Она смотрела, как удаляется оконный проем, за которым осталась сестра, и даже не моргала, опасалась что-то упустить. Он удалялся медленно, неумолимо. Когда ее старые глаза уже не могли различить очертания, ей показалось, что в проеме что-то мелькнуло. Сестра поднялась, чтобы проводить их взглядом? Она не была уверена, но надеялась, что это так.
Лишь тогда она поняла, что из глаз медленно выступили слезы.
Его руки дрожали. Он едва удерживал тетрадь и водил пальцем, показывая Диане нужные строчки. Она дважды попросила его успокоиться, но его перевозбуждение рвалось, несмотря ни на что. Даже Тамара, такая отстраненная в последнее время, прервала созерцание неведомой дали и подошла, чтобы разобраться, что там у брата произошло.
– Видишь, сначала обычный текст, как мемуары, что-то вроде того, потом резко он пишет о том, что нам надо сделать сегодня.
Диана, растерянная, хмурилась. Она не понимала, и он это заметил.
– Это не просто так, – он понизил голос: ему показалось, что он кричит, так его переполняло нечто. – И это не ошибка. Он это продумал, прежде чем написать именно этот абзац.
– Но почему?
– Он не хотел, чтобы… эта его инструкция бросалась в глаза.
Адам лишь сейчас, в эту секунду, осознал причину, по которой отец вообще пустился в некие воспоминания о прошлом. Прошлое не имело значения! Не было смысла записывать и везти настолько далеко.
– Пойми, он не знал, кто эту тетрадь увидит первым. Мы с тобой или Марк. Или кто-то еще.
– Но… Марк смог бы прочитать то же самое, что и ты. Разве нет?
– Да. Но тогда бы это не имело для нас значения. Приди мы сюда не первыми. Как и не было бы смысла в тросах и… наставлениях, – он помедлил, перевернул пару страниц. – И еще… один нюанс. Очень тонкий. Папа просто молодец.
– Ты о чем?
– Он знал, что Марк, даже если он первым сюда доберется, просто не станет читать все. Зачем ему это? Он разозлится после первых же строк и отшвырнет тетрадь. Ему это просто неинтересно, какие-то воспоминания. Даже напиши это ваша родная мать. Подумай сама, – Адам улыбнулся. – Я же не мог не прочесть все. Каждую строчку.
– И он вписал эти абзацы посередине?
– Именно. Смотри, – он провел пальцем по бумаге. – В центре страницы, когда глаз замыливается… Сначала советует уходить отсюда, сейчас же. Потому и нет тут ничего. Ни припасов, ни оружия.
Он заметил ее странный, напряженный взгляд.
– Что?
– Мне страшно…
Адам опешил, через силу улыбнулся.
– Не бойся. Мы их опередили, и…
– Я не о том.
– Боже… О чем же?
– Откуда… он это знал? – она говорила тихо, ему пришлось напрячься, чтобы расслышать. – Я… не понимаю. Почему он ничего, абсолютно ничего не сказал тебе раньше? Пока был… с нами? И почему те… цветные цифры, потом… эти обычные записи? Зачем… все это?
Адам скривился, покачал головой.
– Не знаю. Что я могу сказать, Диана? Пока мы ничего не можем объяснить. Но сейчас не это главное. Смотри, – он снова обратился к записям. – Он требует уходить побыстрее и не брать лодку. Нам надо не просто сбежать отсюда, надо, чтобы они прекратили нас преследовать. Не оставить своего запаха на лестницах.
– Да, если Марк найдет лодку, он будет уверен, что мы здесь.
– Точно.
– Но… на чем мы поплывем, если бросим лодку?
– Сейчас…
Он переворачивал страницы, замирал, вчитываясь, снова переворачивал, замирал. И вдруг дернулся, улыбка изменила его напряженное лицо.
– Вот оно… Лодка во втором доме на северо-запад. И чтобы туда добраться… Тот мусор, возле соседнего дома… Там плот, небольшой, но на нем мы доберемся… к нашей новой лодке.
Он заглянул ей в глаза. Она по-прежнему была какой-то недоверчивой, как если бы существовал шанс, что записи оставил не отец Адама и эта тетрадь ведет их в ловушку.
– Как мы спустим Нину? Тут целая бездна…
– Пошли глянем тросы… Но сначала давай-ка запремся изнутри.
Адам проверил дверь. Она была мощной, неприступной. Неужели она была такой еще в Мире До Воды? Они с Дианой быстро нашли трос. Громадный моток, аккуратно скрученный, уложенный в бухты. Это была эластичная растягивающаяся веревка, тонкая, но прочная, как стальная.
Встал вопрос: в каком месте совершать спуск? Адам направился к окнам, Диана застыла, ожидая, что он найдет. Одно окно не поддалось, в другом часть стекла отсутствовала, но отверстие было маленьким. Адам оглянулся на Диану.
– Можно разбить стекло. По-другому никак.
Диана молчала, она глянула на Нину – небольшой холмик под тканью, как кучка брошенных вещей.
Тамара прошлась к столу, остановилась, медленно опустилась на колени, заглянула под стол.
– Здесь люк.
Адам встрепенулся, бросился к Тамаре.
– Молодчина, сестренка.
Диана подошла к ним. Адам отодвинул стол, занялся люком.
– То-то отец выбрал именно это место, чтобы стол с тетрадью оставить.
С трудом, после нескольких тщетных попыток, он все же зацепил кольцо люка штырем, который принесла ему Тамара. Он поблагодарил ее взглядом, глаза говорили лучше слов: ну ты даешь, сестренка. Адам рванул, и люк с неприятным, пронизывающим звуком освободил им путь к свободе.
Адам выглянул наружу. Далеко внизу вяло шевелилась серая вода. Адам проверил люк.
– Можно цеплять трос за него. Выдержит. Ну… я первый попробую, так и проверим.
Он выпрямился, восстанавливая дыхание. Улыбка его погасла, когда он увидел лицо Дианы.
– Мы не подумали кое о чем. Важном.
– И?
– Что будет с тросом, когда мы спустимся вниз?
Адам переглянулся с Тамарой, посмотрел на Диану.
– О господи… Да-а, это проблема.
– Они увидят трос, и все поймут.
– Будь здесь парашют… как в Башне… – он засуетился, листая тетрадь. – Надо поискать здесь, в переходе. Должно что-то быть. Тамара! Помоги поискать Диане…
Сестра присела на корточки, потрогала трос. Посмотрела на Адама. Он почувствовал ее взгляд, отвлекся от тетради. Их взгляды встретились.
– Я знаю, что можно сделать, – сказала Тамара.
Куница держала руку поднятой кверху минут пять, не меньше: маленькая фигурка в лодке в медленно светлеющем полумраке. Она всматривалась в эти две высотки, соединенные наверху неким переходом. Солнце, медленно выползающее из серой воды, все отчетливее освещало эти здания, оставляя более низкие на потом.
Несколько раз Марк хотел окликнуть ее, но сдержался. Наверное, он просто вымотан, лишь по этой причине. Усталость, тягучая и клейкая, как варенье, которое в их детстве готовила тетя Ева, ненавидимое всей его душой, но любимое остальными, лежала на его теле, закрепощая не только руки и ноги, но и мозг, и его чувства. И злость его тоже «устала», как и тело, выдохлась. Ночь он почти не спал, не доверяя Борису, даже во сне – короткие обрывки, не сон, пропитанные страхом и напряженным ожиданием, – он сжимал ногу Белки, которой связал руки и щиколотки, несмотря на угрозы Куницы. Хорошо хоть Стефан лежал трупом и не отвлекал его.
Они прибыли в это место уже во тьме, и выбора не было ни у сестер, ни у Марка с братом. Никто не мог доверять другой стороне, и патовая ситуация вынудила их спать прямо здесь, в лодках, посреди воды. Угроза внезапной бури ничего не могла изменить. Марк опасался, что даже возле здания, не пробравшись внутрь и просто пришвартовавшись, они станут мишенью для Куницы – та проберется во тьме на верхний этаж, и утро Марк встретит под прицелом ее арбалета.
Странно, но Белка молчала, когда он связывал ей ноги и руки. Сестра же возмутилась, потребовала от Марка выбрать иной способ. Но его не было, и, когда назрела угроза реального столкновения, Марк нашелся: потребовал от Куницы выбрать что-то подходящее самой. С одним условием: Марк сможет не опасаться ни бегства Белки, ни нападения самой Куницы. Та оказалась бессильна. Что-то пробурчала, посоветовала Марку периодически развязывать Белку, чтобы та могла помассировать руки и ноги. Это он смог обещать. Но спокойствия эта маленькая победа ему не дала. Ночь тянулась бесконечно, усталость скапливалась медленно, но неодолимо.
Все чаще в его мысли прокрадывалось беспокойство: Адам и девки исчезли, и даже Куница с ее обонянием ничего не найдет. Конечно, оставался Стефан, но даже Марк, которому всегда было плевать на то, что чувствуют окружающие, заметил: этот дебил на пределе. Неудивительно: если Марк чувствовал себя вымотанным, что говорить об этом дохляке. Кто знает, не сдохнет ли он следующей ночью? Или это состояние станет для него таким ударом, что помощи уже Марк не дождется.
На закате Куница что-то почуяла. Это же подтвердила реакция Белки. В сумерках она уже не лежала без движения, как несколько часов перед этим. Заерзала, принюхивалась, с каждым разом все дольше. Но это «что-то» вроде бы не имело отношения к беглецам. Марк почувствовал это прежде, чем получил хоть какие-то разъяснения. Странный запах, вот и все, что сказала ему Белка, когда фигурка Куницы уже расплывалась в усиливающихся сумерках, и на его вопросы она попросила ее не отвлекать. Тем не менее Куница двинулась на этот запах, и Марк направил лодку следом.
Ночью, выплывая из очередного короткого кошмара, Марк застыл: ему показалось, что он в лодке один и рядом нет лодки Куницы. Один посреди черной воды. Мгновенный испуг – неужели они убили даже Стефана, но не тронули его, Марка? – иссяк, стоило ему различить во тьме силуэт Бориса. Брат не спал, и рядом находилась Белка, со связанными ногами и прерывистым дыханием беспокойно спящего человека.
После этого он уже не спал, позволил хоть как-то отдохнуть Борису. Стефан по-прежнему не шевелился. Лишь Белка, сонная, встала на минуту, чтобы совершить свои естественные надобности, и Марк, сам еще не проснувшийся до конца, вяло удивился, что она вообще не стесняется. Он развязал ей руки, чтобы она сама могла снять штаны, присесть на борт, и держал ее так, чтобы она не выпрыгнула из лодки, возникни у нее такое желание.
Невероятно, но и это все осталось позади, и теперь крепчающий свет, казалось, постепенно, хотя и с трудом, прогонял это состояние «ничего не хочется, пошло оно все…».