок, сизый дым, порохом пахнет еще сильнее. И, медленно, заводя, вклинивается сладкий и стальной запах крови. Первой крови.
Не ждать, двумя шагами внутрь, приклад в плечо, ствол шарит-шарит взад-вперед, взад-вперед. В поднятой пыли и разлетающемся дыме мелькает тень. Ствол жадно успевает, летит за ней, ноздри дрожат, втягивают чужую жизнь. Палец мягко нажимает на узкую изогнутую металлическую полосу… выстрел, выстрел!
Тень запинается и летит головой вперед и вниз, падает, поднимая красноватую пыль, подлетают крохотные алые шарики, лопаются на камнях патио. Тень корчится, хрипит, цепляется пальцами за острые ребра камней и за улетающую жизнь. Мимо нее, чуя за спиной брата, прикрывающего спину, одним движением опускающего ствол и бьющего пулей в голову тени. Алое на сером, серо-красно-желтое размазывается по ало-серому. «Вперед, щенки, вперед, – разрывается станция голосом Алехандро. – Вперед, вы должны стать псами!»