прямо по центру, узкая внизу и постепенно расширявшаяся кверху.
Уникальный обман зрения, своеобразная игра нанесенных красок и настоящей трещины в асфальте дороги. Эффект дополняло солнце, пробивающееся в верхней части трещины, с сильным ощущением того, что солнце встает с каждой секундой, и его краешек вот-вот покажется над зубчатыми вершинами. Если бы Иван работал днем, не было бы сомнений, что он осознанно использовал трещину в центре скал, накладывая краски вокруг нее с дотошной точностью. Но как он добился такой детальности в полумраке? Хотелось пощупать трещину рукой, настолько она гармонировала с картиной и казалась единым целым. Именно эта трещина придавала уверенность зрителю, что неприступные и монолитные скалы, рано или поздно, расколются посередине. Солнце ли этому было виной или иные обстоятельства, оставалось на усмотрение фантазии. Обстоятельствами могли стать не только неумолимое время, сила стихий, но и упорство, с которым на скалы взбирались люди.
Крохотные фигурки, цепляясь всеми конечностями, карабкались на вершины скал. Сложно было сказать, были это двое мужчин и две женщины, но Ивану подобное распределение полов пришло в голову в первую очередь. То же самое сказала и Ева. Возможно, уверенность в этом возникла потому, что люди были разбиты на пары. Одна пара находилась правее и значительно ниже. Именно эту пару не сразу заметили Иван и Ева. Казалось, шансы этой пары перебраться через скалы были под вопросом. От них «исходили» усталость и отчаяние. Однако и первая пара была далека от вершин. Впереди их ждали казавшиеся непреодолимыми уступы, и, если бы не та часть, которую они прошли до этого, без снаряжения альпинистов, сложно было поверить, что они вообще достигнут цели. Они карабкались вверх, и это ирреальное упорство вполне могло быть тем катализатором, которое породили трещину в скалах.
Ева отступила, огляделась по сторонам. Иван некоторое время рассматривал картину, в который раз поражаясь, насколько творчество и сам творец отстоят друг от друга, и что за связь между ними вообще позволяет делать то, что происходит в конечном итоге.
Он глянул на Еву. Выражение ее лица он не понял:
– В чем дело?
– Я не сказала тебе, что видела рисунок… Четыре человека, двое мужчин и две женщины. Мы прошли мимо, не заметив его, а я забыла.
Вчера, после их встречи, им было не до рисунков на асфальте, даже не до знаков-стрелок.
– Что за рисунок?
– Как будто его оставил тот, кто рисовал знаки.
Иван нахмурился. Он пожалел, что не увидел рисунок. Ева подробно описала, что видела, и свои ощущения.
– Они держались за руки? – спросил он.
– Да. Как будто шли вместе. Все время.
Он помолчал, собирая вещи в рюкзак, закинул его на плечи. Она, казалось, ждала его реакции, какого-то вывода. Они пошли по дороге вперед.
– Не знаю, что ты думаешь насчет этого, – заговорил он. – Ни Грэга, ни Анну я не стремлюсь увидеть снова. Признаться, я их вообще не хочу видеть. Никогда.
– С чего ты взял, что рисунок связан с ними?
Он посмотрел на нее.
– Ты ведь об этом подумала?
Она не ответила, не кивнула, но Иван уже отвернулся – он и не ждал от нее подтверждений. Они оба понимали: рисунок каким-то образом имеет отношение к ним и к Грэгу с Анной.
Впереди показались первые дома, и Ева схватила Ивана за руку.
– Здесь. В этой деревне.
Она уже рассказала ему все до мелочей, как шла с Грэгом и Анной, как сбежала при помощи Анны. Взяв ее за руку, Иван сошел с дороги в заросли и какое-то время изучал в бинокль дома. Тихо, никакого движения. Анна не выдержала затянувшейся паузы:
– Надо пройти. Это ближе к той окраине.
Иван опустил бинокль.
– Грэг мог вернуться сюда. Чтобы видеть всех, кто входит в деревню. Если решил нас ждать.
Они помолчали.
– И что делать?
– Предлагаю обойти деревню. Зачем рисковать?
Она молчала, напряженно глядя перед собой, и он покосился на нее.
– Что не так? Не согласна?
– Я хотела увидеть… что тут случилось. После меня.
– Увидеть что?
– Мало ли… Я боюсь за Анну. Она ударила его! Доской! Кто знает, что он с ней сделает?
– Он с ней ничего не сделает! Она – его жизнь, без нее ему останется два-три дня жизни.
– Ты прав. Но… это же Грэг.
Иван помедлил.
– Если он не сдержался, если совершил что-то непоправимое, какой смысл рисковать, чтобы узнать, что Анны нет в живых? Мне кажется, лучше остаться в неведении. Безопасней.
– Но… если она выжила? Вдруг он ее ранил, не убил? И ушел, оставил ее одну? – она встретилась с Иваном взглядом. – Она рисковала ради меня. Сама, я ее к этому не склоняла, ни мольбами, ни слезами.
Он молчал. Он думал о рисунках и не зал, как быть. Ева, похоже, думала о том же.
– Вспомни о рисунках, – сказала она. – Кто знает, что они значат.
– Хватит рассуждать. Пошли. Только медленно.
Они обошли деревню справа параллельно задним дворам. Со стороны деревня казалась коконом зелени, в темных пятнах видневшихся домов, уцелевших крыш и выживших заборов. Не будь у Ивана бинокля, убедиться на расстоянии, что они ничего не пропускают, было бы нереально.
Они шли медленно, Иван изучал очередной дом, переводил внимание на дом или два с другой стороны улицы, и они перемещались дальше, стараясь, чтобы их скрывали кустарник или деревья. Несколько переулков, уходящих с другой стороны улицы вглубь деревни, были недоступны, но, если Грэг ожидал гостей, он расположился где-то на центральной улице. Однако даже с центральной улицей бинокль ничего не гарантировал.
Было немало закоулков, откуда Грэг мог наблюдать за улицей, оставаясь незамеченным для человека с биноклем. Анна, раненая или мертвая, могла лежать перед фасадом одного из домов. Чтобы убедиться на все сто, надо было идти по улице, заглядывая в каждый дом, но это неправильно: Грэг с ружьем, у них ничего нет.
– Смотри, – прошептала Ева.
Иван остановился. Они смещались между парой очередных домов, и он поглядывал в сторону дома, который они прошли. Ева указывала на что-то впереди.
– Сгоревший дом, – сказала она. – Это здесь. Мы остановились перед ним.
Иван не спеша изучил почерневшие стены, торчащий угол провалившейся крыши, участок, соседние дома, в том числе тот, что стоял напротив.
– Уверена, что здесь?
– Видишь, кустарник перед домом, буквой «Г»? Дальше, перед соседним участком, остатки забора в зарослях. С улицы почти не видно, а сам все видишь, – она помолчала. – И дом напротив – крыльцо с козырьком. Я запомнила.
– Что-то никого не видно.
– Он что, сжег ее?
– Что за фантазии? Успокойся.
– Если это не Грэг свихнулся, тогда кто? Кому понадобилось палить дом?
– Не знаю. Я бы советовал проваливать отсюда побыстрее, но ты, конечно, потребуешь убедиться, что там, перед домом, нет Анны.
– Потребую? Разве ты не хочешь проверить, что там случилось?
Он взял ее за руку.
– Пошли. Может, какие-то вещи найдем. Лишним не будет.
Иван не решился выйти сразу на задний двор сгоревшего дома. Кто знает, что тут произошло? Свихнувшийся Грэг мог поиграть в пироманьяка, а затем, пригорюнившись, сидеть, созерцая собственное творение в ожидании неизвестно чего. С ружьем на коленях, конечно.
Иван повел Еву к предпоследнему от сгоревшего дому. Он шел медленно, с частыми остановками, основное внимание уходило именно на дом, к которому они приближались. Приблизившись вплотную к задней стене, Иван шепотом попросил Еву остаться, сам забрался в ближайшее окно. Перед этим он оглядел комнату, прислушался, выждал нескольких минут, и лишь затем полез в дом.
Дом оказался пуст. Иван выглянул из кухонного окошка возле черного входа – он располагался в торце дома. Никакого движения не было, но что-то Ивану не понравилось. Возможно, сказывалось напряжение, но Ивану показалось, что это интуиция. Где-то поблизости была опасность.
– Иван?
Не выдержала паузы, пока он ходил по дому? Разозлившись, он поспешил назад, едва не угодив ногой в дырку в полу. Когда он выглянул из окна, постарался говорить спокойно.
– В чем дело?
– Тебя так долго нет.
– Милая, так нельзя. Тебя могут услышать.
– Прости. Никого не видно?
– Сейчас пройдем к соседнему дому. Только… Послушай, ты будешь спорить, но… Останься тут. Я пройду один. Не спорь хоть сейчас.
– Ладно. Только побыстрее.
На углу дома он остановился, рассматривая видимую часть улицы, дома напротив и дом, к которому направлялся. Ему померещился какой-то неясный звук. Шутки воображения? Он обернулся, Ева стояла у него за спиной.
– Будь здесь. И оглядывайся чаще, – помедлив, он добавил. – Не выходи, пока не вернусь.
Она кивнула, в глазах застыл страх. Иван быстро, но бесшумно пересек открытое пространство, замер возле окна. Дом заполняла тишина. Он видел голову Евы – она выглядывала из-за угла дома. Возникло сильное желание вернуться и сказать, чтобы она ушла оттуда, вообще покинула двор и спряталась в зарослях. Иван не сделал этого. Ева не уйдет, а мелькать туда-сюда – лишний риск обнаружить себя. Сжав зубы, словно из-за боли, он заглянул через окно в дом, перебрался через пустой проем внутрь.
Дом был идентичным соседнему, Ивану показалось, что он здесь уже был, так быстро сориентировался. Он задержался у окна возле черного входа в торце, окно выходило на участок сожженного дома. Иван собирался пройти к окнам фасада, чтобы лучше изучить дома напротив и саму улицу. И замер.
Из дома напротив сожженного вышел вооруженный мужчина. Борода! Иван узнал его сразу.
Его первой мыслью было предупредить Еву. Иван сдержался. Это далось ценой серьезного усилия – он будто стоял на скользком склоне, а ветер хлестал, стараясь сбросить его вниз. Паника и страх за Еву переплелись в тугой комок в груди, и на какой-то момент показалось, что он не сможет дышать.
Если он покажется резко, напуганный, есть риск, что он вынудит Еву выйти к нему. Кто знает, не появился ли Борода с целью прочесать окрестности? Ивану повезло, что его не заметили, когда он проходил участок между домами.