– Всё! Всё-о! – проступило в визге и вое.
– Что – всё? – пискнул Борун и начал пятиться.
– Всё-о-о! Нет! Нет!
Сущность перед ним выла и вопила, повторяя с бессильной яростью те же два слова. И менялась, менялась. Как рисунок пляшущих языков пламени, трансформировался ее облик, вспухая лапами, хвостами, головами и вовсе уж небывалыми выростами, каким и названия нет в человеческом наречии. Борун вдруг понял, догадался, что Один ищет себе форму. И еще понял, что форма нужна ему, чтобы броситься в погоню. Форма куба, безукоризненная, если вечно пребываешь в покое, для преследования не годилась. Вслед за тем Боруну пришло в голову, что путь для погони всего один. Вот этот, который он сейчас преграждал. Где-то в середине между разъяренным Одним и выходом. И еще одна мысль неприятно поразила Боруна. Если великая сущность вздумает заняться поисками виноватого, они не затянутся. Вот он, Борун, как на ладони – незваный гость, нарушивший покой темницы и сосредоточение стражника. И тут же в очередной форме, которую принял Один, ему почудилось что-то особенно грозное.
Дожидаться следующего перерождения он не стал. Развернулся и припустил что было духу по бесконечной тропе, подвешенной внутри нигде, к далекой звездочке дверного проема. Почти сразу у его неровных шагов появилось эхо. Пугающее эхо, куда более ритмичное. Один наконец выбрал себе форму. Борун не стал оглядываться и так и не узнал, какую именно. Ужас гнал его вперед. Шаги преследователя грохотали, казалось, вплотную, и каждый миг Борун ждал, что неудержимая сила сметет его с пути или растопчет в пыль. Он вырвался из здания, пронесся через двор, с размаху налетел всем телом на прутья ограды, но удара не почувствовал. Холодок внутри, едва заметное сопротивление, словно воздух здесь был плотнее и прохладнее, – и колдовской частокол мягко выпустил беглеца наружу.
Лишь теперь Борун сообразил, что больше не слышит грохота шагов за спиной. Вспыхивали, постепенно успокаиваясь, растревоженные золотые прутья ограды. За ними виднелся пустой двор с дорожкой, обрамленной двумя рядами уродливых статуй на высоких постаментах. Вверху и всюду вокруг тяжело, как после обморока, просыпался день. Предка-подлеца не было и в помине. И лаконичного купола опустевшей темницы уже не было видно во дворе за волшебной оградой. На его месте, как положено, золотился изукрашенный Дом вердиктов. Все было, как всегда, – кроме одного. Дорожка из плит, проложенная к дверям через засыпанный песком двор, посередине вспучилась. Что-то потревожило плиты, а может, вскрыло их, приподняло и небрежно уронило обратно.
Борун поскорее нырнул в ближайший проулок. Чувствовал он себя погано и непривычно – нашкодившим сопляком, отколовшим очень, очень нехорошую штуку.
Глава 15Разные встречи
Отоспавшийся за ночь, отменно закусивший с утра упряжной зверь энергично работал крыльями. Скрипучая кибитка уносила Алёну и Макара все дальше от подозрительного берега. По правую руку солнце споро карабкалось по небосклону вверх. Лес, над которым они летели, все не кончался. Макар, сколько ни бился, так и не освоил управление их удивительным транспортным средством. Он орал, махал руками, выбивал безумную морзянку на плетеной стене, рискуя истрепать ее в мочало. Все это лишь для того, чтобы понять: править летуном он не может, и курс их всецело зависит от прихоти фантастической твари, место которой разве что в сказках, а не в его, Макара, спокойном и бесцветном существовании. Черт, то ли желая держаться поближе к освежающей зелени леса, то ли еще по каким резонам, шел на бреющем полете. Кибитка уточкой ныряла вверх-вниз, едва не задевая макушки особо выдающихся лесных гигантов. Комфортным такой полет не назовешь, их с Алёной ощутимо потряхивало, зато и засечь их чужим глазам будет нелегко. В том, что чужие глаза есть, что некто упорно обшаривает горизонт, надеясь взять след, Макар не сомневался. Как и в том, что ищут беглецов вовсе не затем, чтобы попросить автограф.
– И чего прицепились? – буркнул он, когда летящая кабинка в очередной раз подпрыгнула, едва не исторгнув из него наспех проглоченный завтрак.
– Кто?
Алёна рассматривала колышущееся внизу море зелени. Она устроилась в рискованной близости от дверного проема, высунувшись едва не по пояс, и как будто нисколько не волновалась за свою безопасность. Да и вообще выглядела безмятежной и куда более довольной, чем сам Макар, совсем недавно ратовавший за продолжение приключения. Он же не особенно радовался победе. Во-первых, от него тут ничего не зависело, они просто продолжали бегство, повинуясь упрямству преследователей и необъяснимой прихоти упряжного черта. А во-вторых, на него давило ощущение опасности, неотвратимости беды. При таком умонастроении трудно наслаждаться путешествием.
– Да эти, на корабле. Которые за нами гонятся, – пояснил он, озабоченно разглядывая простор.
Алёна фыркнула:
– Неврастеник какой-то! Гонятся за ним, видите ли... Да кто мы такие, чтоб за нами гоняться?
– Не знаю. Но мы здесь чужаки, забыла? Может, они нас вычислили...
– О, уже и мания преследования!
– И хотят, ну...
– Убить? – саркастически осведомилась Алёна.
– Под замок посадить. И это в лучшем случае.
Невыносимая девица окатила его презрительным взглядом, будто два ведра холодной воды в лицо выплеснула.
– Между прочим, это ты вздумал драпать! И тогда, на площади...
Макар молчал – онемел от подобной несправедливости.
– ...и на берегу, да! Теперь вот летим неведомо куда.
– Ну, знаешь...
– А он еще ноет!
– Знаешь, ты просто нахалка, – вымолвил Макар.
Слова дались ему с трудом – Алёна была великолепна. Глаза сверкают, лицо пылает, волосы разлохматились. То ли ведьма, то ли принцесса в изгнании.
– А ты трус, вот!
Нет, все-таки ведьма. И дура к тому же, приговорил он, распаляя себя.
– Дура, я же не за себя боюсь! За тебя.
– Знаю, слышала уже песню. Отличная отмазка для труса, – процедила она и демонстративно отвернулась.
– Ой!
Правильные мысли об оскорбленном достоинстве враз вылетели у Макара из головы. Ему показалось, Алёна падает – так сильно подалась она вперед. Макар облапил ее за талию, и раздражительная барышня, странное дело, не стала отбиваться. Она едва заметила фамильярность своего спутника, пораженная зрелищем, открывшимся внизу. Макар тоже осторожно вытянул шею, попутно прикидывая, как бы половчее сохранить нежданно-негаданно обретенный контакт. Но и он забыл обо всем, когда увидел, что так потрясло девушку.
В роскошном пологе леса зияла уродливая прореха. Макар понятия не имел, как выглядят черные дыры. Разве что фантазировал на эту тему подростком, в пору увлечения научной фантастикой. Но самые буйные фантазии начитанного мальчика меркли перед увиденным. Там внизу, прямо по курсу, ничего не было. Чернота, пятнающая зеленое живое покрывало, не была чернотой обугленных лесным пожаром стволов или пробившегося из земных недр скального массива. То была чернота отсутствия чего бы то ни было, пустота, оставшаяся на месте выдранного с мясом куска мира. Или, может, гигантский червь – натуральный, не компьютерный – жрал-жрал вещество вселенной изнутри, да и прожрал себе выход на поверхность. У прорехи были неровные края, обрубившие часть мощных стволов и ополовинившие крону невезучих деревьев. По границе бытия и небытия вглядывающийся до рези в глазах Макар различил жутковатое шевеление. Нечто подобное наблюдал он в детстве, часами валяясь на песчаном обрывистом берегу, источенном маленькими воронками – ловушками личинок муравьиных львов. Так же беззвучно, неприметно, но неудержимо скользил на дно ловчей ямы песок, стронутый бедолагой-муравьем, и скоро уже трагедия одинокой вселенной, заключенной в блестящее тонконогое тельце, отыгрывала последнюю свою сцену перед глазами единственного зрителя.
– Назад-назад-назад! – завопил Макар и заметался по тесной кибитке. Но черт не стал ждать команды. Взвыл, заклекотал и вильнул в сторону, ушел от прорехи по широкой дуге. Алёна уже не свешивалась вниз, сидела в уголке тише мыши, влажно моргая. Макар подобрался к проему, чтобы посмотреть, продолжается ли чернота наверху, в небе. Но почему-то не посмотрел. Духу, что ли, не хватило? Его мутило и от увиденного на земле. Он ничего не знал о мире, в котором очутился, понятия не имел, по каким законам тот существует, но чувствовал сердцем, печенью и всеми своими потрохами: им явилось нечто противоестественное, невозможно, нечто абсолютно и безоговорочно враждебное. Нечто такое, чему не могло быть места ни в какой, даже самом фантастической, стране. Что-то плохое творилось здесь, очень плохое. Оставалось лишь гадать, было ли это проявлением чьей-то злой воли или неуправляемым стихийным злом, и Макар положа руку на сердце сомневался, что предпочел бы второе первому.
Скоро солнце забралось так высоко, что лучи обжигали ездоков через щелястую крышу. Поэтому ни Макар, как ни хотелось ему сильнее оторваться от преследователей, ни Алёна, с некоторых пор с опаской поглядывавшая на безмятежные джунгли, не возражали, когда черт решительно пошел по крутой дуге вниз. Его крылья заработали с удвоенной силой, кибитка болталась, будто консервная банка, привязанная к собачьему хвосту. Стремительно придвинулась сплошная масса переплетенных ветвей, и густая зелень разошлась над небольшой поляной. Черт ухнул туда точнехонько, словно мяч в лунку. После жесткой посадки ездокам пришлось сначала выпутываться из клубка, в который сплелись причудливым образом их тела, руки и ноги.
Наконец Макар, слегка помятый, но вполне довольный, выбрался, потирая ушибленный лоб, на волю. Вкусно, от души, вздохнул. После духоты и зноя мир под пологом леса казался настоящим раем. Вблизи масса зелени заиграла оттенками от лимонного до густо-лилового, распалась на множество деталей, очаровательных или причудливых. Теперь Макар видел, что вокруг не тропический лес, известный ему по фотографиям и телепрограммам. Незнакомые деревья с необхватными стволами были коренасты, словно тесное соседство каким-то чудом не мешало им насыщаться водой и светом в свое удовольствие, не вынуждало бешено рваться вверх, состязаясь за место под солнцем. Среди кряжистых исполинов с лопающейся от напора соков корой красовались изящные розовоствольные живые колонны с ажурными кронами. Множество деревьев и кустов отличались невиданным цветом или формой листьев, ветвей, крон. Вперемешку с почти знакомыми, полузнакомыми и неуловимо знакомыми растениями росли, ползли, свисали, вились совсем уж небывалые экземпляры, чья причудливая форма и фантастическая раскраска делали их чем-то средним между деревьями, животными и минералами. Одни рассыпались каскадами ярких, как отшлифованные драгоценности, цветов. Другие лоснились чем-то, более напоминающим кожу, чем кору. Третьи томно истекали соком из мерно работающих дыхалец. Все здесь было щедро, изобильно, избыточно – и на диво складно. Цветущий, движущий соки, дышащий лес наводил на мысль о гигантском организме, отменно здоровом и процветающем. Макар и вообразить себе не мог, что где-то в мире существует столь полное и сложно устроенное благоденствие.