– Второй день в городе. К нашему главе подкатывали, корочками махали, про магов спрашивали.
– Про мальчишку вы знали?
– Ну.
– Чего ж не приспособили к делу?
– Малолетнего игруна с поехавшей крышей? Ты с ним разговаривал? Он же больной, кто его в дружине держать будет?
Слушай, Илюша, что о тебе люди думают. Но их тоже можно понять. Не тетка-хозяйка тебя ловцам сдала, а вот эти мужички, с позволения местного мэра. Они же и сидели тут, так, чтобы ты их не задел. Обычное дело. Кого ни завалят, они в выигрыше.
– Что за документы у них?
– Мракоборцы, не столичные. Агенты типа.
Даже так? Хотя чего корочки стоят… тем более найденные в карманах вместе с типичной бандитской валютой?
– Хорошо. Побудем у вас еще недолго, потом уйдем. Оба. Возражения есть?
Дружинник хмыкнул, милиционер улыбнулся, пожав плечами, но для порядка спросил:
– Мальчик не против?
– Илья, ты со мной?
– Да.
То, что «малолетний игрун» все это время стоял у стенки и слушал наш разговор, этих двоих не обрадовало.
– Он не против. Хорошего дня…
Милиционер сделал последнюю попытку:
– Подбросить до аптеки? У нас тут…
– Илья покажет, спасибо. Всего доброго.
Переглянувшись, они отступили сначала за угол, оттуда с оцепенелым на руках быстро пробежали по двору за ворота.
– Илья, уходим сейчас. Негостеприимный какой-то городишко.
В темпе затолкав все, что можно, в рюкзаки, я встал, проверил время (восемь пятьдесят одна) и на всякий случай наложил запечатывание на комнату.
– Я поставлю врата, это такая светящаяся вертикальная пентаграмма. Войдешь в них, чемодан неси в руках, не тащи на колесиках. Поднимешь? – Кивок. – Хорошо. Как окажешься там, тебя на некоторое время зажмет, не бойся. Пройдет – сразу в сторону. Я иду первым, смотри во врата, увидишь, как это работает. Учти – побоишься, задержишься здесь до девяти ноль-ноль – останешься в городе, я уже сюда не вернусь.
Хотя, конечно, стоило бы, чтоб расспросить об этих двоих с такими интересными крестиками, может, в вещах их порыться, опознать что, машина у них быть должна. Кстати, только сейчас понял, что они во всем черном, как и я. Ай вона мен ин блэк… Черт, гардероб расширить, может?
Или, наоборот, всех в черном перестрелять? Так это полстраны, цвета у нас не любят, тем более – сейчас.
Давя мысли об инквизиции и людях в черных рясах, встал перед стеной.
– Врата – колодец.
Подхватил чемодан побольше, подумав, взял аккуратно несколько чашек и блюдец со стола, сунул в туманное облако хранителя, потом сунул туда же подушку и покрывало с постели, пригодится. Что во вратах? Никого, один только колодец.
Шаг.
Знакомое чувство сдавливания и неподвижности. А может, все-таки сейчас, пока он будет беззащитен, прикончить? А пошел бы ты, Михалыч, с такими мыслями!
Ну смотри. Тебе жить.
Как только отмер – шаг в сторону. Надо будет попробовать, что получится, если во врата войдет кто-то, когда первый еще не отмер. Это не игра, где в одной игровой клетке «тесный шкаф» может уместиться все население мира… теперь есть с кем проверить. Уже плюсы!
Заодно пронаблюдал, как выглядит со стороны перенос вратами.
Да, в общем, никак. Появился, без световых и шумовых спецэффектов, постоял. Попробовал вынуть у него из рук чемодан – получилось.
Вот же гадская магия – сам благодаря полету иду по снегу как по асфальту, а чемоданы, заразы, увязают на всю глубину, с треском ломая подтаявший наст.
Дома прохладно, но топленная с вечера печь все еще греет. Весь апрель погоде не верь. Скоро таять всерьез начнет, и в деревню дорога грязью зарастет. Ну, из деревни гостей не будет, значит.
– Садись.
Я, давая Илье осмотреться, затеял возню с розжигом, делая вид, что это очень хлопотно, гремя кольцами на печке, передвигая кастрюли. Наконец, решил, что уже достаточно дал ему времени, поставил на место заслонку и, пододвинув табурет, сел в метре от него.
– Итак, меня зовут Михалыч. Это – мой дом. Хутор Сычевка, заброшенный. Люди все в деревне, полчаса ходу, еще одна деревня за лесом. Мы в четырех километрах по прямой от того места, где увиделись в первый раз.
– Вы маг?
– Не перебивай. Живу я тут один, обзаводиться соседями не собирался. Тебя взял только по одной причине – ты можешь пригодиться. Каким образом, бог весть, но мало ли. Сейчас, да и всегда, людям лучше держаться вместе.
Я понял, что уговариваю сам себя, и оборвался.
– Голоден?
– Ага, у меня деньги уже неделю как кончились, а хозяйка делиться не любила, хотя ей и за стол платили. Но я могу потерпеть… – Он с усталым спокойствием поглядел на пустую полку плиты.
– В сенях чугунок рядом с дверью, принеси, разогрей.
Я наблюдал за мальчишкой, разогревающим овсянку. Городской, но сообразительный, понял, зачем кольца на плите и как регулировать нагрев, кашу помешивает, не давая подгореть. И не так чтобы давно голодает – на кашу смотрит заинтересованно, но без алчности.
– А где тарелки?
– Из чугунка ешь.
Ставить горячую посуду на стол он не стал, но и есть с плиты не захотел. Мигом снял висящую на крюке сковородку, уже на нее поставил чугунок и принес к столу.
М-да, я бы начал искать доску или полотенце, а малец решил проблему наличными средствами.
– Вы точно не будете?
– Я завтракал недавно. Ешь спокойно.
– Ага, спасибо… – Он замялся, ковыряя, потом вдруг выдал: – Только я молитвы не знаю, а надо, наверное?
– С чего ты взял? – Вывод интересный. Это потому, что я далеко от людей живу?
– Ну, вы же монах, наверное? Одеты так, четки, вон Библия лежит.
Ага, по внешним признакам. Библия и в самом деле лежала, причем не так чтобы на виду, у кровати, я иногда искал в ней обороты позаковыристей, для маскировки активаторов, а этот углядел.
– Я не монах. Ешь.
Чтобы не глядеть ему в рот, сам не люблю, когда смотрят на меня в такие моменты, подошел к хранителю, сунул руки к нему внутрь, достал посуду, тряпье и переложил на полку. Долго я думал, как у хранов инвентарь реализован, приказать взять, или положить можно, они такие команды выполняют, но в игре можно было просто дать существу что-то… а в жизни – еще и забрать самостоятельно.
Всех троих выгнал в сени, благо им все равно, где находиться и чем заниматься.
Вернувшись, обнаружил, что все съедено и, ловя на сытой расслабленности, спросил:
– Какая у тебя сила?
Вопрос был неприличным, мало что маги так берегли, как информацию о своих реальных возможностях, но мальчик не сомневался.
– Я могу показать! Только во двор надо выйти.
– Опиши своими словами. А потом я сравню.
– Я могу огонь кидать. Большие такие куски. Вы видели.
– Часто?
Он задумался, подсчитывая.
– Ну, раз двадцать в минуту. Или сразу несколько, но потом надо будет немного подождать.
Солидно.
– И все?
– Еще могу людей поднимать.
– Только людей?
– Ага, больше ни на что не действует.
Не читал о такой игре. Хотя мало ли о чем я не читал?
– Хорошо, что…
Мальчишка встрепенулся, просыпаясь.
– Простите. Что вы сказали?
– Умывальник вон там, за печкой. Там, в комнате, кровать. Эта – моя. Иди спать…
И кто сказал, что уложить ребенка спать сложно? Тем более в девять утра?
Хотя, может быть, это возраст такой.
24
Илья оказался странным пареньком. Лет ему было аж девять, а не восемь, как я подумал, и для своего возраста был он каким-то не таким. Молчаливый, в случае чего немногословный, занят был по большей части своим ноутбуком, но мгновенно бросал его, как только я просил помочь. Без напоминаний носил воду, доливая бочку в сенях, набивал сушилку дровами. Городской, он часто сидел у плиты, смотря на огонь. Я тоже так когда-то сидел и сейчас, глядя на пацана, только ухмылялся, видя такое сходство. Любят городские ребятишки огонь.
Первые несколько дней мы напоминали двух котов на новой территории, пытающихся понять, кто это рядом и что с этим делать: ходили кругами, подозрительно смотрели друг на друга, шипели что-то про себя и демонстрировали независимость. Иначе охарактеризовать этап привыкания мне не удавалось, уж очень это было комично и страшно одновременно. Мне, как ни крути, было чуть стремно иметь в двух шагах малолетнего мага, которому убить – только руку поднять, да и он, полагаю, нервничал не меньше – неизвестный мужик увозит куда-то в лес непонятным образом, вокруг только деревья да пустые дома заброшенного хутора…
Илья не сразу понял, что я в самом деле мало сплю, я не сразу поверил, что он действительно молчаливый, а не сумасшедший. Наверное, ему было так же неуютно в доме со странным типом, читающим вперемешку Библию и кулинарную книгу, да и мне постоянно хотелось сбежать от мальца, хладнокровно добившего еще живого человека. Впрочем, со временем мы притерлись друг к другу. В немалой степени этому поспособствовало выполнение моих «обещаний» – я ничего не требовал, кормил, регулярно уходил из дома на «прыжки». Наверное, мы и в самом деле были очень похожи… Так что всю первую неделю мы старательно били по бокам хвостами, то и дело панически прижимали уши, вполголоса шипели, при этом делая дружеские жесты в сторону соседа.
Напряженность возникла только раз, когда я спросил, почему они с отцом были одни – пацан мгновенно замкнулся, отвечать стал односложно, смотреть в пол и вообще всячески демонстрировать, что я не прав. Пришлось отступить. Не знаю я, как с детьми себя вести. И слишком четкое у меня было подозрение о том, что случилось с его матерью. На фотографии, которую мальчик поставил на «своей» тумбочке, они втроем всей семьей у какого-то моря, и фотка самое большее прошлогодняя, так что… Не знаю, может, и не умер его отец, может, просто уехал сам. Но это, конечно, мои мысли, и только.
Через час он уже словно забыл о вопросах и согласился на проведение серии экспериментов.