— Да ладно… — не поверив своему носу, прошептал я.
Резко открыв глаза, тут же перехватил удобнее нож, и согнул колени в изготовительной позиции. В эту секунду в зарослях захрустело, и на поляну вывалился Лютецкий вместе с Васой, которую держит локтевым захватом за шею. В другой руке короткий самострел, который он упирает девушке в бок. Белый костюм посерел и в пятнах грязи, на щеке кровоподтек, а в глазах холодная ярость.
Он оскалился в ухмылке и прямо посмотрел на меня.
— Далеко собрался, Мечников? — спросил он хрипло.
В груди заклокотало. Кулаки, в одном из которых нож, сжались. Глядя на бледную, но храбро сцепившую губы Васу в его лапах, я рефлекторно дернулся вперед, но Лютецкий покачал головой, цокая и кривясь злорадно.
— Еще шаг, и я продырявлю твою подругу насквозь.
Пришлось застыть, хотя пальцы продолжают в бессильной ярости сжимать рукоять.
Лютецкий взглядом указал на клинок.
— Брось нож, — с напускным дружелюбием проговорил он. — Вдруг поранишь кого-нибудь. А ведь нам это не нужно. Верно?
Для подтверждения серьезности намерений Лютецкий ткнул Васу острием в бок, воительница скривилась и зашипела от боли, но мне послала полный решимости взгляд.
— Не слушай его, — процедила девушка, за что получила новый тычок стрелой.
От безвыходности я скрипнул зубами и разжал пальцы, нож с тихим шелестом упал в траву, а губы Лютецкого растянулись в злорадной улыбке.
— Вот так гораздо лучше, — сказал он. — Сейчас мы пройдем к моему шаттлу и улетим. А потом ты и твоя подруга мне расскажете все, что знаете об этих землях и тех, кто здесь живет. А если кто-то из вас попытается препятствовать, я убью эту очаровательную аборигенку. Ты хорошо меня понял, Мечников?
Будь я один, кинулся бы на него, может и успел бы увернуться от стрелы Лютецекого. Но рисковать девушкой не могу, поэтому сцепив зубы, кивнул. Лютецкий, довольно ухмыляясь, сделала знак головой, из зарослей высыпало с десяток служебников, а я утвердился в верности решения не нападать. Даже если бы добрался до этого, в грязном костюме, то против отряда служебников в ближнем бою мне точно не выстоять. В яростном бессилии я сжал и разжал кулаки — он загнал нас в угол, и вариантов, где мы оба выживаем я пока продумать не могу.
Судя по удовлетворенному оскалу, Лютецкий это тоже понимает. Он кивком указал на заросли позади себя, я принюхался: ненавязчивый, но уловимый, если напрячься, запах дрезинного масла смешивается с запахами травы и папоротникового сока.
— Шагай, Мечников, — приказал он и предупредил служебников: — Держите его на прицеле. Он даже один опасней, чем все, кого вы встречали.
Такое определение даже польстило, но по мне, мои заслуги Лютецкий преувеличил. Впрочем, если я заставил его переться на дикий север в неизведанные земли, может в чем-то он и прав. Только сейчас все мои способности делу не помогают и нас с ни в чем не виноватой Васой тащат к шаттлу, чтобы потом допросить, препарировать и прибить. Мне нужна лишь секунда, момент, чтобы рвануть в сторону, а дальше из засады атаковать Лютецкого. Но этой секунды нет, и я молчу и скриплю зубами.
Больнее всего смотреть на Васу, которая стоически выносит тычки стрелой и захват за шею.
— Помягче с девушкой, — выдавил я сквозь зубы и, за неимением другого, с яростью впился в Лютецкого взглядом.
Тот хмыкнул.
— Не нравится? Учту. Использую при допросе.
Отступая к зарослям папоротника, он поволок Васу туда, откуда тянет дрезинным топливом. Я все еще под прицелами, так что пришлось двинуться следом. До самого шаттла вариантов атаковать не подвернулось — служебники держатся на расстоянии и не спускают с меня прицелов. В голову стали закрадываться нехорошие мысли, потому что с каждым шагом к навороченной дрезине Лютецкого шансы на побег тают, как холодец под полуденным пеклом.
По моим прикидкам, нас снова затолкают на заднее сидение шаттла, тогда можно устроить потасовку и воспользоваться моментом. Один раз это уже сработало. Но когда Лютецкий открыл дверь дрезины и начал пропихивать внутрь воительницу, запах воздуха поменялся.
Глубоко вдохнув, я четко различил знакомый мятный аромат, но смешан он с чем-то незнакомым, терпким и немного горьковатым. Запах идет из-за спины, то есть с севера. Мотор глухо ударился в грудную клетку, тело напряглось от одной мысли, что Катя, вместо того чтобы быть за десятки километров отсюда, вернулась и пытается помочь.
Если бы служебники и Лютецкий обладали моим обонянием, они заметили бы изменения в лесу. Но у них только артефакты. Поэтому, когда страшный хруст сотряс воздух, я успел упасть на землю и предупредить Васу.
— Вниз!
Но рухнули не только мы: Лютецкий отслеживал каждое мое движение и тоже пригнулся. В эту секунду громадный ствол папоротника пронесся над нами и смел служебников, как кегли. Послышались крики, хруст веток, а ствол покатился куда-то по уклону в заросли.
Момента хватило, чтобы я с силой пнул крепкой подошвой Лютецкого по лицу. Тот вскрикнул, пальцы разжались, и самострел из его хватки вывалился, а самого Лютецкого откинуло. Он ударился спиной о нижний край шаттла и, болезненно зашипев, схватился за лицо.
— Быстрее! — окликнул я Васу и пригнувшись рванул в сторону.
Та моментально перекатилась по траве и последовала за мной. Я пропустил ее вперед — кем бы ни был тот, кто отправил по воздуху бревно, если с ними Катя, значит он наш союзник.
Пригибаясь, я бежал, иногда поднимая голову. Тогда перед лицом быстро двигается крепкий, обтянутый кожей зад Васы. До папоротников осталось пять шагов, когда за ногу что-то дернуло, и я рухнул на землю. В ту же секунду Васа нырнула в заросли, а я быстро перевернулся на спину.
Успел вовремя, потому что в лицо полетел крепкий кулак, от которого я увернулся влево и послал в ответ хук в левую, залитую кровью, щеку Лютецкого. Удар у меня обычно крепкий, я рассчитывал, что, если не вырублю, так оглушу. Но Лютецкий только дернул головой и, зло оскалившись покрасневшими зубами, повернулся ко мне.
— Думаешь, меня просто так одолеть? — процедил он сквозь безумную улыбку и навалился мне локтем на горло.
Лютецкий не выглядел тяжелым, но по ощущениям на меня насел разожравшийся верблюд. Дыхание сдавило, я уперся руками его в плечо и локоть, пытаясь снизить давление. Но Лютецкий только скалится и глухо смеется, будто ему ничего не стоит мне прямо сейчас сломать шею.
— Что? — прохрипел он победно. — Алексей Лютецкий не такой слабак?
Он расстегнул под пиджаком на груди рубашку. Там на стальной цепочке небольшой ромбовидный артефакт, его сердцевина испускает яркий травяной свет.
— Получил из одного мутанта, — злорадно произнес он. — Из тебя я тоже возьму самое лучшее. И из твоих приятелей, когда найду. А я найду.
Он надавил мне на шею, по виду несильно, но у меня в голове загремело, шум в ушах превратился в рев, перед глазами поплыли пятна. Я задыхался, хрипя и ударяя кулаками по лицу Лютецкого. Но то будто сделалось стальным: ни царапины. Даже не дернулся ни разу.
От нехватки кислорода соображать стало трудно, я просто бил наугад, пока в голове не трепыхнулась здравая мысль, и я тут же перевел ее в действие: ухватился за цепочку на шее Лютецкого и рванул на себя. Рассчитывал, что та порвется, но в ответ получил лишь его победный хохот.
— Идиот. Это чистая сталь. Ее не порвать руками, — бросил он.
— Эт смотря какими, — сквозь грохот крови в ушах донесся до меня низкий голос из-за его спины.
Резкий щелчок, и цепь с шеи Лютецкого упала мне на живот. В немом молчании он поднял на меня взгляд. И впервые в глазах этого человека я увидел страх. Кулак мой решил быстрее головы, что делать, потому как моментально полетел ему с правой стороны в лицо. Удар, хруст, и Лютецкий отлетел на пару метров в траву, где неподвижно затих.
Только тогда грохот в ушах стал стихать, зрение из тоннельного стало нормальным, и я увидел перед собой Миху с улыбкой во все тридцать два белесых зуба. На плече ножницы по металлу, размером в полметра.
Он протянул мне широченную ладонь и проговорил:
— Ну ты любитель поваляться, я смотрю.
Ухватившись за его лапу, я поднялся. В голове все еще гудит, мир плывет, но быстро обретает привычные очертания. Терпкий запах разлился по поляне, заполнил лес, я ощутил, как он потек вокруг по зарослям, утстремляясь куда-то дальше, в сторону, где бревно унесло служебников.
— Как понимаю, ты не один, — проговорил я, отплевываясь густой сукровицей.
— А то, — бодро отозвался Миха и покосился в папоротники.
Оттуда высунулась аккуратная мордашка Кати. Вся миниатюрная, но личико решительное. Увидев меня, она ящеркой выскочила из зарослей и рванула ко мне, а когда добежала, повисла на шее.
Обняв, я прижал ее к себе, а Катя прошептала:
— Я так перепугалась. Думала, не успеем.
Следом из папоротников вышла Васа и высокий, крепкий мужчина в одежде сплошь из эластичной кожи, настолько тугой, что видно, как на руках, будто сытые удавы, перекатываются узлы мышц. Волосы коротко острижены, взгляд строгий, но без враждебности. И пахнет от него терпко.
На мой вопросительной взгляд Миха проговорил:
— Я говорил, что сам справишься. Но Катерина всем мозги проела, кричала, что тебе нужно помочь.
— Всем это кому? — уточнил я, продолжая держать одной рукой Катю, а другой вытирая лицо.
Катя проговорила негромко:
— Мы добрались до Северных скал, но дальше пройти не смогли. Там был силовой барьер. Если бы не он, то ничего бы не вышло.
Она кивнула на подошедшего мужчину, который на полголовы выше нас всех. Осмотрел он меня быстро, но спокойно.
— Катя предупреждала, что ты отчаянный. Но чтоб в одиночку против армии… — проговорил он спокойно с хорошим выговором.
— Ну, не совсем в одиночку, — отозвался я и кивнул на Васу, которая стоит позади мужчины, грудь все еще ходит ходуном, но взгляды бросает на Миху прямые и теплые.
Детина заметил и расплылся в улыбке, а щеки непривычно окрасились в розовый. Катя проговорила: