— Здравствуйте, — говорит Стас.
— А, студент, — опознает его незнакомец. — Чего лазишь по ночам?
— А вы? — он подпускает в голос дерзости, лихорадочно пытаясь понять, кто это. На мониторе, навязчиво отвлекающем на себя взгляд, висит заставка — фото голой женщины, сплошь усеянное иконками файлов на самых интересных и прочих местах. Женщину Стас, кажется, узнает.
— Меня Гоша зовут, — говорит человек. — И можно на «ты».
— Стас.
Они пожимают друг другу руки. Ладонь у Гоши жесткая, с каменными мозолями на кончиках пальцев.
— Пробую наладить сеть, — говорит он. — Через мобилу. Не ловит, зараза, даже здесь не ловит. А на крышу нет выхода, заколочено все.
— Думаешь, с крыши было бы легче? — с сомнением отзывается Стас. — Вряд ли. Забей. Нет больше никакой сети. Вообще нет.
— Не гони, студент.
Гоша поворачивается к ноутбуку, его пальцы начинают с сухим стуком бегать по клавишам, забивая адресную строку. Стас пристально смотрит ему через плечо. Во всей Гошиной фигуре, в позе, в движениях столько уверенности, сметающей любые преграды, что кажется, вот-вот монитор загрузится привычным живым контентом, неважно каким. А кстати, почему это я решил, будто нет больше сети? Если есть мигающие огни над горизонтом. Есть женские трупы, приплывающие неизвестно откуда. Есть что-то вне, стопудово есть!.. и пробиться туда, вовне, не прямым, а виртуальным путем — если разобраться, очень точная и правильная идея.
«Не удается установить соединение». Гоша негромко матерится.
— Я не могу, — бросает он отрывисто, с неожиданной болью. — Достало все… ты даже не представляешь, до чего. Полная бессмыслица, сети нет, и гитары нет. Жрешь, спишь, трахаешься, точка. Элька достала, дура… Я не могу так. Ломает, задыхаюсь. Как ящерица под колпаком.
— А может, мы тут и есть под колпаком, — говорит Стас. — И за нами наблюдают, отслеживают реакции и все такое. Оттуда, — он делает неопределенный жест в темноту за окном.
Гоша оборачивается:
— С чего ты взял? Или так, фантазируешь?
— Не знаю, — признается Стас. — Но я веду наблюдения. Много подозрительных вещей.
— Например?
— Ну… — говорить о мигающих огнях на горизонте Стасу почему-то стремно, это надо видеть своими глазами, а так получается описание вполне себе стандартных глюков. — Есть всякое разное. Вот если б еще организовать экспедицию наружу…
— И ты туда же. Дурак.
Стас смотрит недоуменно. Их наметившийся было союз единомышленников рвется в одну секунду, словно коннект с плохого модема, а может, и не было никакого коннекта, так, одни фантазии на тему поиска союзников в деле, где каждый однозначно за себя. Гоша уже не обращает на него ни малейшего внимания, стуча по клавишам с безнадежным упрямством осеннего дождя. Из распахнутого окна как раз и несет дождливой сыростью, по черному небу ползут темно-серые тучи, и никаких тебе огней, никакого просвета.
Он разворачивается, нащупывает ногой скользкую металлическую ступеньку и начинает спускаться вниз.
Гоша не оборачивается.
(в прошедшем времени)
Гоша все испортил еще накануне. Заявив, что он не полный идиот и этого, понятно, не нацепит. Под «этим» он сначала подразумевал только галстук с черно-белой вязью, повторяющей узор на широком поясе Элькиного мини-платья, но когда она возмутилась, «это» в пять минут распространилось и на белый смокинг со сливочными лацканами, и на брюки, и на лаковые туфли в цвет автомобиля, и вообще. Они ругались весь вечер, потом еще полночи мирились, и с утра у Эльки были совершенно запухшие глаза, на которые не хотел ложиться визаж. Козел. Как будто свадьба каждый день!
Свадьба у нее была не каждый день, и даже первый раз в жизни, поэтому утром Элька мужественно решила ничего ему не припоминать, а наоборот — умело довела до того состояния, когда он потерял всякую способность сопротивляться чему-либо. И все прошло хорошо, более-менее, с поправкой на. Все подружки со студии пришли заранее, в том числе и Светка, у которой якобы должен был быть эфир, и с откровенной завистью разглядывали ее платье и сапожки (Элька приподнимала двумя пальцами край фаты, чтобы дать рассмотреть тиснение), и три лимузина, белый, сливочный и кофейный, в правильном порядке выстроились под окнами, а когда обнаружилось, что Гоша отошел покурить — он и правда отошел покурить, причем недалеко, за угол. На выходе из Дворца бракосочетания на них в правильный момент высыпали корзину лепестков белых роз, синтетических, но с дорогим запахом от Ива Леруа. И возбухать на тему, что от него теперь несет, как от педика, Гоша начал уже в машине на пути к ресторану, когда все равно было уже поздно.
Светка честно призналась, что у нее ни разу не было такой свадьбы. Хотя на ее предпоследней Элька присутствовала и горячо заверила, что тогда тоже было ничего. Потом она самозабвенно танцевала по очереди с четырьмя Светкиными бывшими мужьями, а еще с Олежкой-телеоператором, с шефом, с Вовкой, с Кабанчиком, с Гошиными друзьями (своих эксов она предусмотрительно не стала приглашать, хоть и очень хотелось), а Гоша в это время мрачно набирался за главным столом неизвестно с кем. Когда Элька вернулась к нему, он был уже совершенно готовый. Причем, как оно у него всегда проявлялось — не веселый и не буйный, не сонный и не агрессивный, а просто налитый неподъемной чугунной тяжестью. Неспособный, естественно, ни на что; как она ни старалась потом битый час ночью, сама возбужденная донельзя, без сна ни в едином глазу и с острой муравьиной щекоткой во всем теле.
Понятно, выехали на следующий день поздно. Перед тем поругавшись до Элькиных слез, потому что Гоша вообще не хотел никуда ехать. Хватит с меня вчерашнего балагана, огрызался он, хватит с меня этой дурацкой цацки (кольцо застряло на суставе длинного жесткого пальца и не снималось, как яростно он его ни крутил), и вообще, с меня хватит! Врубил комп, Элька выдернула из розетки шнур, и безобразная драка постепенно перешла в понятно что. А потом они все-таки выехали, и, спрятавшись в темные очки, она твердила себе, что испорчено еще далеко не все.
Свадебное путешествие. Настоящее. Впервые.
Погода была удивительно хорошая, с нереально-синим небом, прозрачным воздухом, золотом и пламенем кустарника вдоль дороги, ровной и прямой, как взлетная полоса к счастью. Они ехали на юг, к морю, где, как выяснила Элька в интернете, еще вполне можно было купаться. Купальников у нее имелось с собой четыре, один из них свадебный, в ансамбль к фате, и главная задача по приезде стояла — найти фотографа и уговорить Гошу на морскую фотосессию. Впрочем, заглядывать так далеко вперед не было смысла. Еще ехать и ехать.
Гоша угрюмо вел машину, воткнув в уши наушники плейера. Не то чтобы Эльке хотелось тяжелого металла на полную громкость, Гошиных музыкальных вкусов (да и собственного его творчества) она никогда не понимала, за редким исключением вроде «их» романса под гитару. Опять же, зато он молчал, не сбивая своим бухтением ее романтического настроя, созвучного пускай чисто внешней, но очень правильной картинке: дорога, небо, яркие осенние краски и они двое в машине. Но постепенно становилось скучно. На одном воображении Элька никогда не могла протянуть больше десяти минут. Хотелось чего-то еще — а если она не знала толком, чего именно, на вакантное место претендовало всегда одно и то же.
— Отстань, — буркнул Гоша, сбрасывая ее ладонь с бедра.
Он всегда был такой. Элька засмеялась, закинула руку ему за спину, кончиками ногтей пощекотала шею между воротником свитера и основанием жесткого спутанного хвоста. Гоша передернул плечами. Она придвинулась ближе, прижалась щекой к его плечу, затем повернула голову и коснулась легонько губами и кончиком языка шершавой кожи чуть ниже мочки уха.
— Перестань, дура, я же за рулем!
Но он уже завелся, уже дышал по-другому, уже прикусил изнутри уголок рта, досадуя на себя самого, на ее непобедимую власть над ним. И напряженно смотрел на дорогу, только на дорогу, как будто это твердое направление взгляда что-нибудь могло изменить.
А может, просто выискивал, куда свернуть.
Машина подпрыгнула на спуске, в окно с Элькиной стороны ударили брызги жидкой грязи — вот блин, кажется угодили в лужу, и Гоша выматерился в такт, — затем плюхнулась на брюхо и развернулась в кустах. Элька успела увидеть несколько узорных листьев, прилипших к лобовому стеклу, и Гоша, сдернув наушники, набросился на нее, вдавил в спинку сиденья, от его резкого напора сработала амортизационная подушка, и на эти самые листья, черные против света, Элька смотрела все время, пока ее спина ритмично впечатывалась в упругую бездонную поверхность, а все внутри взрывалось от острого счастья, навстречу которому она никогда не закрывала глаза. Наконец, Гоша рухнул на нее сверху, словно убитый в поединке герой, и с этой новой, черт-знает-какой по счету победой Элька стала еще сильнее, еще неотразимее и увереннее в себе. Ради чего только и стоило жить.
…— Фигассе, — присвистнул Гоша, распахнув дверцу. — И как теперь из этой задницы выбираться?
Элька застегнула бюстгальтер, поправила свитер, причесала растопыренными пальцами волосы (ну, волосам так просто не поможешь) и тоже открыла дверцу со своей стороны.
Машина стояла по самое днище в жидкой черной грязи, из которой к тому же топорщились со всех сторон примятые колесами кусты. Элька спустила ногу, и подошва коснулась какого-то дрожащего желе, под которым не прощупывалось ни малейшей тверди. По-улиточьи втянула ногу обратно, и в это время Гоша гаркнул:
— Ну?! Чего расселась, вылезай!
Знал бы он, сколько стоят ее новые кроссовки. Она как раз собиралась ему сказать, когда он обошел машину, хлюпая по щиколотку, и выдернул Эльку наружу одним резким точным движением.
— Кретин!!!
Она еще много чего имела ему сказать — и высказала, без запятых и падежей, чувствуя, как липкое и холодное пропитывает носки и джинсы внизу, а кроссовкам, разумеется, тут же настал абзац, ее зелененьким кроссовкам из осеннего каталога, сволочь, козел!!!.. Замолотила кулаками по его сгорбленной спине, а этот козел даже и не отреагировал, только молча боднулся острым локтем в пространство. Элька на всякий случай отскочила, все глубже и безнадежнее увязая в грязи.