На веранде пансионата много людей: близится время обеда. Писатель проходит сквозь них, не замечая никого, и за ним, будто пенный след за кораблем, поднимается неясный ропот — Юми не может разобрать отдельных слов. Входит вслед за ним в стеклянную дверь и чуть не врезается в спину писателя, который останавливается внезапно, на полушаге, как если бы в нем выключили движение, прекратили подачу энергии и сил.
На стене снова белеет объявление. Рядом никого нет — все уже, наверное, успели прочесть. Желтая кнопка-смайлик, синий маркер, печатные разборчивые буквы.
ВНИМАНИЕ ВСЕМ!!!
ПРОПАЛ ЧЕЛОВЕК!
ПОИСКОВАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ ОТПРАВЛЯЕТСЯ СЕГОДНЯ В 14.00. ОБЩИЙ СБОР И ИНСТРУКТАЖ ДОБРОВОЛЬЦЕВ В № 47, ЛЮКС, ЮЖНЫЙ. ПРИ СЕБЕ ИМЕТЬ СРЕДСТВА ИНДИВИДУАЛЬНОЙ ЗАЩИТЫ (БОЛОНЬЕВАЯ ОДЕЖДА, ЗАКРЫТАЯ ОБУВЬ, ПЕРЧАТКИ, МАСКИ).
ЯВКА ОБЯЗАТЕЛЬНА.
За ее спиной негромко и страшно по-японски ругается Такоси.
Писатель молчит.
(в прошедшем времени)
— Оригинально, — оценил писатель.
Отсюда, с крыши центрального корпуса, открывался шикарный вид на студенческий городок, похожий на дорогой отельно-ресторанный комплекс — со всеми этими стеклянными куполами в зелени, кортами, стадионами и ярко-синими глазами бассейнов. Вертолет, стоявший точно посередине площадки, ненавязчиво начал крутить лопастями, и волосы Юлечки взлетели, облепили ей лицо. Она мило засмеялась, пытаясь привести себя в порядок.
— Прошу вас, — широким жестом пригласил проректор по учебной части. — Ваш визит — огромная честь для нас, мы надеемся, что и вы сохраните наилучшие воспоминания. Наш пилот доставит вас в любую точку планеты.
Стрекозообразный очкастый пилот картинно помахал из кабины перчаткой, похожей на бейсбольную рукавицу. А не слетать ли, скажем, в Антарктиду? — хулигански подумал писатель. Впрочем, нет; жалко Юлечку в ее легком платье.
Издатель смотрел на вертолет глубокомысленно, не говоря ни слова. Он чересчур перебрал на банкете, чтобы как-то на что-либо реагировать, но глубокомысленный вид у него пока получался.
Его писатель впихнул в вертолет первым. Потом галантно подсадил Юлечку, правда, с другой стороны ее не менее галантно пощупал проректор. Наконец, сел сам, попозировал, приложив ладонь к илюминатору, проректорской цифровой мыльнице и кивнул на вопросительный взгляд очков обернувшегося пилота:
— Домой.
Пилот ничего не переспросил и не уточнил: видимо, его неплохо проинструктировали. снова повернулся к своим бесчисленным клавишам, циферблатам и бегущим цифрам. Вертолет зажужжал громче и почти мгновенно, гораздо раньше, чем писатель ожидал, оторвался от крыши, оставляя внизу проректора, чьи редкие волосы и галстук смешно затрепетали на ветру.
Писатель смотрел с интересом, как человечек внизу уменьшается в точку, как съеживается крыша, экономно группируется, стягивается студенческий городок, превращаясь в пестрое пятнышко чуть поодаль от пестрого же материнского пятна города. Взлет вертикально вверх — полезное упражнение для всякого, у кого еще остались иллюзии относительно собственной значимости и величины.
— Здорово! — восхищенно прошептала Юлечка, вытягивая шею над плечом пилота. Похоже, она испытывала по поводу взлета совершенно другие эмоции. А издатель вообще не испытывал уже никаких и мирно всхрапывал, прислонившись виском к стеклу. Время от времени его кадык дергался со странноватым звуком, и Юлечка предусмотрительно отодвинулась, естественным образом прижавшись горячим бедром к писателю. Он не возражал, хотя удовольствие от таких диспозиций давно уже получал чисто умозрительное.
Ландшафт внизу превратился в абстрактную геометрическую композицию, сбрызнутую манной кашей редких облаков, и смотреть в иллюминатор стало неинтересно. Не задумываясь, на автомате, писатель раскрыл барсетку и сунул руку внутрь в поисках ридера. Тоска по тексту перед глазами, экзотическая потребность, стремительно уходящая в прошлое: хотя, казалось бы, смена всего лишь носителя с бумажного на электронный не должна была что-то радикально изменить. Однако читали теперь и вправду в разы, на порядок меньше, чем каких-то пару десятков лет назад — бесконтрольный текстовый вал в сети быстро сделал свое дело. Писатель и сам с куда большим удовольствием перечитывал старые бумажные книги, чем давал себе труд разыскивать что-то стоящее внимания в электронке. В том числе, кстати, и собственные — а почему бы и нет? Надо было прикарманить в университете один экземпляр; хотя можно себе представить, сколько там еще опечаток внутри…
В ридер он, правда, скачал недавно новую монографию о своем творчестве, руки до которой уже с полгода не доходили. Лететь нам, прикинул он, никак не меньше сорока минут. Сойдет, должно хватить.
…Его разбудила Юлечка, отчаянно тряся за плечо и полушепотом, зато прямо в ухо, выкрикивая его имя-отчество. Писатель сморгнул несколько раз; снилось ему что-то мутное, улетучившееся и памяти в момент пробуждения. Писатель потянулся, и ридер соскользнул с его колен куда-то под сиденье. Автоматически нагнулся поднять, одновременно пытаясь вникнуть в смысл бессвязного шепота Юлечки, и мимолетно взглянул в иллюминатор.
Там, внизу, была сплошная синева, подернутая серебряными бликами. Они летели над морем. Вдали от каких-либо берегов.
Писатель вопросительно посмотрел на Юлечку, и она зашептала заново, честно стараясь, все-таки ее этому учили, четко излагать и артикулировать:
— Мы свернули куда-то не туда. Я не сразу заметила, только когда началось море, и еще сначала думала, что это… в общем, простите, что не сразу вас разбудила. Я спрашивала у пилота, — она боязливо покосилась на оного, не поворачивая головы, — но он не отвечает. Он вообще молчит.
Пилот действительно молчал. Неподвижная, чуть склоненная вперед кожаная спина, в которой и раньше можно было заподозрить угрозу, рука на пульте управления, похожая на опасное морское животное, и плюс еще эти его невидимые сейчас опереточные летные очки. Значит, вот оно как бывает. А кто-то сомневался в своей значимости. Выходит, я еще кому-то нужен — до сих пор. Интересно, кому: нет, ну не стало бы руководство солидного университета организовывать похищение, да еще такое экзотическое, наверняка их тоже обманули, подменили пилота… Писатель усмехнулся собственному тщеславию, неуместному, парадоксальному да и попросту глупому. Надо что-то делать. Брать контроль над ситуацией, пока это вполне реально. Нас трое, он один.
Издатель по-прежнему безмятежно дрыхнул; его мы вычеркиваем, минус один. Юлечка смотрела расширенными глазами, ну да ладно, ее можно как-то мобилизовать и приспособить к делу, она, по крайней мере, из тех, кто всегда четко выполняет указания. Дело за малым: решить, что именно теперь делать. Самому.
Ничего минимально разумного в голову не приходило; впрочем, абсурдная ситуация диктует абсурдные решения. Писатель нарочито зевнул и выговорил громко, лениво, обращаясь к пилотскому затылку:
— Кажется, я задремал… Куда мы направляемся? На курорт?
Естественно, никакого ответа. Чуть больше напряжения в кожаной спине… хотя из чего это видно? — явная игра фантазии, от ее недостатка ты не страдал никогда. Еще на полтона повысил голос:
— Вы меня слышите?
А теперь в безграничной наивности как бы символически, но на самом деле весьма жестко постучим его по плечу.
Пилот вздрогнул, но, вопреки ожиданиям, не обернулся, а наоборот, подался вперед, завис на несколько секунд над штурвалом — и тяжело рухнул ничком на циферблаты и пульт.
Юлечка тихонько вскрикнула.
Писатель привстал, взялся за кожаный воротник, примерился и рывком перевернул его, тяжелого рослого мужчину, лицом вверх. По левой половине круглых очков расходились трещины, похожие на значок «мерседеса», и очень не хотелось снимать их с него, эти ненастоящие очи. Но писатель все-таки сдвинул их на лоб, скользкий от холодного пота. Увидел закатившиеся белки в красных прожилках лопнувших сосудов.
— Мертвый? — шепотом спросила Юлечка.
Писатель пожал плечами. Строго говоря, не имело особого значения, мертв ли пилот окончательно или подлежит реанимации, подумал, удивляясь собственному цинизму. Равно как и причины того, что с ним случилось. Значение имели бесчисленные кнопочки на пульте и циферблаты с дрожащими стрелками, — в которых он, гуманитарий до мозга костей, единственный писатель восточно-европейского сегмента и один из пересчитанных по пальцам в мире, ничего не понимал. И еще синяя водная гладь внизу.
Зашевелился сонный издатель, издал (ха-ха) непотребный звук, выпрямился на автопилоте (еще раз ха-ха) и, наконец, открыл глаза. Обвел блуждающим взглядом кабину и уставился в упор на запрокинутую серую физиономию пилота, трезвея на глазах.
— Надо связаться с землей, — неожиданно деловито предложила Юлечка. — Сообщить им.
— Да, — горячо поддержал издатель, хватаясь за подарочную возможность поруководить процессом. — Займитесь, Юля.
А толку? — думал писатель, глядя на далекую серебристую рябь внизу; ему впервые пришло в голову, что это, наверное, никакая не рябь, а высокие штормовые волны. Ну допустим, кто-то будет знать, что мы летим над неизвестным морем с мертвым пилотом в кабине. И даже если запеленгуют, определят наше местонахождение — чем они, с земли, реально смогут нам помочь? Будут командовать, на какие кнопочки нажимать и в какую сторону крутить штурвал? Или посоветуют попрыгать в воду, нацепив спасжилеты. Кстати, неплохая мысль, жилеты где-то здесь должны быть… и парашюты, кстати, тоже…
Юлечка отчаянно сражалась с мобильным — и проигрывала, судя по все более отчаянному лицу, по слезам, дрожащим в ее глазах. Издатель, бледно-зеленый, судорожно сглатывал, борясь с тошнотой и старательно не глядя ни в иллюминатор, ни на тело пилота. А он, писатель, раздумывал неспешно, праздно, так и эдак поворачивая происходящее, прикидывая варианты развития сюжета, — и в его нерушимой невозмутимости, он отдавал себе в этом отчет, не было ни капли мужества или отваги.