— Бар-р-р-а-а-а!!!
От этого воины с руной Орида на обмундировании аж присели. А я, спокойно оценив, что до часовни осталось метров пятьдесят, а сзади за нами никто не бежит, демонстративно провёл металлом тыльной стороны перчатки по лезвию, роняя капли чужой крови на траву. И как можно равнодушнее произнес:
— Убью, — придав взгляду как можно большую тяжесть, пробежался по лицам замерших передо мной равновесников. — Всех убью.
А так как слово, тем более данное при таком большом количестве свидетелей надо держать, то…
Слайд сто семьдесят первый
А вот и часовня. На первой ступени стоят четверо защитников ритуала и, мешая друг другу, пытаются тыкать в меня копьями. Ну кто их учил, кто же так держит древко и наносит удары? Хотя, может их и не учил никто? Но мне на ошибки противника в подготовке личного состава как-то наплевать. Не учились или не учили вас? Так сами виноваты, правила, озвученные смотрителями, ясно дали понять, что для лентяев и лоботрясов этот мир закончится только одним — кладбищем, с ещё не ясно насколько приятным посмертием!
Новый выпад стоящего справа врага я и не думаю отбивать. Просто ловлю древко и зажимаю его в ладони. Моей силы сейчас вполне достаточно, чтобы, резко дернув за копьё, вытащить врага на себя. Тот оступается и сразу получает в грудь острие эспонтона Каркуша. Служитель равновесия, потерявший это самое равновесие, тут же отправился на перерождение.
Но перед тем как растаять в дымке, его тело послужило мне живым щитом. Взлетаю в высоком прыжке, занося секиру. Через четыре взмаха и пять секунд первая ступень расчищена. А врагов осталось всего три десятка. Причём я оказался прав — на охрану часовни равновсеники выделили худших из худших…
Слайд сто семьдесят второй
Мне нет нужды фехтовать и уворачиваться. Всё, что надо — это просто поднять секиру, размахнуться и направить её в цель. Ни один из тех, кто противостоит мне, не способен выдержать такого удара. Это не война и не бой. Это бойня, похожая на сенокос. Если кто-то мне и наносит раны, то эти ранения тут же заживают, я убиваю как автомат.
Не знаю, вроде понимаю, что умирают они не по настоящему, но от обилия крови меня клинит. Я представляю себя роботом из «Футурамы», которому дали топор и разрешили всех убивать. Потом, уже после, когда горячка боя спадёт, Павел мне расскажет, что я надрывно смеялся и кричал что-то вроде: «Убить всех человеков!». Не помню этого, помню только:
Взмах, и чья-то отрубленная рука падает на мраморный пол…
Удар, и древко секиры пробивает кому-то гортань…
С чавкающим звуком лезвие эспонтона Павла всаживается кому-то в живот…
Пинок, и отрубленная голова молодого парня не успевает упасть на пол и отправляется в недолгий полёт, что бы растаять так и не упав на землю…
Слайд сто семьдесят третий
Последний из охранников часовни бросил оружие мне в лицо и рыбкой нырнул мне под ноги, в прыжке выхватывая тяжёлый засапожный нож. Находясь в любом ином состоянии, я бы наверное удивился такой прыткости противника. Но сейчас моё сознание явно находилось в несколько смещенном положении.
Не обратив никакого внимания на летящий прямо в голову топор, впечатываю носокберца прямо в грудь прыткого равновесника. Удар настолько силен, что паренька откидывает метра на полтора и впечатывает в алтарь Рода. Никакие бафы, никакие левелы не могли дать мне такую силу, так пнуть, как получилось у меня, может разве что лошадь, человеку такое не под силу. Точнее, человеку в обычном состоянии, а я в тот момент пребывал в каком-то из вариантов одержимости.
Бедный парень после полученного удара ещё жив и в сознании. У него явно сломано несколько рёбер, и из уголка плотно сжатых губ просачивается струйка тёмной крови. По меркам Земли — не жилец, слишком обширны внутренние повреждения, и жить ему максимум полчаса, но в этом мире через пять минут он встанет полностью здоровый.
Только вот я не собираюсь давать ему шанса выжить. Шаг вперёд, секира вверх. Ещё шаг, и лезвие неотвратимо падает на обречённого врага.
Но тут что-то тяжелое и дико орущее:
— Не-е-ет!!!
Бросается мне прямо под руки, толкая в бок и чуть ли не сбивая с ног.
Покачнувшись, тут же приседаю, уводя центр массы тела ниже и в сторону от угрозы. Руки на полном автомате впечатывают рукоять секиры в неясную размытую тень, что попыталась сбить меня с ног. Затем ноги как пружины толкают вверх, так чтобы моё плечо ударило ровно в центр этой тени. Жаль, но оружие сейчас не в том положении, чтобы бить им.
Стальной наплечник попадает даже лучше, чем ожидал, а именно — в голову нападающего. Хруст сломанной челюсти от попадания моего удара слышу настолько отчётливо и ясно, что этот звук как набат бьёт по моим ушам, разгоняя наваждение.
И я отчётливо вижу, как оседает на белый мрамор часовни в обморочном состоянии грогги со сломанной челюстью мой напарник. Вид покалеченного Каркуша отрезвляет, как ушат ледяной воды.
Первые секунды три я не понимаю где нахожусь и что вообще тут делаю. А потом вспоминаю, и по моей спине табунами пробегают мурашки размером с кулак. Во что я превратился в этой часовне? Нет, меня не в малейшей степени не напрягало то, что я убил около тридцати человек. Это что называется алягер ком алягер, и меня сей факт не волновал ни на грамм. Я был в шоке от того, что по какой-то причине превратился в самого натурального берсерка, не разбирающего где свои, а где чужие.
Кстати, а где Павел?
Уж не я ли его…
Слайд сто семьдесят четвёртый
Вообще, как я смог ударить родянина? Это же божественный запрет! Как получилось его обойти? Надо будет выяснить у смотрителей. Но сейчас есть вещи поважнее. Наклоняюсь над бессознательным магом и произношу.
— Извини, — понимаю, что Ворон меня не слышит, так как находится в глубочайшемнокауте, но всё равно искренне приношу свои извинения.
А теперь надо доделать начатое.
Я не садист, и мой удар гуманен, равновесник со сломанными ребрами умирает почти мгновенно.
Подхожу к алтарю.
Как осквернить алтарь чужого бога? Очень просто, нужны четыре человека и четыре меча. Впрочем, не обязательно мечи, можно обойтись любым иным колюще-режущим оружием. Так вот, эти четверо встают крестом, в центре которого находится алтарь. Произносят ритуальную фразу-проклятие: «Именем моего бога низвергаю этот алтарь». А затем надо просто воткнуть оружие в камень алтаря. Вот и всё. Пока оружие воткнуто в алтарь, идёт процесс осквернения. Что сделать, что бы этот процесс прервать? Банально вытащить вражескую сталь из священного камня.
Моя ладонь опускается на торчащую из алтаря рукоять гладия. Дёргаю оружие на себя.
Что за?.. Тот и не думает поддаваться. Оскверняющий меч выглядит как железка, вплавленная в камень, и ведёт себя соответствующее, то есть никак не хочет этот камень покидать, как я не стараюсь.
И..? Что теперь? Попробовал вытащить все четыре меча по очереди, эффект был тот же. Это что, мне намекают, что я не тяну на короля Артура? Но я помню, мы спрашивали у смотрителей, те чётко ответили, что снять проклятие осквернения может любой. Что же у меня не получается то?
Я тут хороводы вокруг алтаря вожу, а время-то тикает, и не факт, что сейчас в мою сторону не несётся галопом толпа равновесников!
«Во имя Рода!» — как шелест опавшей листвы проносится в моей голове.
— Что? — от неожиданности произношу это вслух.
«Во имя Рода!» — шелест становится всё отчётливее.
Со второго раза намёк мне понятен. Берусь за рукоятку ближайшего меча и произношу:
— Во имя Рода!
И тут же чувствую, что камень стал податлив как масло, и я без труда достаю первый меч из алтаря. За ним второй, потом третий и, наконец, четвёртый. Осквернениеалтаря прервано, мы успели.
— Грёбанные смотрители! Что они умолчали о том, что для того, чтобы прервать осквернение, надо воззвать к своему богу?! — скрежеща зубами произношу я, кидая последний меч на пол.
А ведь и правда умолчали, скотины! Они ответили на наш вопрос, как нам казалось чётко и ясно, но на самом деле ловко обошли тот момент, что надо что-то говорить. Явно умышленная пакость с их стороны!
«Не жди от слуг Моего Отражения честности по отношению к почитателям Моим!».
Этот голос в голове. Он пробирает от макушки до пяток. Наполняя всё тело какой-то невиданной легкостью. А может я и правда теперь слуга божий?!.
Слайд сто семьдесят пятый
Выглянув из часовни, тут же понял, что всё же правильна фраза о том, что все планы не выдерживают проверку боем. Мы могли бы ничего вообще не выдумывать, никаких планов не строить. Просто спуститься с холма и ввязаться в бой. Ибо то, что я вижу сейчас, а именно, как примерно двадцать выживших в бою родян во главе с Эдом, весело гоняют остатки вражеского строя по лугу перед городом. Мне становится ясно, что геройство нашей тройки при освобождении часовни было, по сути, совершенно не нужным.
Всё же среди пришедших из столицы родян не было ни одного, кто уже не участвовал бы в боях, а львиная доля уже успела апнуться, кроме расты-пацифиста, конечно. А против них выступили те, кто ни в одном реальном бою ещё не участвовал ни разу. Хотя, может и был у весов один бой — их же часовню уже оскверняли, максимум два, если все успели поучаствовать в активной части нападения на Родбург. И, тем не менее, опыт не в плане экспы, хотя она тоже внесла свою лепту, а банальный боевой опыт свёл четырехкратное численное превосходство противника на нет.
Тут же вспоминаю, что у равновесников был ещё отряд блокирующий Храм. Но городскую площадь из часовни не видно. А тот факт, что никто в мою сторону не бежит сломя голову, кровожадно размахивая оружием говорит о том, что отбивать часовню сейчас не входит в планы равновесников.
— Кхе! — раздалось у меня за спиной покашливание. — Фле?
Оборачиваюсь, это Карл пришёл в себя и сейчас, держась за челюсть, тычет пальцем в алтарь и требовательно спрашивает: