Припекает внезапное солнце, на мокрой веранде становится жарко и влажно, как в парилке. Андрей курит у перил, старательно не глядя на Марьянку, переживает, дурачок. Анька заводит руки назад, ненавязчиво щупая Игоря кое-где, он немедленно отзывается, словно чертик из магазина приколов, и, конфузясь, крепче прижимается к ней. Забить на все и срочно в номер. Тем более что собачку нашли. Это хорошо, Анька всерьез волновалась за собачку, вернее, за старушек из тридцать первого.
— Пойдем на море? — безразлично предлагает Андрей.
— Пошли, — после паузы отзывается Игорь. — Что еще делать?
Слегка уязвленная, Анька отстраняется от него, искоса глянув через плечо кое-куда: ничего не видно, а жаль. Сбегая вниз по лестнице, она подцепляет за руку Андрея, и тот, глянув недоуменно, следует за ней. Игорь оказывается внизу мгновенно, прыгая через три ступеньки. За ним спускаются Марьяна со Стасом. Долетает обрывок их разговора:
— …только так я и могу объяснить.
— То есть, — голос Марьяны звенит, рука описывает полукруг, — это еще не все?
— Чтобы знать точно, надо выйти отсюда, — Стас делает похожий, но более уверенный жест. — Туда.
— Но это опасно.
— А вот не знаю. У нас хотят создать такое впечатление — это да.
Засмотревшись на них, Анька спотыкается и едва не летит носом в потрескавшийся асфальт, Андрею героическим усилием удается ее придержать. За другую руку ее с некоторым опозданием поддерживает догнавший их Игорь. Анька берет под руки обоих, глупо оно, конечно, и неудобно на узкой дорожке, но ей так хочется. Сквозь мозаику ветвей и листьев просвечивает море, оно сегодня густо-синее, а у горизонта голубое, наконец-то. Игорь смешно сопит, ну да так ему и надо.
— О, — говорит Андрей, — кажется, короткий путь.
Анька смотрит: в кустарник, усыпанный красными листьями и черными ягодами, ныряет узкая лестница с косыми и выщербленными бетонными ступеньками. Выглядит она подозрительно, такая может и вообще никуда не вести, а просто оборваться в особенно колючих кустах. Короче, ее, Аньку, туда не тянет. Но Андрей уже выдергивает у нее руку с таким видом, будто давно об этом мечтал, и шагает вниз. Рука Игоря тоже начинает ерзать, сзади вот-вот подойдут Марьянка и Стас, — а я буду торчать здесь одна, как дура. Анька натягивает на волосы капюшон спортивной курточки и, не отпуская Игоря, отважно ступает на лестницу.
Они спускаются гуськом, впереди маячит ушастый Андреев затылок, сзади неудобно тянется за руку Игорь; в конце концов Анька сама высвобождает ладонь. Кусты подступают вплотную, сверху нависают лапы сосен, с которых то и дело сыплется на голову хвоя, хорошо хоть, что капюшон. Анька на всякий случай поднимает локоть, защищая лицо. Так можно идти вечно. До самого тупика в конце тоннеля.
И вдруг все это кончается одним-единственным шагом, на котором обрываются и ступеньки, и кусты, и сосны — впереди асфальт набережной, парапет и море. Игорь выкрикивает «yes!», Андрей со снисходительностью победителя пожимает плечами. Анька щурится: забыла солнцезащитные очки. Купальник она, кстати, не взяла тоже, ну да кто собирается купаться, холодно уже. Хотя позагорать на таком солнце вполне можно было бы, жаль.
Игорь первый прыгает с парапета на пляж, протягивает руки, Анька садится на корточки, тяжеловато спрыгивает, упираясь ладонью, он ловит ее под мышки и ставит на гальку. Андрей тоже уже внизу, он стаскивает через голову реглан вместе с футболкой, открывая неожиданно крепкий белый и безволосый торс. Подмигивает Игорю, кивая в сторону моря:
— Наперегонки?
— А то! — откликается Игорь радостно, словно пятилетний мальчишка.
Она и сморгнуть не успевает, как оба раздеваются догола — ну да, тоже позабывали в номере плавки — и с оглушительным гоготом несутся по пляжу. На Аньку ни один и не взглядывает напоследок, а ей даже не удается рассмотреть, у кого больше — только сверкают две поджарые бело-розовые задницы. На линии прибоя гогот парней переходит в визг, и оба почти одновременно заныривают рыбкой в волны. Становится тихо.
Анька снимает курточку, выворачивает и стелет на гальку. Садится, обхватывает руками колени и выгибает спину, подставляя солнцу декольте. Мелькает мысль раздеться топлесс, пускай любуются, нудисты хреновы; но нефиг, обойдутся.
Две головы мелькают уже прилично вдали от берега. Следить за ними неинтересно. Как и вообще торчать на пляже одной. Где там Марьянка с этим…?
Оборачивается, смотрит вверх. Набережная пуста. Такое ощущение, будто нигде вообще нет никого, кроме двух глупых голов почти на горизонте.
Солнце палит вертикально, галька уже теплая. Анька перестилает курточку, ложится на спину и закрывает глаза. И мгновенно отключается, как будто не спала всю ночь (ага, если бы!), и ей снится белый лайнер посреди куда более синего моря, и дельфины, и что так будет всегда.
— …абзац, скажи, а?!
— Более чем… бррр!!!
Дикие восторженные вопли обрывают сон мгновенно, как внезапная катастрофа. Анька взвивается и видит рядом два мокрых тела, распластавшихся ничком на гальке, одно длинное, другое покороче, голыми задами к солнцу. Тела урчат, шумно дышат, издают отрывистые междометия. На нее, Аньку, по-прежнему ноль внимания, и это начинает бесить.
— Как водичка? — ядовито спрашивает она.
Отвечают невнятными восторгами. Игорь предлагает ей искупаться тоже, на что Анька даже и не реагирует. Андрей поворачивается набок, подпирает голову рукой и с интересом разглядывает ее. Интерес взаимный, но лежит ушастый так, что не очень-то и рассмотришь.
— А где Марьяна? — спрашивает он.
— Без понятия, — огрызается обиженная Анька.
— Они, наверное, пропустили ту лестницу, — предполагает Игорь. — А по серпантину там черт-те сколько пилить.
— Все равно, по идее, уже должны были дойти.
В голосе Андрея звучит озабоченность и, пожалуй, тревога. Аньку это раздражает, вообще, ее сегодня раздражает практически все.
— А может, они решили уединиться, — с вызовом говорит она. — А что, Стасу же нравится Марьянка. Правда, она у нас совсем не по этим делам, но мало ли, вдруг уболтает?
— Стас кого угодно уболтает, — с хохотком поддакивает Игорь.
Андрею не смешно.
Он садится, зябко передергивает плечами, уже подсохшими и покрытыми гусиной кожей. Потянувшись вбок, подцепляет и подгребает к себе одежду, ловко влезает в джинсы вместе с трусами. Никакого представления о размерах его достоинства Анька так и не получает.
— Стас крейзи, — негромко говорит он, натягивая футболку. — Ищет приключений на свою задницу, блин, и пускай искал бы. Но девчонка при чем?
Игорь встает и идет к своим шмоткам. Смотреть у него не на что, с досадой отмечает Анька, ну да в холодной воде… Вообще-то он вполне себе ничего.
— А может, они на другом пляже.
— Пошли посмотрим.
Анька поднимается, встряхивает курточку. Кожу на груди пощипывает и, скосив глаза, она видит, что все декольте ярко-малиновое, вот черт, заснула тут одна под солнышком. Теперь будет саднить три дня, а потом облезет.
Одевается и застегивает молнию под самую шею.
Игорь и Андрей уже наверху, удаляются по набережной, козлы. Приходится кричать вслед, чтобы соизволили вернуться и протянуть ей руки, помогая залезть; Анька ощущает себя при этом чем-то вроде куля со шмотками из секонд-хенда. Парни ставят ее на ноги и резво топают дальше, и ничего не остается, как увязаться следом.
— Да ну, она бы не пошла, — говорит Игорь. — Такие девчонки не… Отличница, недотрога, трусиха.
— Марьяна? — Андрей хмыкает. — Смеешься?
— Марьянка не трусиха, — встревает Анька, просто чтобы встрять, потому что сколько можно?! — А что такое?
Андрей резко останавливается, поворачивается к ней и, глядя в упор, выдает короткой очередью:
— У Стаса пунктик: выйти из пансионата наружу. Он почему-то думает, что там до сих пор что-то есть. Или вообще все как было. И этот крейзанутый на всю голову может потащить девочку за собой, козел!
— А что там на самом деле? — наивно спрашивает Анька.
— А нифига. Смерть.
Анька по-детски закрывает рот рукой.
— Ерунда, — убежденно говорит Игорь. — Их могло куда угодно понести. Уединились в какой-нибудь беседке. Или в номере, пока нас нет.
Ни Анька, ни Андрей в это не верят. Набережная кончается, последний пролет пляжа между волнорезами точно так же пуст, как и предыдущие. Мальчики притормаживают, переглядываются, молчат.
— Прочешем парк? — предлагает Игорь, и вопроса в его голосе больше, чем настойчивости.
Андрей уничижительно смотрит на него.
— Объявление напишем, — бросает он.
— Кстати, да, — говорит Анька. — Все время кто-нибудь пропадает. Сначала собачка, потом девочка у того мужика… А теперь вот — Марьяна.
— Смотрите!!!
Игорь показывает вдаль поверх решетки, переплетенной ржавой проволокой. Он выше всех, ему видно. Анька не видит ничего, пока не ставит ногу в ячейку и не подтягивается на прутьях, расцарапав и перемазав в ржавчине ладони.
Две тонкие, бестелесные почти фигурки идут, взявшись за руки, прочь, удаляются, колеблются в жарком мареве над асфальтом, и даже отсюда видно, как им хорошо, весело и свободно — там. А за ними, вдогонку, наперерез, наискось — мчится еще один человек, настолько стремительный в движении, что невозможно его рассмотреть, а уж опознать тем более.
Он не успевает.
Двое делают еще один шаг — и внезапно их фигуры искажаются, смазываются зигзагом, и взлетают над головой волосы девушки, а юноши уже не видно вовсе, только размашистый штрих, совсем непохожий на человека…
Анька зажмуривается и страшно, пронзительно кричит.
(в прошедшем времени)
Две минуты назад взлетел самолет Юми. И набирал сейчас высоту, из громоздкой машины превращаясь в серебристую птицу. А если смотреть изнутри, из иллюминатора, то аэропорт превращался из человеческого муравейника в абстрактное сочетание геометрических фигур, а потом и просто в ландшафтную точку чуть поодаль от мозаики прибрежного города, в стороне от изл