— Ладно, он понял. Миха, ты же понял, да?
— Да понял, понял… — пробурчал он в сторону.
— Я понимаю, ты рос на ферме среди своих, и никто вам не мешал. Потому и веришь каждому встречному, — продолжил я, чуть смягчаясь. — Но меня жизнь в Красном граде в среде Оазис-Техно научила быть осторожным.
— Катерина тоже росла на постоялом дворе, — попытался оправдаться Миха.
Покачав головой, я пояснил:
— Катя женщина, они вообще очень осторожные. Потому что хрупкие. Да и постоялый двор не самое безопасное место для девушки. Вот и научилась проверять, кому верить, а кому нет.
Раздраженно дернув плечами, что не удобно делать, когда связаны руки, детина пробормотал:
— Я дурак по-вашему что ли?
Набрав воздуха, я собрался сказать, что вообще-то есть немного, но Катя опередила.
— Не дурак, — произнесла она терпеливо и послала мне выразительный взгляд, — просто очень открытый.
Немного подумав, я кивнул.
— Ну, примерно так. Надо выбираться отсюда. Если командир Бор действительно решит нас сдать служебникам, делать тут нечего.
— Он упомянул, что они находятся в мире с севером. Значит, на севере кто-то есть? — предположила Катя.
— Не понятно, что он имел в виду, но проверить стоит, — согласился я.
— И как ты собрался проверять?
— Эмпирическим путем.
Вход в шалаш загородила тень, я уловил знакомый запах, и сделал знак, чтобы все замолчали. Через секунду внутрь шагнула Васа с небольшим тканевым свертком.
— Я тут это… — проговорила она и положила сверток на середину ковра из сухой травы.
Незаметно втянув носом, я различил запахи сушеного хлеба и вареной картошки, а Васа села на против и продолжила, разворачивая ткань:
— Вы не думайте, командир Бор очень хороший. Просто заботится о нашей безопасности.
— Понимаю, — отозвался я, глядя на пухлую буханку хлеба и три большие картошки с обугленной коркой, что значит, запекали натурально, то есть в костре.
Васа преломила хлеб и протянула мне вместе с картофелиной.
— Наша община выживает в этих землях много лет, — сообщила она, передавая еду остальным. — Старейшины говорят, после коллапса не все захотели запирать себя за городскими стенами и подчиняться новым законам. Вот и ушли на север.
Держать горячую картошку с завязанными руками не удобно, но я изловчился и откусил. Сладковатый вкус разлился по языку, обжигая.
— Нам говорили, что на севере ничего нет, — сказал я, жуя и выпуская изо рта жар, — только твари и безжизненные пустоши.
Васа кивнула.
— Тварей здесь действительно много. Старейшины говорят, это все из-за инсектицида, который попал в почву. От нее заразились животные. Многие вымерли. А те, кто выжил, мутировали.
Миха крепкотелую красавицу рассматривал во все глаза, он хмыкнул.
— Тогда понятно, откуда крот-переросток и тот зеленый медведь.
Девушка отломила еще один кусок хлеба и протянула ему со словами:
— Это папоротниковый медведь и лютый крот. Медведи обычно не очень агрессивные, все больше папоротники жрут, благо, их тут полно. Но не гнушаются и мясом, если голодные. А лютый крот тварь непредсказуемая. Но однозначно хищник.
Катя медлила с едой дольше всех, пристально изучая и проверяя. Когда воительница упомянула про тварей, Катя передернула плечами и спросила:
— Как вы тут живете, если здесь так опасно?
— Не опаснее, чем в ваших краях, наверное, — отозвалась Васа, улыбнувшись Михе. — Здесь есть свои прелести. Много грибов, воды, съедобных растений, хорошо растут корнеплоды. А что твари… Так мы не первый день живем.
Она демонстративно похлопала себя по выдающемуся для девушки бицепсу. Не удивительно, что на мощных плечах носит акарнный механизм и смогла всех троих сдернуть с линии атаки тварей.
— Тебе не влетит за то, что нас кормишь? — спросил я.
— Может и влетит, — усмехнулась девушка, обнажая чистые, ровные зубы, — но пленники тоже имеют право на пищу. Тем более, у нас с ней все в порядке.
— Земля здесь живая, — согласился я, плавно подводя разговор к вопросу о севере. — Мы привыкли к пескам и барханам. Там картошка растет только на зеленых фермах в градах. Ну и кто во что горазд.
Васа призналась:
— Не знаю, что такое барханы.
С довольной харей Миха поспешил объяснить:
— Это горы из песка. Много гор.
— Не представляю, — честно ответила воительница. — Мы не контактируем с людьми юга. Я только и слышала, что в руинах, возле которых вы от тварей убегали, когда-то были чужаки. Что искали не знаю, но так и не нашли видать.
Жуя картофелину и закусывая ее хлебом, выпаренным для лучшей сохранности, я прикидывал, доберутся ли сюда служебники. Огромный отрезок пути мы проделали на аэростате, отследить наше передвижение Лютецкий не мог. Есть шанс, что наш след они потеряли. А в этих заброшенных землях на другом краю мира искать нас, что иголку в песчаной куче.
— А на севере что? — спросил я. — Твой командир сказал, что с севером вы живете мирно. Это фигура речи? Или там правда кто-то есть?
Несколько секунд Васа молча, ковыряла хлеб, покусывая нижнюю губу, потому все же выдохнула и проговорила:
— Старейшины рассказывали, что раньше в этих землях были холодно. А туда дальше на север и вовсе снег и лед.
— Что такое снег? — перебил ее Миха.
— Это когда с неба белый мягкий лед сыпется, — объяснила Васа, лицо Михи нахмурилось, брови задвигались. Его можно понять, поскольку представить мягкий белый лед проблематично.
Васа продолжила:
— После коллапса исчезли пчелы и цветы, сильно поменялась погода. На юге стало жарко, а север растаял. Тут теперь тепло, но расплодились твари. Мы приспособились и живем всегда на стороже. Но там на севере есть земля, куда никто из наших попасть не может.
— Почему? — спросил я.
Девушка развела руками.
— Просто не можем и все. Будто кто-то ум дурманит и оказываешься в другой части зарослей.
— Сказки какие-то, — бросила Катя недоверчиво, все так же осторожно пережевывая картошку.
Покосившись на нее сердито, Васа откинула каштановую косу за спину и проговорила:
— Я бы тоже не поверила, если бы сама пару раз там не блуканула. Говорят, там асы живут. Командир как-то видел одного. Тот по скалам прыгал, не хуже барана. И быстро так. За несколько секунд скрылся из виду.
Поперхнувшись картошкой, я прокашлялся и принял у Васы из рук баклажку с водой. Прохладная, немного сладковатая, она полилась в горло, очищая пищевод и мысли. Предположение дикое и безрассудное, но покосившись на Катю с Михой, понял: им в голову пришла аналогичная мысль.
С наружи донесся какой-то шум и суета, Васа резко выпрямилась и поднялась, сказав:
— Пойду посмотрю, что там.
И скользкой тенью покинула шалаш. Я принюхался: воздух колышется, значит народ снаружи двигается быстро, к чему-то готовится. Развернувшись сперва правым ухом к выходу, затем левым, Катя проговорила сосредоточенно:
— Гремит оружие… Командир требует занять изготовительные… Посылает разведку…
— Кого там еще принесло, — пробурчал Миха.
Зацепив зубами веревку на запястьях, я попытался ее развязать. Но затянуто умело, просто так не распутать.
Отплевавшись от волокон, спросил:
— Вы тоже решили, что на севере могут быть люди с геном-мутантом?
Продолжая прислушиваться и глядя куда-то в стену шалаша, Катя отозвалась:
— Невероятно, конечно. Но кто бы еще бегал с бараньей ловкостью по скалам?
— Если так, тогда понятно, что здесь искал Лютецкий, — проговорил я и в животе похолодело от масштаба возможной катастрофы. — Он за нами троими-то гонится и готов полмира пересечь. А если где-то целая деревня таких? Он ведь знает о том, что они где-то на севере! Вы понимаете?
Прикрыв рот завязанными запястьями, Катя в ужасе широко распахнула глаза.
— И из всех он хочет сделать артефакты! Чтобы иметь еще больше власти!
В груди неприятно защемило, а в районе ребер заныло. Опекун учил не брать на себя ношу больше той, что сдюжишь поднять. Но как понять, сдюжишь или нет, не попробовав, не сказал. Может для бывшего кочевника такая философия работает. Но я не кочевник. И оставить Миху с Катей не смог. Как не оставлю и остальных, потому что Лютецкий не прекратит охоту на людей с геном-мутантом, пока не изничтожит всех. Может я и не герой, но в моих силах сделать хоть что-то.
Снова снаружи колыхнулся знакомый запах, в шалаш влетела запыхавшаяся Васа. Глаза горят, одной руке пальцы сжимают хлыст, в другой — нож.
— Руины засветились! — сбивчиво сообщила она.
Запрокинув голову, Катя рассерженно прорычала:
— Развяжи нас! Нам надо бежать!
На что я поднял на нее взгляд и произнес негромко, но твердо:
— Развязать да. Но мы не побежим.
Глава 19
Взгляды Михи и Кати упали на меня весом годовалого теленка, брюнетка в себя пришла первой и спросила торопливо:
— Тебе местная вода в голову дала?
Развернувшись к ней, я посмотрел в зеленые, блестящие глаза и понял, что принимаю самое правильное решение.
— Побежите вы, — сообщил я. — А я наконец встречусь с Лютецким.
Выпучившись на меня, Катя выдохнула:
— С ума сошел?! Миха, скажи ему!
Детина задумчиво поглядывал на Васу, которая слушает нашу беседу с приподнятыми бровями и выражением снисходительного недоумения.
— Вы ничего не перепутали? — спросила она. — Вы вообще-то пленники. Не забыли?
Поднявшись, я встал перед воительницей, что с завязанными руками неудобно. Несмотря на ее значительный рост, я все-таки выше, так что посмотрел сверху вниз, откуда хорошо видно ее богатство в небольшом вырезе, и проговорил:
— Васа, послушай меня сейчас очень внимательно. Если служебники Лютецкого здесь окажутся, и вы перед ними раскроетесь, вам конец. Не поможет даже то, что вы нас ему отдадите.
— Почему это? — мрачно надвинув брови, спросила воительница.
— Они здесь уже были, — пояснил я. — Но не нашли, что хотели. А вы местные. Они будут выпытывать из вас все, что знаете о севере.