Двигаю к нему кружку, полную пенистого пива. Он сразу же прикладывается к ней, как к устам давно не виданной любовницы.
— Вот теперь можно и рассказать историю, — кхекнув, изрёк Немед. — Что именно тебя интересует, Витали?
— Да всё, — ответил я.
— В Сиде было отлично жить, — начал старик. — Ну, так говорил мой дед. Земля сочна, вредных ветров нет, леса полны дичи, а воды прозрачны настолько, что можно рассматривать дно…
— Что такое Сид? — спросил я.
— Это земля, откуда нас изгнали фоморы, — ответил Немед.
В глазах его сверкнула застарелая ненависть, лишь отточившаяся за прошедшие годы.
— А фоморы — это кто? — спросил я. — Это шуяо?
— Да, — кивнул старик. — Желтолицые называют их так.
— Тише ты… — попросил его Планшерель. — Накличешь беду…
— Да-да… — отмахнулся Немед. — Фоморы, проклятые пидоры, изгнали нас из Сида…
Он приложился к кружке.
— Продолжай, — попросил я его.
— Но мы сами повинны в этом, — продолжил старик. — Обленились, перестали ценить, охуели в конец, за что и поплатились. У нашей семьи, по словам деда, было целых четыре раба — на поле больше выходить не приходилось.
— А кто рабы? — спросил я.
— Фоморы, естественно! — ответил Немед. — За ними нужен был глаз да глаз, потому что они хитрые и подлые, но зато едят мало и пашут хорошо!
Это было очень интересно. Шуяо, выходит, находились в рабстве у западных людей, но потом подняли восстание. Если у каждого кривозубого селянина было по четыре раба, то несложно представить, сколько было рабов всего по континенту…
— Они восстали, я правильно понимаю? — уточнил я.
— Да, восстали, — кивнул старик. — Но их утопили в крови — в первый раз. Дед рассказывал, что пришлось пустить под нож троих рабов — положено стало иметь только одного.
— Хм… — задумчиво хмыкнул я. — А давно байгуи живут в Сиде?
— Очень давно! — ответил Немед. — Но я не знаю, насколько давно — это к друидам надо идти и их мучить расспросами.
— Приготовься раскошелиться, — предупредил меня Планшерель.
— Эх… — вздохнул я. — И где искать этих друидов?
— Фонтанную площадь знаешь? — спросил кузнец. — Через Траурную арку проходишь, минуешь четыре лавки и налево сворачиваешь. Там сразу увидишь мраморный дворец — это и есть храм друидов.
— Хм… — хмыкнул я, запоминая маршрут. — Ладно, пойду я тогда. Вот, выпейте за мой счёт, в знак благодарности за сведения.
Кладу на стол два серебряных ляна.
— О-о-о! — заулыбался Немед. — Премного благодарен! Ещё свидимся, Витали!
— Обязательно, — улыбнулся я ему.
— План, мне местную водку! — уже забыл о моём существовании старик.
— Тебе нельзя, — покачал головой мастер-кузнец.
— С-с-сынок, блядь… — посмотрел на него Немед.
Покидаю таверну и двигаюсь в сторону фонтанной площади.
Я выделяюсь даже на фоне местных байгуев, которые существенно выше обычных жителей Поднебесной. Они пялятся на меня, потому что смотрюсь я диковинно — ношу изорванный халат, соломенную шляпу, коричневые кожаные штаны и высокие сапоги чёрного цвета.
Коричневые кожаные штаны — это мой личный прикол, основанный на длиннобородом анекдоте о капитане пиратов, который перед боем надевал красную рубаху, чтобы, в случае ранения, экипаж не видел его кровь, что должно было держать боевой дух высоким. И когда корабль догнал десяток испанских галеонов, капитан потребовал принести его коричневые штаны…
«Вот и фонтанчики», — увидел я искомую площадь.
Женщины, традиционно одетые очень строго, набирали воду — фонтаны тут не декоративная шняга, построенная мэром на деньги из федерального бюджета, а функциональная вещь.
— Эй, красавчик… — схватила меня за руку какая-то женщина.
— Чего тебе? — спросил я.
— Не хочешь поразвлечься? — задала она ожидаемый мною вопрос. — Всего один серебряный лян.
— Нет, спасибо, — покачал я головой и пошёл дальше.
Блядство, разврат и наркотики…
Сложно их винить — способов заработка для женщин практически нет, а жить на что-то надо.
Наконец, четыре лавки спустя, сворачиваю налево и вижу мраморный дворец с цветущим садом перед ним. В саду работают женщины и мужчины, одетые в белоснежные тоги и носящие на головах лавровые венки.
Прохожу в храм и понимаю, что застиг друидов за ритуалом. В настоящий момент они полосовали бедную овечку, лежащую на окровавленном камне, короткими серпообразными ножами.
Овца умирала медленно и мучительно, а друиды, которые, кстати, были совсем без одежды, обмазывались её кровью и речитативом голосили что-то на своём.
«Их нравы…» — подумал я неодобрительно.
Как я понимаю, весь храм — это круглое мраморное здание с куполообразной крышей и тремя-четырьмя пристройками. Пол тут тоже мраморный, но розовый — наверное, специально на случай обильного кровопролития…
Наконец-то, овца сдохла, а друиды перестали полосовать её серпами. Мужик в густом лавровом венке с красными цветками, носящий бороду, распорол брюхо овцы и вытянул её кишку, которой обмотал себе шею.
«Бля-я-я-я…» — подумал я с омерзением. — «Ебанутый, наверное».
Остальные участники ритуала начали отрезать от овцы куски и начали обмазываться ими. Один ебанат даже отсёк ей голову и надел поверх своего лаврового венка.
Очень быстро от овцы не осталось почти ничего, а друиды-ебанаты встали в круг, взялись за руки и начали крутить хоровод.
Я смотрел на это с приоткрытым ртом.
Друиды кружились вокруг жертвенного камня минут сорок, разбрызгивая кровь по полу, а потом, видимо, заебались. Хоровод закончился как-то сам собой — руки были разомкнуты, друиды остановились, исполнили серию поклонов жертвенному камню и пошли отмываться от успевшей засохнуть овечьей крови.
А запах — это пиздец. Воняет овечьими говном и ссаниной, кровью, характерной вонью от овечьей шерсти, но сильнее всего тут прёт благовониями, обильно сожжёнными в десятке жаровен по периметру ритуального круга.
Овца, кстати, не пропала напрасно — её ошмётки сложили на специальном плоском камне, видимо, чтобы отделить всё ненужное и потом приготовить…
«А, нет, ошибся», — подумал я, когда увидел, что делает с ними главный друид.
Он начал сосредоточенно копаться в них, обмазывая свои руки овечьим говном и кровью. Вытаскивая отдельные органы, он цепким взглядом рассматривал их текстуру и что-то говорил стоящему справа друиду, который записывал его слова на рисовую бумагу.
— Что ты здесь забыл? — раздалось у меня за спиной.
Оборачиваюсь и вижу низкорослую рыжеволосую девушку, голую и мокрую — она только-только смыла с себя кровь.
— Да так, любуюсь достопримечательностями, — ответил я ей.
— М-м-м… — протянула она. — Ты веришь в Песнь Луга?
— Не сказал бы, — покачал я головой.
— Тогда зачем ты здесь? — спросила друидка.
— Узнать хочу кое-что, — ответил я. — О Сиде, о бриттах и об остальном.
Было слегка неприлично смотреть ей на буфера, но я невольно опустил взгляд… четыре раза.
Примерно третий размер, не висят, как уши спаниеля, ну и вообще, смотрятся очень уместно на таком теле, чуть припухлом, но не без признаков наличия в её жизни физической активности.
На лицо она, откровенно говоря, средненькая, хотя есть какая-то изюминка и совсем дурнушкой её не назвать.
Ростом она примерно метр шестьдесят, поэтому приходится наклонять голову, чтобы поддерживать с ней зрительный контакт.
— Да? — усмехнулась рыжая друидка. — А что взамен?
— А просто так рассказать — не судьба? — спросил я.
— Нет, не судьба, — покачала головой друидка. — Если накормишь меня сытным обедом, то я, так и быть, расскажу тебе всё, что знаю.
«Тарелочница, что ли?» — подумал я. — «Ха-ха! Друидка-тарелочница!»
— Так что? — спросила друидка.
— Я даже не знаю, как тебя зовут, — усмехнулся я.
— Зови меня Морвен, — представилась она.
— Виталий, — представился я.
— Ты из бриттов? — спросила она.
— Неа, — покачал я головой. — Я не местный.
— Кадалтид, что ли? — нахмурилась Морвен.
— Понятия не имею, что значит это слово, — пожал я плечами.
— Воин из иного мира, — пояснила друидка.
— А-а-а, ну, да, юся, — кивнул я.
— Мне нужно одеться, — сказала Морвен и ушла в одну из пристроек храма.
Пока я ждал, рядовые члены этого культа оттёрли жертвенный камень, прибрались и потушили большую часть свеч. Насколько я помню, есть специальная статья в УК РФ, предусматривающая наказание за жестокое обращение с животными…
— Я готова, — вернулась друидка Морвен. — Я сама выберу место, где ты будешь меня кормить.
— Да мне всё равно, — ответил я.
Покидаем храм друидов и идём на север Иностранного квартала, в самую «заряженную» его часть, где живут элитные высокооплачиваемые господа, ценные для императорского двора, а также первоклассные шаболды. Ну и, естественно, там располагаются лучшие заведения байгуйской кухни.
— А у тебя губа не дура, — сказал я, когда мы вошли в элитную таверну «Калхвинед».
— Да… — улыбнулась Морвен.
Размещаемся за свободным столом и она сразу же подзывает сервитора. Сервиторами, насколько я знаю, называют некий аналог официанта с расширенными обязательствами. Они и еду готовят, и дрова колют, и полы моют, ну и, само собой, разносят заказы. Это адская работёнка за нищенскую оплату, поэтому сервиторами работают малолетки, которым никто не доверит более серьёзной и высокооплачиваемой работы.
— Мне две тарелки каула с бараниной, блюдо кремпоги, тарелку овощного салата, а также бутылку лучшего вашего вина, — сделала заказ Морвен. — Этот господин заплатит за всё.
Это, похоже, самые дорогие блюда из имеющихся в ассортиментах, но основной финансовый ущерб я понесу от вина. Лучшее = дорогое.
«Точно тарелочница», — пришёл я к выводу.
— Что-то будешь? — осведомилась друидка.
— Кувшин воды и тарелку лабскауса, — ответил я.
Лабскаус — это жаркое с картофелем, бараниной и морковью. Незамысловатое блюдо, если честно, но мне нравится. Напоминает о доме.