*1623-й день юся, Поднебесная, имперская провинция, город Юнцзин, императорский квартал, Дворец Тёплого Лета, Зал Торжества Закона*
— … эдикту о передаче престола, Великий Сын Неба Цзяньлун принимает опустевший престол! — провозгласил да хунлу Су Тяньфэн, полковник штаба корпуса в отставке, ранее отвечавший за поддержание дисциплины в КМП Юнцзина.
У него была головокружительная карьера — от бедствующего селянина, приехавшего в Юнцзин пять лет назад, до целого да хунлу, то есть, великого герольда. Он прошёл от, буквально, никого, до очень значимой придворной должности — старший четвёртый ранг, как-никак.
При раздаче должностей была настоящая грызня между офицерами КМП и должностными лицами администрации военной комендатуры. До смертоубийства дело не дошло, но «грязное бельё» вытаскивалось регулярно.
Были выявлены сотни мелких и средних, а также десятки крупных злоупотреблений, нарушений и преступлений — пришлось казнить четверых, а девятнадцать преступников отправились на рудники.
Желая занять местечко пожирнее, офицеры и управленцы отчаянно стучали друг на друга, раскрывая схемы хищений, а также целые системы злоупотреблений властью. Это дало нам кучу материала, который уже обрабатывается и осмысливается — на основании извлечённых выводов, мы улучшим нашу военную и гражданскую администрации.
Цзоу Реншу, который скоро будет отзываться исключительно на Цзяньлуна, прошёл к столу из обсидиана и взял с него золотую императорскую печать передней палаты.
По протоколу традиционного престолонаследия, Реншу должен был держать 27-дневный траур по усопшему императору, но у нас, вообще-то, узурпация власти, поэтому никакого траура не будет — сейчас он развернётся к собравшимся чиновникам и офицерам, а те исполнят протокольное коленопреклонение.
Реншу разворачивается к нам и две с половиной тысячи человек рухнули на колени. Падаю вместе с остальными и отбиваю положенные поклоны.
В зал вошли евнухи — они внесли восемь императорских печатей и кодекс «Синих таблиц», написанных самим Цинь Шихуанди.
Ли‑бу Дан Сычен, то есть, министр ритуалов, принял у евнухов печати с кодексом и, на коленях, подполз к императору.
— Величайший Сын Неба! — воскликнул Сычен. — Нижайше прошу, прими эти регалии, даруемые тебе Великим Небом…
Реншу принял печати и разместил их в специальной коробке из красного дерева, обитой шёлком.
— Храни их пуще жизни, — произнёс он ритуальную фразу и передал коробку ли-бу Дану.
Троекратно отстучав головой по мраморному полу, ли-бу принял коробку и отполз на исходную.
— Мой девиз — Цзяньлун! — провозгласил Реншу.
Именно в этот момент сорвались гонцы с копиями нового девиза и именно в этот момент к Реншу больше нельзя обращаться иначе, кроме как «Сын Неба» или «Цзяньлун», покуда он жив.
Снова пришлось стучать башкой по каменному полу, что должно символизировать покорное принятие решения императора.
— С сего дня, снижаю все виды податей на десять процентов! — продолжил новый император протокольную часть. — Также запрещаю пытки и телесные наказания на следующие сто дней!
Амнистировать преступников, вопреки традиции, он не стал — это часть агитационной кампании, делающей упор на беспощадность императора к преступлениям и справедливость наказаний.
Населению обещано, что будет круто, весело и интересно — завтра вступит в силу уже принятый закон о государственной монополии на выращивание и оборот опиумного мака, а также закон о запрете всяческих политических и экономических объединений.
Людям будет разрешено объединяться только в целях, которые будут опубликованы в день вступления в силу закона «Об иных объединениях» — там нет практически нихуя, кроме образовательных и торговых целей.
— Хвала Справедливому Сыну Неба! — воскликнул да хунлу.
— Хвала Справедливому Сыну Неба! — повторили верноподданные.
«Надо будет не забыть прочитать отчёт Зонга о ходе пропагандистской кампании», — напомнил я себе, наблюдая за тем, как Реншу садится на трон.
Примечания:
1 — «Пит Хилтон» — от англ. Pit — яма, карьер или шахта, а Хилтон — это отсылка к сети отелей «Hilton Worldwide», до 2009 года известной как «Hilton Hotels Corporation». Также тут отсылка к тюрьме Хоало, построенной французами для содержания вьетнамских политзаключённых, но позже использованной для содержания пленных американских пилотов, прозвавших эту тюрьму «Ханой Хилтон». Это был такой своеобразный висельный юмор, потому что условия там были до крайности паршивыми, хотя до сих пор удивительно, почему американских пилотов не убивали на месте — от массированных бомбардировок погибло от 100 до 300 тысяч мирных жителей Вьетнама. Но Женевская конвенция утвердила пункт, что катапультировавшийся лётчик, решивший не сопротивляться захвату, превращается в военнопленного — видимо, вьетнамцы придерживались Женевской конвенции, в отличие от американцев.
Глава двадцать пятаяЧестер любит читос!
*1626-й день юся, Поднебесная, имперская провинция, город Юнцзин, площадь генерала Шермана*
— … Небо посылало сигналы!!! — вещал агитатор, стоящий на большом транспортном ящике. — Небо предупреждало, но они были слишком слепы и глупы, чтобы увидеть их!!! И Небесный мандат был утрачен! Все! Все беды! Все беды, что обрушились на многострадальную Поднебесную — это их вина! Но новый Сын Неба, уже великий, уже овеявший себя славой, принял Небесный мандат и сразу же начал наводить порядок!!!
«Ха-ха, как же…» — подумал я и приложился к кружке с бриттским сидром.
В Иностранном квартале есть только одна пивоварня, в которой никто не пытается выжать из сидра максимальный градус — «Дракон и хмель». Мне не принципиально, всё равно меня уже, скорее всего, не возьмёт даже «Основа», но не хочется привыкать пить алкашку, как воду, поэтому я покупаю сидр из «Дракона и хмеля» десятками литров, еженедельно — там максимум 1,5–2 градуса, что вообще несущественно.
— Ваш мясной пирог, хоу Вэй, — на стол легла большая тарелка с пирогом.
Готовят такие мясные пироги исключительно в Иностранном квартале, потому что рецепт байгуйский, но купить их можно почти везде, потому что пекарня «Железный противень» работает исключительно в формате «бизнес бизнесу» и отгружает тысячи пирогов в винные башни, таверны и прочие заведения общепита.
Сара определила этот пирог как «Ирландский». Она утверждает, что говяжий фарш и морковка, запечатанные в сырную оболочку, характерны именно для него — не хватает только копчёной паприки.
«О, точно!» — вытащил я из кармана перечницу с копчёной паприкой.
Эта специя росла на юге континента байгуев, но её привезли в Поднебесную ещё в первое Закатное вторжение — перец прижился и культивируется в центральных провинциях.
Посыпаю пирог копчёной паприкой и разрезаю на четыре части.
Я сижу на балконе винной башни «Чаша радости» и наблюдаю за тем, что творится на площади — не то, чтобы мне нужно было следить за работой Зонга, но у нас сегодня встреча, именно тут.
Вокруг агитатора собралась большая толпа горожан. Люди слушают внимательно, не только благодаря хорошо поставленному голосу оратора, но и потому, что его речи отвечают общественному мнению, бережно сформулированному Зонгом и его пропагандистским аппаратом.
«Интересно, как долго мы сможем эксплуатировать жопу императора Юнтина как крайнюю?» — задал я себе вопрос.
Наконец, к винной башне подъехал кортеж из трёх дилижансов — один из них, центральный, блещет роскошью, а два других выглядят более утилитарно.
Из центрального дилижанса вышел Зонг, одетый в роскошный шёлковый халат чёрного цвета — на груди его висит толстая золотая цепь, а на голову надета чёрная шёлковая бандана с вышитым на ней тяньлуном.
Из двух других дилижансов вышли охранники, облачённые в байгуйскую латную броню и вооружённые длинными мечами.
— Здесь стойте, — указал Зонг на площадку перед винной башней и вошёл в здание.
Ему потребовалось несколько минут, чтобы подняться на второй этаж и выйти на балкон.
— Приветствую тебя, хоу Вэй, — отвесил он почтительный поклон.
— Привет, нань Зонг, — кивнул я ему. — Присаживайся.
Меня «повысили» позавчера — я сразу же скакнул с наня до хоу, а Зонг перестал быть безродным и получил наследный титул наня.
Теперь он, официально, нань Лю Зонг, аристократ с символическим наделом в сорок цин, (1) в опустевшем западном пригороде. Но надел ему не сильно нужен, так как он является цзунцаем, то есть, директором Гоши‑юань, по сути, бюро государственных хроник.
Раньше это было учреждение, занимавшееся исключительно составлением хроник и распространением их по дворцу, но теперь оно специализируется на государственной пропаганде — Зонг работает над основанием «Гуань‑бао», государственной газеты, которая будет доносить до общественности официальную позицию государства по тем или иным вопросам.
Также Гоши-юань заведует государственными «слухачами», глашатаями и историками. Это дало Зонгу ещё больше возможностей лить населению угодную нам дезу — даже если все научатся читать, что случится очень нескоро, это никоим образом не избавит население от потребления галимой пропаганды, которая тоже не будет стоять на месте и станет изощрённее, со временем…
— Рассказывай, — сказал я и сделал знак ожидавшей нас разносчице.
Разносчица учтиво приблизилась к нам и уставилась на меня с ожиданием.
— Ещё три кувшина сидра, ещё двенадцать рисовых лепёшек, а также котелок говядины, — сделал я заказ, а затем посмотрел на Зонга. — Ты что будешь?
— Кружку лучшего байгуйского пива, что у вас есть, — заказал Зонг. — И две палки ша-ши из баранины.
«Ша-ши» — это адаптированное под местные голосовые связки слово «шашлык». Но если попытаться перевести это словосочетание с байхуа, то могут получиться «песчаный рынок», «убить мертвеца», «тупое дерьмо» или даже «убить учителя» — в зависимости от интонации.