Место, где был неприметный вход в нужный лабиринт, приближалось. Ива не знала, как поступить. Окликнуть? Если они не подплывут и поспешат прочь? Ива не сможет их переубедить. Неизвестно, как посторонний человек примет ее косноязычность. Она не знала о своей косноязычности, как ее воспринял бы посторонний человек, не дочь или ее отец, те-то привыкли, кто-то чужой, но она что-то такое подозревала и опасалась неспроста. Увлечь их жестами? Ненадежно.
Лодка остановилась, и едва уловимый говор убедил Иву, что у них нет силы дальше рыскать в этом полумраке, крепчавшем с каждой минутой. Им бы найти место, остановиться, в то же время они намерены уйти куда-нибудь в сторону от острова, к домам подальше. Этого нельзя допустить.
И ей пришла идея. Отличная, решающая все проблемы. Правда, для этого нужно постараться. Ива сбросила одежду, медленно, чтобы не выдать себя плеском, вошла в воду, проплыла, выбрала острую ветку. Идеальным вариантом была бы ее острога, оставшаяся в ее обычном тайнике перед входом в лабиринт, но с ее опытом в ловле рыбы, с ее резкостью движений, натренированных с тех пор, как она себя помнила, можно было обойтись и чем-то менее острым. Нужен лишь один-единственный резкий удар в днище. Ширина отверстия не имеет значения, главное, чтобы оно было.
Ива потерла конец ветки, будто просила сделать все как надо, погрузилась в воду по горло, проплыла вплотную к лодке, вдохнула, погрузилась под воду полностью. Под водой она резко проплыла под днище, ощупала ладонью поверхность. Замерла, одновременно расслабившись, отключившись от происходящего в своей обычной манере, затем, «включившись», нанесла вертикальный удар.
Конец ветки с легкостью пробил днище. В лодке почувствовали удар, напряглись, послышались возгласы, сын пришельца о чем-то заговорил, и лодку пришвартовали к острову. Все это Ива уже наблюдала, всплыв на поверхность. Она плохо различала их лица, хотя жесты видела – освещения пока хватало. Самая старшая из женщин перенесла закутанную младшую. Больная? Умирает? Просто спит? Но Иву меньше всего интересовала самая младшая девушка. Раз она пока беспомощна, это к лучшему. Пока, во всяком случае.
Старшая держала младшую, средняя замерла, разглядывая остров, мужчина, сын пришельца, с трудом втянул лодку на остров, что-то бормотал, пытаясь разглядеть пробоину, вытащил вещи из лодки.
Ива поняла, что пора выйти на сцену, пока тьма не скрыла ее полностью и ее жесты будут видны. Она выбралась из воды, накинула одежду. Прислушалась, пытаясь уловить то, что ждало этих людей в будущем, ее чувство в первую очередь было направлено на мужчину, но расстояние оказалось велико, она ничего не уловила. Нужно подойти. Мужчина не заделает брешь так быстро, но он мог просто заткнуть пробоину, на время, чтобы перевезти других в какой-нибудь дом, на ночевку. Этого нельзя допустить.
Ива медленно приблизилась, сократила расстояние до минимума, но они еще не видели ее. Она издала легкий гортанный возглас: ни в коем случае нельзя напугать женщин. Это как разбудить ребенка: можно испугать до истерики, но можно добиться улыбки раньше, чем он осознает, что проснулся.
Через полминуты Ива сделала еще пару шажков, повторила возглас. И средняя женщина заметила ее.
– Смотрите, – ее голос звучал грубо, испуганно, с неудовольствием.
Мужчина замер, резко выпрямился, выхватил из вещей оружие. Ива медленно подняла руку в успокаивающем жесте, улыбнулась.
– Туда… Идти… Дом, тепло… – она указала в направлении входа в невидимый для пришельцев лабиринт. – Лодка здесь… Чинить утром… Не волноваться…
Мужчина переглянулся со старшей женщиной, но молчал. Он лишь слегка расслабился. Ива почувствовала в том, что его окружает… долгую жизнь, и это было хорошо, но ее смутила некая странная нотка, и она была связана со старшей женщиной. Ива растерялась, замерла. Они стояли, смотрели на нее, она же пыталась осмыслить то, что уловили ее чувства.
– Вы кто? – заговорил мужчина. – Вы здесь… живете?
Она попыталась сосредоточиться на своих ответах, слова просто не желали рождаться – она так отвыкла от разговоров, даже с Ольхой ей хватало жестов, взгляда, мимики. Слова казались чем-то инородным, чужим. И лишним. Пришельцы наверняка много разговаривают. И как они это выдерживают? Все равно что таскать камни, туда-сюда, туда-сюда, и одна бессмысленность этого действия была гораздо тяжелее самой физической составляющей.
– Ива, – собственный голос показался каким-то длинным и неудобным предметом, с которым как-то надо справиться, если она хочет получить то, к чему так давно стремилась.
– Что? – мужчина растерялся.
– Ива, – она указала пальцем на себя. – Имя. Меня…
Мужчина попытался улыбнуться, улыбка вышла жалкая.
– Понятно. Вы… здесь живете? С кем-то?
Ива кивнула, указала два пальца.
– Дочь. Отец дочка… Трое… – И она взмахом руки предложила следовать за ней, скользнула вперед.
Мужчина переглянулся со старшей, посмотрел на среднюю женщину, на младшую, на лодку, перевел взгляд на Иву. Она остановилась, улыбнулась, повторила жест.
– Дом… спать… Тепло… – Ива повела рукой вокруг. – Ночь, плохо… Опасно… Спать плохо…
Он вновь переглянулся со старшей женщиной, и та спросила:
– Нам бы лодку спрятать. Подскажешь, где?
Ива заулыбалась, оборачиваясь.
– Никого… До утра… Не волноваться… – такое красноречие далось ей тяжело, и какое-то время она будто вылавливала рыбин в садке руками, собираясь с духом. – Чинить утро… Не волноваться…
Старшая кивнула, и мужчина, помедлив, подхватил рюкзак, закинул на плечи, подхватил младшую.
– Спасибо… за помощь. Куда идти?
Марк следил за Куницей. Та долго принюхивалась, очень долго.
Она стояла перед дверью в переход, наверное, часа два. Что-то было не так. Марк злился, что она ему ничего не объясняет, но сделать ничего не мог – он еще нуждался в этой странной и неожиданной союзнице, бывшей одновременно опасным конкурентом и врагом. Он мог, конечно, надавить, угрожая через ее сестру, которая оставалась заложницей и за которой где-то внизу следил Борис. Но сейчас это было бы не вовремя.
Он уже чуял нутром, еще утром: что-то не так в этом здании, в этом переходе, где затаились беглецы. Где-то вокруг, будто в воздухе. Что именно его не устраивало, он понять не мог. Беглецы здесь, взять их измором – лишь вопрос времени, но странное беспокойство, как микробы, уже проникло в него и точило, терзало, незаметно, но это ощущение все усиливалось. И, главное, Марк заметил то же самое в поведении Куницы. Она, поначалу спокойная, аморфная к его крикам, когда он пытался разговорить молчавших за дверью беглецов угрозами, посулами, гнусными шутками, смехом уверенного в себе победителя, постепенно «втянулась» в это его невротическое состояние.
Почему они до сих пор молчат? День прошел, и не было ни одного намека, ни одного подтверждения, что они там, за дверью, испуганы или, наоборот, настроены на борьбу. Они в самом деле рассчитывали, что Марк и компания уйдут, если выдержать паузу как можно дольше, сделав вид, что в переходе никого нет? Марк не верил в такую наивность. Адам мог оказаться таким глупцом, но его, Марка, напыщенная, самодостаточная сестренка-алмаз – нет. Только не она.
Час назад Марк спустился вниз не только проверить, как там Борис, Белка и Стефан, но и по другой причине. Что-то подтолкнуло его, и он решил «проветриться», пообщаться со Стефаном. Идиот уже не спал, не лежал, свернувшись калачиком с закрытыми глазами, он полусидел на первом надводном этаже, в углу, куда его определил еще день назад Марк, чтобы Борис, на котором оставалась Белка, тратил на него как можно меньше внимания и энергии, и пялился в свои несуществующие реальности. Марк присел на корточки рядом с ним, заглянул в глаза, но Стефан не отреагировал. Блуждал где-то настолько глубоко, что даже Марка не заметил? Марк быстро «вернул» его назад, но, заглянув в эти идиотские глаза, понял еще до первой попытки, что вряд ли чего-то добьется. Если Стефан и видел что-то, этого было «слишком много», и где была истина среди этого увиденного, он не знал сам, куда уж было Марку. Но Марк попытался. Зря, что ли, спускался с самого верха?
– Они здесь? Диана, твои сестрички и твой братец-мудозвон? – Марк говорил почти ласково, но сквозь эту «ласку» в воздух проникала угроза. – Скажи, мой старый добрый друг Стефи, скажи мне, прошу. И тогда… я буду тобой доволен.
Он хотел сказать, что тогда не сделает Стефану больно, но решил не рисковать: дурачок слишком чувствителен, чтобы напрягать его сверх нормы. Стефан хлопал своими безумными глазами, но тщетно – он видел, что беглецы здесь, и что их нет, и что они еще где-то там, и что они и здесь, и не здесь одновременно, да, он видел даже такое, но, как было на самом деле, он не знал.
Марку хотелось ударить его, но это не принесло бы практической пользы, но могло ухудшить состояние идиота, который еще понадобится.
Он вернулся к Кунице, которая все активнее проявляла себя. Марк не выдержал, потребовал ответа от девки. Она поморщилась, как если бы в тарелке с едой увидела что-то грязное и тошнотворное, но отозвалась:
– Мало запаха. Слишком мало.
– Ты о чем? Как может быть… мало запаха?
Она помедлила, поджав губы, втягивая воздух ноздрями, как будто перебирала что-то невидимое пальцами.
– Слишком мало запаха для людей, которые находятся в каком-то месте.
Пауза. Марк тупо смотрел на нее, с трудом анализируя услышанное. Он осклабился – ухмылка противления и неверия, – покачал головой.
– Постой… Хочешь сказать… – он долго подбирал слова. – Там… за этой дверью… в этом сраном переходе, закупоренном, как задница во время запора… Там их сейчас нет?
Куница, казалось, не слышала его и вообще не ответит. Он хотел повторить вопрос, громче, наглее, но она опередила его:
– По запаху – их там нет. Запах слабеет, слабеет и слабеет. Но… нового запаха все нет. – Она помолчала. – Вчера запах был насыщенным, я не сомневалась, есть там кто-то или нет.