Приложив маску, я открутил вентиль и вдохнул полной грудью. Воздух хлынул в легкие сладостным свежим потоком такой чистоты и свежести, что в ушах зашумело. От неожиданности я резко перекрыл вентиль и вытаращился на Никифора. Голова стала легкой, и меня с непривычки повело, пришлось откинуться на спинку кресла.
Тот засмеялся немного скрипуче.
— А я говорил, это настоящий воздух. Вот тут собранный. Все своими руками гнал в концентратор, нагнетал в баллоны. Не то, что ваша оазисная химия. Поди и не растительный, а какой-нибудь искусственный.
— Очень свежо, — признался я чуть охрипшим голосом, глядя на капсулу. — В Красном граде и правда воздух совсем не такой выдают.
— А то! — довольно крякнул дед. — Натуральный только ваша верхушка и получает. А простым трудягам выдают побочные продукты реакций. Это я тебе точно говорю.
Доказательств этому нет, но лицо у деда такое, будто лично видел, как в капсулы для сотрудников сжимают искусственный кислород.
Никифор продолжил:
— Раньше никто думал, что дышать свежим воздухом станет привилегией. Да и не представляли, что пчелы вымрут. Я родился, когда пасеки были, как грибы. Пчелы летали разные, и домашние, и дикие. А на ярмарках продавали мед. Липовый, гречишный, даже белый.
— Мёд? — удивился я, впервые встретив человека, который видел мед, и снова приложил маску, на этот раз открывая вентиль очень аккуратно.
Никифор отправил в рот остатки картошки и, жуя, проговорил с ностальгией:
— Меда было много. Сладкий, тягучий. Его и в чай можно, и в блины, и простуду полечить. Мед теперь на вес золота. До коллапса ценность золотом меряли.
Я снова вдохнул осторожно и бережливо, после чего закрыл вентиль. Мысли от чистого воздуха прояснились, в теле появилась бодрость, а будущее обрело краски.
— Мир до коллапса сильно отличался, — согласился я умозрительно, потому что знаю об этом по рассказам опекуна, старших коллег и того, что в смартфонах. Более достоверные данные в книгах, но для получения допуска к ним нужно быть кем-то посерьезнее разработчика среднего звена.
Откинувшись на спинку кресла, Никифор поднял глаза к потолку и произнес вдумчиво:
— Никто не думал, что пчелы исчезнут. Жили мы славно, технологии были доступны всем. Каждый носил смартфон, пользовался, когда хотел.
Я возразил:
— В Красном граде тоже есть смартфоны.
На что дед отмахнулся, кривясь.
— И что? Где твой смартфон? Ну, показывай. Нету? Раньше у каждого был. Просыпаешься утром, сразу цап его и давай листать, что в мире творится. Население тогда было около восьми миллиардов. Правительства стран боялись нехватки продовольствия. Лютецкий, швора такая, момента не упустил. Его ученые разработали инсектицид на основе бактерии. Чтобы колорад, медведка, всякая тля не вредила урожаю.
— Звучит хорошо, — заметил я и снова немного вдохнул из капсулы.
— Ага, — зыркнув на меня недобро, отозвался дед. — Благими намерениями выложена дорога в ад.
— Формула не сработала, — подтвердил я. Нас обучали тому, что формула была намеренно испорчена врагами Лютецкого
— Сработала, — ловко для такого древнего деда подвернув ногу под зад, ответил Никифор и тоже вдохнул воздуха. — Настолько, что Оазис-Техно стала продавать инсектицид в другие страны. На этом Оазис-Техно и поднялась. Лютецкого зауважали во всем мире. А он давай вваливать бюджеты в благоустройство своей резиденции, Красного града то есть. Местным жителям перепало много крошек с барского стола. Так что их поддержкой он заручился. В общем поднял регион.
О заслугах Лютецкого в Красном граде знает даже ребенок, основная фракция его почитает, как спасителя. Но мое отношение к нему поменялось после отказа открыть зеленые фермы людям и доноса Козельского.
Я проговорил осторожно:
— Звучит еще благороднее.
— Ты погоди, парень, — хмыкнул Никифор. — Регион поднялся. Это да. Настолько, что стал вторым финансовым центром. Инсектицид продавался, урожаи росли. Экоактивисты были недовольны вмешательством в природу и устроили диверсию на его заводе. Накидали какой-то дряни в партии инсектицида. Думали, формула перестанет работать.
— Перестала?
Он покачал головой.
— Да как. Нарушителей поймали, партию проверили, вроде все в порядке. Ну и отправили на экспорт по всему миру.
— И распылили, — проговорил я, этот момент истории нам тоже преподавали.
Пожимая плечами, Никифор согласился:
— Распылили или не знаю, что там они сделали. Но на следующую весну пчелы не проснулись. Пасечники первыми забили тревогу. Оно и понятно, открываешь улей, а там мертвые пчелы. Информация до Лютецкого дошла быстро. Стали разбираться. В составе формулы были какие-то мертвые бактерии, но после диверсии они не все сдохли. Как оно там работает, мне не известно, но полудохлые выжили, мутировали. А когда распылили, заразили не только вредителя, но и пчелу. А пчела она от цветка куда летит?
Снова вдохнув воздух, каким никогда не дышал, я предположил:
— В улей?
— Верно, — согласился дед. — А там перезаражала остальных. Так все и началось. Никто не думал, что вымирание медоносов так повлияет на мир. В новостях сразу запестрило, что будет голод. Народ ломанулся скупать гречку, мед, туалетную бумагу… В общем все подряд.
— Представляю.
— Вряд ли, парень, — усмехнулся Никифор и достал из кармана самый настоящий смартфон, с гладким экраном и в толстом противоударном корпусе. — Погляди.
Смартфоны в Красном граде выдавали под учет в рабочих и образовательных целях. Пользоваться я умел с детства, опекун брал меня с собой на работу на этаж образования. Именно там я увлекся разработками, читая со смартфонов инструкции и то, что разрешалось корпорацией в качестве исторических справок.
Взяв устройство, я взвесил его на руке. Тяжелый. Никифор кивнул на него.
— Нажми на треугольник на экране.
Когда выполнил, толпа на мониторе забегала, послышались крики, а голос диктора возбужденно заговорил:
«Продовольственый кризис захватил столицу. Люди массово выходят на улицу и требуют обеспечить их необходимым. В некоторых районах начались столкновения и погромы. Нам сообщают об атаках на продуктовые и хозяйственные магазины. Силовики пытаются остановить беспорядки, но людей слишком много. Ситуация осложняется тем, что часть силовиков переходит на сторону восставших…»
Видео зарябило и зависло, я вернул смартфон деду и спросил:
— Силовики не верили в победу?
Никифор выключил устройство и убрал его обратно в карман.
— Может и верили, — ответил он. — Но они тоже люди. Голодные и напуганные. У них семьи. В общем. Да, столицу захватили мятежи. Она ж особо ничего не производила. Получала все из регионов. А регионы отказались везти. Им тоже жрать хотелось.
Я проговорил, догадавшись:
— Это поэтому столицу перенесли в Красный град?
— Ага, — кивая, произнес Никифор. — Лютецкий к этому моменту отбабахал человейники, его заводы разрослись сам знаешь до чего. Голод Красный град особо и не потрепал. Ты мелкий был. Не помнишь, как менялся мир. В первые месяцы куча зверья сдохла. Кто насекомых жрал, птицы. Всякие тварюшки, что ели плоды тоже вымерли.
— Жаль.
— Когда поняли, что на юге началось опустынивание, было уже поздно, — продолжил дед. — Во всяком случае, нам так сказали. Цены взлетели, что мама не горюй. Растений меньше стало, воздух сам видишь какой. Лет через пять стали пытаться опылять искусственно, но к этому времени цветковых почти не осталось. Вон, только в Оазис-Техно. Ветроопыляемые спасли конечно. Пшеница, кукуруза наше все. Ну и картошка. Да только воды сильно меньше стало.
— Жестко.
Никифор кивнул.
— Ещё и история эта с геном-мутантом. Ты второй, кого я вижу такого. Куда Лютецкий дел остальных, только небесам известно.
— А первый кто? — спросил я.
Отмахнувшись, Никифор ответил:
— Был один парнишка, прыгал хорошо. Куда делся — не знаю. Видать, на беременных инсектицид как-то повлиял и такие, с геном, стали рождаться.
— Угу.
— Короче, парень, народа на земле поуменьшилось, как и зверья. Голод, засухи, цены на все дикие. И только Лютецкий процветает. Оазис-Техно сперва было спасением человечества. Но что же он, разве не может не драть с людей в три шкуры? С его возможностями мог бы восстановить мир. Но почему-то этого не делает.
В этом я с Никифором согласен. Причина, моего побега из Красного града как раз в Лютецком. Пару секунд я прикидывал, говорить об этом с дедом или нет, но он открыл мне тайник с зеленью и кислородом. Значит, доверился.
Отложив капсулу с воздухом на каменный куб, я проговорил:
— Понимаю. Я тоже залез не в свое дело.
— Ну вещай, — хмыкнул дед. — Не боись, не выдам.
Он прищурился и чему-то покивал, потом вдохнул новую порцию воздуха и в ожидании замолчал.
Немного выждав, я все-таки произнес:
— Я хотел, чтобы зеленые фермы стали доступны для населения бесплатно. Разработал систему, где в каждой жилой капсуле можно держать растения и фитопланктон в пластинах. Система внедрения требует вложений, но потом перейдет на самообеспечение благодаря солнечным панелям на каждом человейнике. А не как сейчас. Панели есть только на главной башне Оазис-Техно. Оттуда идет распределение энергии. А она в Красном граде очень дозированная. Народ чаще пользуется дрожжевыми лампами, как и вы тут. Потому что дешево.
Помолчав, Никифор потер морщинистый подбородок с еле заметной серебристой щетиной.
— Смелое решение, парень, — заключил он.
— Даже слишком, — согласился я. — Все считают Лютецкого благодетелем. Может раньше так и было, но сейчас его интересуют только рубы. Он монополист с автократскими замашками. И нацелен на мировое господство.
— Это точно.
— О разработке я рассказал коллеге, — продолжил я, сложив руки на груди. — Мы с ним дружили, ну я и… В общем, он доложил наверх. Лютецкому это не понравилось, мне спустили приказ уничтожить проект. Я отказался и попытался спрятать чертежи у себя в жилой капсуле. За мной проследили, потому что на следующий день ко мне пришли. Я успел сбежать.