Рэд остановилась, непонимающе оглядевшись. Что-то выбивалось, что-то казалось странным, что-то…
Сбоку, кажется, руку протяни, едва уловимо шевельнулось.
***
Живой-5 (намного-намного позже)
Море казалось черным. Огромным черным зеркалом, изредка вспыхивающим искорками. Над морем, лохматые и холодные, жалось разбухающее небо.
— Вот он какой, Мурман… — Горгона несколько раз щелкнула стеком по голенищу.
— Волнуешься? — поинтересовался Бирюк.
— Господи Боже, — женщина даже не глядела на него, — что ж ты такой балабол-то!
— Зато тебе со мной не скучно, красавица, — Бирюк довольно расплылся в улыбке, — да и вообще, мы с тобой прям, смотрю, сравнились за поездку. Ты больше не желаешь исполосовать мне хлыстом зад при любой возможности, а мне тебя хочется уже не по-скотски, а с обхождением. Знаю там одно местечко, вряд ли с ним чего случилось, приглашаю выпить красного и сухого в компании меня, настоящего бургундского по двадцатке кругляков за бутыль и твоих… чулок. Если нет, то куплю.
Горгона обернулась к нему, белея от злости. Бойцы за её спиной, волчье ухмыляясь, потихоньку перевешивали стволы за спину и разминали кулаки с запястьями.
— Эва как… — протянул Бирюк, — никак, драться собираетесь и бить меня руками, ногами и подручными средствами?
— А ты против? — совершенно не ласково поинтересовалась Горгона.
— Я? — Бирюк, дико спокойный для ситуации, снова усмехнулся. — Размяться-то я не против, а вот они — нет.
И показал на совершенно бесшумно появившихся на скалах, нависающих над дорогой, людей. Тех оказалось ощутимо меньше, чем всех бойцов бывшей валькирии КВБ, но преимущество, в виде уже наведенных пулеметов и удобного расположения каждого бойца, говорило само за себя.
Серо-черные маскировочные халаты размазывали их, мешали рассмотреть, полностью растворяя в бело-серо-черном пейзаже окрестностей.
— Вы не отметились на границе, — мягко, но уверенно сказал кто-то из них. — Не остановились у первой предупредительной метки. Вы кто такие и почему среди вас чистильщик, а вы, похоже, готовитесь сделать с ним что-то непотребное, э? Здорово, Бирюк.
— Здравствуй, Серый.
— Сволочь, — чуть порозовев заявила Горгона. — Подонок.
— Конченый, — не стал спорить Бирюк, — так как насчет рассмотреть мое предложение? Тем более, моя дорогая, сама видишь — личность я тут популярная, мне даже кредит выдадут, если вдруг что случилось с моим вкладом… Ну, хорошо, прости. Просто ужин, просто в ресторане. Там скатерти, живая музыка, изыски, деликатесы и всякие привозные ништяки. И даже бархатные портьеры.
— Атласные, — поправили его сверху. — Ты закончил девушку соблазнять своими щедрыми предложениями, сраный Дон Жуан? Мне, вообще-то, службу надо служить, а тебе так, по старой памяти помогаем.
— Извиняюсь, друзья, не мешаю, занимайтесь. Уделит ли мне кто-то немного времени с разрешения командира?
Серый явственно засмеялся, бойцы подхватили, но один двинулся вниз, не убирая оружия.
Горгона, косясь на них, дождалась, пока тот спустится и, наоборот, отправилась вверх. Бирюк, провожая взглядом её точёный, обтянутый форменными брюками, зад, едва удержался, чтобы не присвистнуть.
— Здорово, Бирюк.
— Здравствуй, Песец. Наши есть в городе?
Боец мотнул головой.
— Был отряд Сапсана, шли конвоем с большим табором торгашей, нанялись с еще одним и ушли. Недели как две.
— А дежурные в Порту?
Боец сплюнул, посмотрел в сторону.
— Чего?
Песец достал пачку сигарет без фильтра, привозных, с Караибов, угостил Бирюка.
— В общем, поцапались ваши с нашими, не поделили чего-то, пришел приказ и пост сняли, ребята ушли как раз с Сапсаном. А тут…
— Ну?
— Левиафан идет. С Ист-Кост, незапланированно, но идет. И сутки назад связь с ним пропала, почти… Что там получилось узнать — не к нем, нам не докладывают, но в общем — чуть не отправили Ведьму на её леталке за Сапсаном. Но не отправили. Так что, Бирюк, получается, что тебе и кредит и доверие и в город сопроводим, на броне этих вот прокатимся. Ты теперь, сам понимаешь, фигура нужная и важная.
— Я весь горд таким доверием, — Бирюк затянулся и перестал ухмыляться. — Прям левиафан?
— Прям он, — Песец кивнул. — Самый настоящий. О, фря эта назад идет. А ты, кстати, как вообще тут оказался, у вас же там…
— Он самый, твой тезка, — согласился Бирюк. — Только меня не спрашивали. Да, дружище, а вот эту мадам с ее парнями вы пропустите и все нормально?
— У нас с Альянсом прямых договоренностей не много. КВБ же? Ну, пусть проезжает, у Звезды тут есть представительство. Или она…
— Или, — Бирюк затянулся и выкинул окурок. — Поехали, что ли?
— Поехали, судя по всему.
По дороге, петляющей согласно хитрых инженерных решений и регулярно упиравшейся то в бетонный лоб ДОТа, то в жадно чавкающие границы химбола, химического болота, оставшегося после Полуночи, катили долго. Бирюк молчал и смотрел на город, выраставший впереди. Горгона, тоже сидевшая на броне, осматривалась и, все же, явно немного нервничала.
Мурман вырастал, становился явственнее, звучал всеми своими голосами — нескончаемым шорохом моря, корабельными гудками, сирени буксиров, свистками маневровых локомотивов, бегавших тут на паровом ходу, слитным гулом порта, состоящим из тысяч голосов, криков, скрипов телег, тележек, возков, колясок, стука подошв с каблуками по мостовой восстановленных улиц, в общем, Мурман звучал.
— Не видела такого раньше, что ли? — Бирюк повернулся к ней.
— Моря не видела. А так-то — все как у нас, с небольшими отличиями.
— Я не спрашивал — ты будешь к своим-то обращаться?
— Нет, — Горгона мотнула головой, — смысл? Если они в курсе случившегося, то даже не появятся. А сунутся — сам понимаешь.
— Ты тут осторожнее со своими «сам понимаешь», — проворчал он, — здесь вам не тут, барышня, тут за стрельбу с трупаками можно и повиснуть, на веревке и за шею.
— Пугали ежа…
— Он правду говорит, — Песец не оборачивался и говорил громко. — Здесь Мурман, цивилизация и порядок. Понимаю, что вы в аду побывали и нам тут все равно, как вы между собой грызться будете. Но грызня наружу выплескиваться не должна. У нас драки и поножовщина, никакой стрельбы.
— Поножовщина… — Горгона послушно повторила. — Так поножовщина.
Как тренировались ее ребятки, Бирюк видел. И не завидовал альянсовским.
Бирюк не знал, каким был Мурман до Полуночи. Сейчас, на холмах, оставшихся после руин большей части города, выровненных и превращенных в крошку, поднимались невысокие дома, теснящиеся и жавшиеся друг к другу. Несколько слобод кольцом охватывали город, где выжило несколько кварталов старых зданий, теперь гордо высящихся над низкой заселенной округой.
С места, где они остановились, начинался спуск. И в его конце, поднимаясь над черным зеркалом моря, торчали спутанные издалека сложные механические паутины военных кораблей.
— Вот это да, — Горгона явно удивилась, — не думала, что они такие больше.
— А они такие, — с непонятной гордостью ответил Бирюк. — Ракетные крейсера «Рюрик» и «Аскольд», главная сила Мурмана, Совета и всего края. Ну, и остальные, конечно.
— А то вон?..
— Грузовые дальние суда, — ответил Песец, — последние должны были стать в этом году. Лед, скорее всего, пойдет с океана раньше обычного. Два с Караибов, вон, с белыми надстройками. Их месяц окрашивали после того, как выгрузили и определили — с чем назад пойдут.
— Караибы, — Горгона вдруг мечтательно улыбнулась, но, тут же, нагнала на себя обычную строгость. — Теплое море, солнце, песок…
— Работорговля, пираты, куча разномастных акул, скатов, головоногих и прочего дерьма, получившегося после Полуночи несколько иным, чем Господь Бог задумал. — Бирюк, как-то незаметно приватизировавший сигарет Песца, довольно дымил. — Захочешь погулять — посмотришь, чего с бортами у корабликов. Знаешь, для чего их красят сейчас?
— Нет.
— Чтобы хоть как-то быть заметными в море. Вон, рогульки торчат, сразу по-над краем бортов, в середине, видишь? Это как раз от головоногих, по ним обычно пропускают толстенный кабель, что сгнивает за одно плавание. Но зато его хватает, чтобы шандарахнуть высоким напряжением, когда те лезут. Еще там есть эти, как их…
— ЭМИ, электромагнитные излучатели, — подсказал Песец, — переделка армейского комплекса РЭБ. У нас они лучше, но на Караибах тоже научились делать. Эти глушат всякую дрянь перманентно, включаются раз в час, когда отшугнут, когда насмерть уработают. Самое главное — чтобы какое другое судно, если рядом околачивается, вовремя свернуло. А то если станцию не заглушат, то крандец, померла.
— Издержки, чего поделаешь… — понимающе закивал Бирюк.
Горгона, получившая сразу так много нового и интересного, то ли делала вид, что не сильно зла на него, то ли… В это самое милосердное «то ли» Бирюк не верил и держал ухо востро. А Горгона продолжала смотреть, наблюдать, впитывать и пытаться понять. И было чего…
Дорога шла над рейдом, над выступающими вперед серо-зелеными полосами волноломов, темными нитками пирсов, рыжими от ржавчины железных крыш доков. Над пришвартованными на стоянку и для выгрузки кораблями, корабликами, лодками, яхтами и буксирами. Разномастная стая судов, собранных по всему побережью, светлела, рыжела и порой брызгала яркими пятнами недавней покраски.
Горгона не говорила всей правды, да и кто ее скажет в такое время? В Альянс она попала подростком, приехала в караване военных моряков, ушедших в сторону Камня и степей из Ахтияра, а море она видела, знала и помнила с самого детства. И вполне могла оценить увиденное, взвесить и попытаться понять — как же лучше поступить ей, офицеру-ренегату, изменившей присяге и удравшей со своими бойцами сюда, на самый край земли рухнувшей империи.
А потому, оценивающе рассматривая рыболовный, торговый, вспомогательный и, само собой, военный флот Мурмана, младшего по возрасту, но старшего по силе брата двух Портов, видела много интересного.