— Об асах что ли?
— Умница.
— Ну и что? — еще более хмуро поинтересовалась девушка и сжала рукоять ножа сильнее. — Если у них дела с ними, мы тут причем? Расскажем и пускай занимаются, чем хотят.
Я покачал головой.
— Вас они в покое тоже не оставят. Я хорошо знаком с идеями Лютецкого. Если вы не поможете, у вас никогда больше не будет спокойной жизни. Ни у кого. Ни в этой части мира, ни в какой другой.
Губы воительницы покривились, по лицу скользнула тень сомнения, она нервно передернула могучими плечами.
— Слушайте, вы милые, мне не хотелось вам вредить. Но я вас не знаю, а вы просите поверить вам на слово и нарушить приказ командира, — сказала она. — Простите, я не могу.
Шум снаружи становился все настойчивей, к запахам примешались оттенки чего-то резкого, судя по всему, горючего, потянуло сырым дымком. Катя шевельнула головой и, прислушиваясь, проговорила:
— Командир Бор отдал приказ сдать нас чужакам, если те заявятся. Вторая разведгруппа ушла за первой, потушили костры, лагерь затихает.
Брови Васы сдвинулись на переносице в озадаченном удивлении. Она спросила с напором:
— Откуда она знает?
Пару секунд я выразительно смотрел на воительницу сверху вниз, ожидая, что догадается, но когда этого не произошло, ответил коротко:
— Слышит.
Отшатнувшись, воительница похлопала ресницами, рот раскрылся в неверии.
— Она что…
— Мы все, — опередил ее вывод я. — Поэтому Лютецкий за нами гонится. В ваших землях он уже был. Очевидно, искал таких, как мы. Васа, если он нас найдет, то превратит в силовые артефакты, и будет в одиночку управлять миром, превращая его в пустыни. Он гениальный стратег и отбитый псих с комплексом императора. Если не хочешь, чтобы здесь вырос очередной град для обеспечения Оазис-Техно, а люди не стояли в очередях за кислородом и картошкой, ты нам поможешь.
Судя по излому бровей, тень сомнения в ее доверии командиру я все же поселил, но сказала она другое:
— Звучит сильно. Но это просто слова.
Слева гневно прошипела Катя.
— Да твою ж швору, — выдавила она первое грубое слово за всю дорогу и, поднявшись, резко шагнула к нам. — Ты знаешь про пчел? Все знают. Они исчезли перед коллапсом. Это все Лютецкий. Его инсектицид виноват. Во всем. В гибели пчел, в засухах, в потеплении. В появлении тварей. Ты хочешь, чтобы он пришел сюда? А Лютецкий придет. Мы пытаемся его остановить! Только у нас есть шанс вернуть миру изобилие и остановить гибель людей с геном-мутантом.
По тому, как резко и прямо зыркнула на Катю воительница, выпад ей не понравился. Вскинув подбородок, Васа подняла хлыст к лицу Кати и проговорила приглушенно:
— Это тоже просто слова.
В ярости зарычав, Катя надула щеки и выдохнула воздух, после чего бросила мне:
— Мечников, покажи ей!
Что показать — понятно. Однако Васа смотрит резко, во взгляде смятение, губы подрагивают, а пальцы сильнее сжимаются то на ручке хлыста, то на рукояти ножа.
Я произнес:
— Не нравится мне эта идея.
— А у тебя есть получше?
В теории можно просто навалиться втроем на Васу и сбежать. Но тогда нас будут разыскивать не только служебники, но и эти аборигены. А хотелось бы увеличивать количество союзников, а не врагов.
Вдохнув поглубже, я проговорил, выставляя перед собой связанные запястья воительнице:
— Развяжи.
— Еще чего.
— Развяжи. Я кое-что покажу. Не убегу.
— Так я и поверила, — фыркнула Васа.
— Хотели бы, уже сбежали бы, — заметил я и обвел нас троих взглядом.
Еще несколько секунд Васа мялась в сомнениях, потом зло прохрипела и чиркнула лезвием ножа по веревке.
— Только без глупостей, — предупредила она.
— Да какой там, — хмыкнул я.
После чего быстрым движением скинул лямку рюкзака и перетащил его на живот, а, расстегнув, аккуратно на половину вытащил сохранный артефакт. Его голубоватое свечение залило полумрак шалаша. Васа, поморщившись, заслонилась от света ладонью, а когда глаза привыкли, убрала ее и, щурясь, присмотрелась.
Сперва она морщила лоб, соображая и приглядываясь, потом глаза стали медленно расширяться, брови всползать на лоб, а рот раскрываться. Шумно сглотнув, она указала на артефакт и проговорила перехваченным хрипом голосом:
— Это… это…
— Последняя в мире пчеломатка и ее пчелы, — подсказал я. — И если ты не поможешь нам, Лютецкий получит и их.
На сияющую голубым колбу Васа пялилась пару секунд и хлопала губами, потом снаружи что-то громыхнуло, она вздрогнула и очнулась.
— Я выведу вас из лагеря, — сообщила воительница решительно.
Я кивнул и уточнил:
— А командир?
— Его беру на себя, — ответила она.
— Не похоже, что он слушает подчиненных.
— Подчиненных может и не слушает, — отозвалась девушка, выглядывая из-под полога шалаша, — а к дочке прислушается.
Она выскользнула наружу, через секунду оттуда донесся ее быстрый шепот:
— Выходим. Сразу налево, за шалаш.
Выскочив первым, я успел заметить суматоху в лагере, нос не обманул: костер затушили, это от него пахнет мокрым дымком. Опустело, только некоторые вояки носятся от одного до другого края лагеря, что-то проверяют и командуют негромко.
Втроем мы быстро прошмыгнули за шалаш, где заросли папоротников густые и пахучие, пока Васа стояла настороже. Потом она пролезла к нам и проговорила:
— Сейчас идите прямо через дебри, потом дойдете до двуствольного папоротника в два человеческих роста. Там налево. Это направление на северо-восток.
— Почему туда? — спросил я.
— В той стороне северный народ. Тот самый, которого никто не знает, — ответила Васа.
Не в меру молчаливый Миха тягостно вздохнул и проговорил негромко:
— Пойдем с нами, а?
Васа покачала головой.
— Вас хватятся, — сказала она. — А если исчезну и я, командир поднимет такую бурю, что все лютые кроты проснутся. Нет, я останусь и все ему объясню.
Следующий вздох детины получился таким тяжелым, что даже небо помрачнело от туч.
— Эх… А свидимся еще? — спросил он удрученно.
Впервые на губах воительницы появилась искренняя улыбка, а на щеках проступил небольшой румянец.
— Будет день, будет видно, — ответила она с легкой игривостью.
Потом развернулась, тугие каштановые косы взметнулись в воздухе, и девушка скрылась за шалашом, а я сделал знак остальным, и мы рванули через заросли.
Мокрые ветки захлестали по лицу, ботинки скользили и вязли в раскисшей после ливня почве. Трава по колено, дебри густые, что значит маршрут мало хоженый, а может и вовсе не маршрут, а направление, которое задала Васа.
Мы двигались добрых минут двадцать, проваливаясь в рыхлую грязь и высматривая нужный папоротник, что непросто, потому как папоротники здесь все с меня ростом, а то и выше. Катя бежала сосредоточенная и хмурая, время от времени поглядывая назад. Видимо не доверяет воительнице и ожидает погони. Но если бы та хотела, не помогала бы. Миха наоборот несется, как боевой баран, ломая ветки и приминая траву, а на лице гримаса царственной скорби.
— Не страдай так, — подбодрил его я. — Сказала же, будет день, будет видно.
На бегу детина вздохнул.
— Такая девка… Такая девка… И опять не про меня.
— Она тебе не отказала, — заметил я, перепрыгивая колоду из трухи.
Миха покривился.
— Да, как же, не отказала…
Поскользнувшись, но удержав равновесие благодаря моему локтю, за который схватилась, Катя проговорила:
— Ну вы и время нашли для… Вот этого всего.
— А чего такого? — отозвался Миха. — В трудностях и познаются люди. А сейчас как раз трудности.
— Ну раз так, самое время показать, чего ты стоишь, — смягчилась Катя. — В смысле ей.
Насупившись, как цыпленок в тумане, Миха заработал руками и ногами быстрее, и унесся вперед, только комья грязи полетели из-под ботинок. Еще через пару минут послышался глухой удар, когда мы с Катей выскочили из зарослей.
Миха застыл впереди. Он упер одну ладонь в левый ствол двуствольного папоротника, а второй трет лоб.
— Швора какая, — проговорил он обиженно, — выскочил из-под земли, как кочевник из бархана.
Катя усмехнулась.
— Ты перед собой смотри. Куда ломанулся-то?
— Да чтобы вы нравоучениями не потчевали, — отозвался Миха. — А то один причиняет добро, а вторая наносит радость.
Кивнув, я согласился с охотой:
— Это мы любя.
— Ага, — посмотрев на пальцы, где остались пара красных пятен, отозвался Миха и поднял голову, — батя тоже так говорил, когда ремнем по заду ездил.
— Суровый у тебя был батя, — проговорил я.
На лбу Михи осталась живописная царапина от виска до самой переносицы, он размазал остатки крови тыльной стороной ладони.
— Мне хватило.
Хмыкнув, я скинул со спины рюкзак и сунул его Кате. Та с непониманием вытаращила глаза и нахмурила лоб, я пояснил:
— Надевай и береги его. Миха о тебе позаботится. Да?
Обернувшись на детину, который смотрит с озадаченностью, я вопросительно на него глянул. Тот поскреб макушку и ответил озабоченно:
— Э… Конечно. А как же еще-то?
— Вот и отлично, — сказал я. — Тогда бери Катю и бегите на северо-запад, пока не доберетесь до… Ну сами поняли, кого. Если они там есть. А нет — спрячьтесь где-нибудь. Постарайтесь не стать ужином для тварей. И Миха, если Катя будет просить вернуться — не позволяй. Понял?
Послав детине взгляд, который поймет любой мужчина, когда речь о женщине, я вытащил из рюкзака нож и сунул в набедренный карман. Катя все еще с непониманием прижимала рюкзак и хлопала ресницами. Когда смысл происходящего до нее стал доходить, Катя охнула и с силой пихнула рюкзак мне в грудь.
— Очумел?! — выпалила она. — Я думала ты специально так сказал девке, чтоб развязала! Ты же не серьезно? Мы без тебя никуда не пойдем!
Обернувшись к Михе, она взглядом поискала поддержки, но детина смущенно отвернулся, делая вид, что рассматривает пятна крови на пальцах.