Гончая прижалась к его ноге, вздрагивая и оглядываясь. Внутри Марка, ледяная и болезненная, раскручивалась спираль пустоты. Да, он был прав в своем возмездии, да… Не убий.
Он заметил движение среди груды, оставшейся от ветхого сарая. Присмотрелся, вздрогнув. Сколько пар детских глаз смотрели на него оттуда? Марк не знал. Поселение умирало, но теперь стало ясно, что детей Младшие братья пока не нашли.
– Командор… – Гончая смотрела на него умоляюще. – Пожалуйста…
– Многие ли твои сестры или братья так же милосердны? – Марк посмотрел на Младшего брата Сида, идущего в их сторону. – Ответь.
– Нет. – Гончая вытерла слезы. – Им наплевать. Мне нет.
Марк кивнул. Правосудие Господне должно быть твердым. Но не для детей.
– Уходим. – Марк кивнул Младшему брату. – Пошли.
– Мы не закончили. – Голос оказался глухим, низким. – Я знаю, где есть еще…
Марк вздохнул. Он знал, что случится с ним, если печать поймет его обман. Вот только речь никогда не шла о неживых. А Младшие братья были именно такими. На ладонях, заведенных за спину, возникли первые огненные цветы.
Младший брат Том тоже подошел к ним, встал, покосился на блестящие глазенки в развалинах.
– Оставь их, брат.
Сид покачал головой и шагнул вперед. Далеко не прошел. Том снес ему череп одним выстрелом из дробовика.
– У него что-то не то с милосердием, командор, – пробасил Младший брат, – мы говорили.
– Уходим. – Марк повернулся и зашагал в темноту. Но потом остановился, глядя на наконец-то вставшую на ноги Гончую.
– Как твое имя?
Она ответила сразу, не задумываясь. Хотя им было это запрещено.
– Мойра.
Марк кивнул и захрустел головешками под подошвами сапог.
Наплечники блестели крестами. Марк смотрел на надвигающиеся стены Форт-Кросса и не жалел о выборе.
Да, он все рассказал. Младших братьев отправили в отдаленную командорию. Ему наложили епитимью на год. Но год прошел. Ему вернули облачение, нагрудник, наплечники с его первыми и последними крестами. Чистыми, без вязи узоров. И отправили сюда, в пустыню, на самый фронтир. Но он не жалел.
Мойра, одетая в нормальную одежду, сидела на лавке напротив. Фургон трясся, зацепленный среди доброго десятка таких же в автопоезде. Мойра грызла яблоко и крутила головой. За год, отлученная от своей службы, девчонка подросла. Обзавелась и формами, если их можно было так назвать, и татуировками. Пока еще редкими.
– Наказание, – буркнул Марк, – сущее Господне наказание на мою голову.
Мойра показала ему язык.
– Я вас тоже люблю, padre.
Pt. 11: Broken, beat & scarred
Бей или трепись.
Все вместе не выйдет.
Дуайт охнул, пощупал затылок. Кровь уже запеклась, под ее коркой и кожей мягко пружинила боль. Удар чертова огочи пришелся вроде вскользь, но… Но крепко. Если бы не разлетевшийся в щепу мостик, попавшийся сразу после падения, кто знает, чем бы закончилось. А сейчас огочи лежит чуть в стороне. Мертвый.
Осталось понять, где он сейчас и как отсюда выбираться. И куда? Хотя куда – уже ясно. Третий уровень, центр управления комплексом. Чертова пещера чертова Козлоногого, облюбовавшего огромный бункер КША. Дуайт бывал в таком, один раз… Паутина ходов, лабораторий, гаражей, казарм, всего подряд… когда-то принадлежащего людям. А сейчас здесь жили только те, что людей убивали. И это в лучшем случае. И пройти здесь предстоит в одиночестве. Хотелось бы верить, что это не насовсем.
Он прислушался.
Где-то гудели какие-то механизмы. Где-то капала вода. Где-то скрипело, мерзко, с равными промежутками. Где-то и кого-то поджаривали на сковороде. Если судить по воплям. Нормально, рядом никого не было. Пока, во всяком случае.
Дуайт отодвинулся к стене, прислонился. Камень холодил спину даже через куртку. После падения та превратилась в рванье, но хотя бы что-то.
Ремни с магазинами и прочим нужным, скорее всего, оторвались и по большей части пропали. Остался прочный кожаный ремень с тремя подсумками. «Кольт» в кобуре на бедре, на семь зарядов. Еще семь патронов нащупал в кармашках пояса. Хорошо.
Мере, дедовская палица, не убежала. Старая подруга даже не сломала ему костей, упав с высоты нескольких этажей. Еще лучше. Мере не подведет, это не револьвер.
Тесак тоже остался с ним. И не сломался, не вылетел и не согнулся. Новый добрый стальной друг.
Фляга на спине выдержала. Воды в ней где-то наполовину. Это хорошо. Что еще есть в подсумках? Не очень-то много: пять зарядов к дробовику, две светящихся палочки из запасов «Ориона», прокипяченный и завернутый в кожу бинт. И, мать их, бумажные доллары в пачке. Самое нужное и необходимое, чего уж…
Встать, Дуайт, хватит рассиживаться. Надо идти вперед и вверх. По шахте не подняться, это ясно сразу. Гладкая, как стекло, футов на пятнадцать вверх. И расходящаяся выше, чуть проглядывающая отблесками далекого света.
Так что выбор невелик. Вернее, он прост. Или остаться здесь, или идти вперед.
Вставай, рейнджер… Работа не закончена. И Дуайт встал. И пошел.
Темнота обволакивала. Скрипела тихими стонами и трещала мириадами тараканьих лапок, пищала тысячами крыс и шелестела миллионами змеиных чешуек. Лишь впереди, чуть пробиваясь, маячил тусклый огонек. Красный и моргающий.
Темнота пахла затхлостью, засохшей кровью, страданиями и зверями. Запахи били в нос, подбираясь на бесшумном сквозняке. Тление окутывало сладкой приторностью, мешало выделить опасность. Кем бы ни был Козлоногий, берлога его воняла, как и полагалось преддверию самого пекла.
Разложение и тлен, гниющая плоть и выпущенные внутренности, разлитые галлоны крови и фунты размолотых костей. Все вместе, со всех сторон и ниоткуда.
Чад плавящегося где-то рядом пластика и едко тлеющее дерево, пропитанное креозотом. Кисло-сладкая ржавчина и еле уловимая крошка бетона, смешавшаяся с пылью.
Темнота впереди пахла ими. И не только. Темнота впереди, беззвучно усмехающаяся одинокому жалкому человечку, смердела смертью. Безумно больной, дико страшной и чудовищно жестокой кончиной именно для него. Темнота обдавала страхом, шипением и трескотней гремучих змей, шелестом и скрипом когтей неясытей, влажным чмоканьем и едва уловимыми хлопками крыльев нетопырей. Темнота ждала.
Пройти хотя бы ярдов сто без шума, вот что казалось важным. Дуайт не любил оставлять за спиной врагов. Но имея на руках револьвер, дубину и тесак, много не навоюешь. Хотя, конечно, смотря у кого на руках. «Пустынные братья» не отступают. «Пустынные братья» убивают Зло. А он был рейнджером. И давно.
Шаг за шагом, вперед, стараясь не зацепиться ни за что, не споткнуться, не зашуметь. Револьвер в правой, левая на поясе, у мере. Тихо, с пятки на носок, перекатываясь и кончиком подошвы стараясь нащупать, что под ней. Дыша через раз, пропуская воздух тихо-тихо. Шаг, еще шаг, еще половина ярда пройдена.
Свет моргал все сильнее. Аварийная красная лампа крутилась, беззвучно крича о тревоге. Сколько их таких? Сколько привлечет внимание? Сколько адских гончих спущены из-за каждой? Ответ ждет впереди. Ответ, авансом оплаченный чьей-то кровью и чьей-то жизнью.
За поворот, осторожно, таясь во мраке и прищурившись. Так… пусто, коридор уперся в небольшое помещение. Какие-то сраные трубы, какое-то коммуникационное дерьмо. И тут же, рядом с ржавым, покрытым паутиной железом, уходящим в стену, наросты и бугры серо-белесого цвета. С желваками бледно-полупрозрачных нарывов, вздувающимися равномерно, чуть ли не в такт ударам его сердца.
Над проемом, подсвеченным крутящейся лампой, темнели буквы. Именно темнели, казавшись буро-коричневыми. Да так, скорее всего, и было. А уж что использовали вместо краски, представлялось четко. Сложно не понять, если там же, только чуть в стороне, вбит клинок. Именно вбит, в стену, не такую уж и хрупкую. И вбит не просто так.
Черная рукоять вошла в плоть полностью, по самую пластинку гарды. Кисть правой руки темнела пауком, сильно тронутым разложением. Если подумать и приглядеться… рассматривая татуировку распятия, то выходило, что рука принадлежала брату Истинной Церкви. Ведь Бен не врал, говоря о них, оставшихся здесь не так и давно. А буквы…
«Рок ждет каждого».
И речь точно не о гитарах и барабанах, так популярных перед Бойней. Ну, так рассказывал дед. Рок… неукротимый, неумолимый и, скорее всего, крайне злой.
Где-то здесь остались командоры, по силе равные Марку. Где-то здесь прячутся Козлоногий и его чертовы дети. Где-то здесь зарождается дьяволово семя, если сложить воедино все увиденное и услышанное. Все здесь, теперь не уйдешь и не сбежишь.
Кто-то скрежетнул чем-то впереди. Там, где чуть светлел проем. Почему кто-то? Так скребут по твердому когти. Большие, изогнутые, острые когти. Так что… вряд ли выйдет по-тихому. Остается оскалиться в усмешке и…
Скрежет удалялся. В темноте еле слышно ухнуло, зашелестело чем-то тяжелым. Хозяин когтей уходил в темноту. Черный, высокий, мощный и рогатый силуэт. С хвостом.
Выждать, убедиться, что тот ушел. Двигаться дальше. Как назло: проем только один, тот самый. Хорошо, здесь не тьма, нет. Падающего из-за спины и спереди света хватало, чтобы рассмотреть хотя бы немного.
Здесь проходы и помещения рубили в камне. Бетон и цемент использовали только по самой малой необходимости. Камень холодил, отдавал морозом, проникающим из темной глубины земли. Смешно, ведь Ад должен быть раскаленным. Говорят, что так. Но здесь царил только холод.
Шаг за шагом, вперед, туда, где запах тлена и свернувшейся крови все сильнее. «Кольт» в ладони кажется невесомым, настолько сильно накатывает всплеск адреналина. «Пустынные братья» идут до конца. Но кто сказал, что в них нет страха?