Фантастика 2025-127 — страница 975 из 1101

— Андрей, да пойми ты, это единственная надежа! Пчеломатка все равно погибнет со временем, а если возьмешь её и несколько пчелок, есть шанс.

От волнения дед наклонился вперед и сжал пальцами стенку улья так, что побелели костяшки. От него запахло адреналином, этот запах всегда очень сильный, его мой нос ловит часто.

Я потер лоб и покосился на пчел. Те неспешно ползают и не знают, что последние не только в своем роде, но и последние в качестве шанса на зеленый мир для людей. Верить в байку Никифора дело последнее, не может быть никакой Печоре деревьев. Иначе Лютецкий туда бы уже добрался. Кроме того, взять ответственность за спасение последней пчеломатки — слишком тяжелая ноша для одного разработчика.

Глубоко вздохнув, я покачал головой и произнёс:

— Нет, Никифор. Даже если допустить, что севере что-то есть, у меня ни маршрута, ни карты, ни транспорта. А логика подсказывает, переть туда не день, и не два. Так что пойду своей дорогой. Не серчай.

Надежда в глазах дед погасла, как солнце после вечерней зари, он прикрыл крышку улья и проговорил упавшим голосом:

— Дам тебе паек…

После чего прошаркал куда-то в темноту, какое-то время возился, потом вернулся с коробкой сухпайка, увеличенным, что значит, внутри дополнитиельно не только картошка, но и сладкий батат.

— Вот, — протянув мне коробку, угрюмо проговорил дед. — Тут достаточно на пару дней. Ты иди наверх, а я сейчас.

Хотелось остаться и ещё немного посмотреть на пчел, вряд ли ещё такое увижу. Но Никифор осунулся и поник, мой отказ участвовать его огорчил, я решил ему не мешать предаваться сожалениям и поднялся в кухню. Там Катерина, уже переодетая в коричневые штаны, которые красиво облегают бедра, и серую рубашку с длинным рукавом и вырезом, обжаривала кукурузные лепешки.

Увидев меня, девушка охнула, щеки порозовели, она быстро перехватила волосы веревочкой в низкий хвост и прощебетала запыхано, будто не лепешки жарила, а по лестницам бегала:

— Ой, а ты здесь. Я думала, уже ушел…

— Хороший постоялый двор у вас, — сообщил я и непроизвольно расплылся в улыбке, глядя, как Катерина засуетилась.

— Это все Никифор, — согласилась она и стала перекладывать лепешки в глиняную плошку. — Но ты не останешься, да?

— Только на ночь, — ответил я, разглядывая Катерину со спины. Стройная, зад крепкий, бедра округлые, в штанах это видно особенно. В Красном граде у меня были девушки, но ни одной я не смог бы доверить тайну о своей мутации.

Катерина вздохнула так тяжко, что прозвучало нарочно, а когда пустынный ветер ворвался в форточку, до меня долетел её мятный и сладковатый запах. Пока Катя не видит, я прикрыл глаза — приятно.

— Как жалко, — проговорила девушка, я разомкнул веки и стал наблюдать, как она выставляет на стол плошки и чашки. — Я надеялась, что останешься хотя бы на несколько дней.

— С радостью бы, но не могу.

— Понимаю, — негромко отозвалась Катя и опустила взгляд в тарелку. — Голодный?

Козлятины я наелся плотно, но отказать Кате в голову не пришло, я кивнул, а она просияла, как утреннее солнышко.

— Тогда садись. У меня и соус есть.

Воодушевленно метнувшись к деревянному шкафу, Катерина выставила на середину стола небольшую миску с чем-то густым и желтоватым.

— Это из кукурузы, картошки, козьего кефира. И немного соли. Можно просто макать и есть, — сообщила девушка со смущенной улыбкой и придвинула мне лепешки.

То ли её порозовевшие щеки мне понравились, то ли надышался чистого воздуха, но, как дурак, заулыбался и начал жрать лепешки, окуная их в соус. Оказалось и правда вкусно, а когда дожевывал третью, из подвала вылез дед с небольшой сумкой наперевес и вытаращился на меня.

— Ну ты и жрать, Андрей, — хмыкнул он и потряс сумкой. — Вот провизии тебе немного. Сухпаек, вода.

— Понял. Спасибо.

— Катерина, а ты чего тут? — переведя взгляд на девушку, поинтересовался дед деловито. — А ну хватит увиваться. Парень он видный, но нечего тебе вести себя как швора.

Лицо Катерины вспыхнуло пунцовым, она вытаращилась и выдохнула:

— Дед Никифор, да какая швора!

— А вот никакая. Бери свои булки…

— Это лепешки!

— Ну лепешки. Бери и иди к себе. Не мешай человеку отдыхать, — строго проговорил Никифор. — Ему долгая дорога предстоит.

Против общества Кати я ничего не имел, даже наоборот, но Катя зыркнула на него ясными голубыми глазами и с недовольным видом ушла, оставив лепешки.

С Никифором мы ещё немного поговорили, потом пришла его жена, отругала за то, что засиделись и повела меня спать на второй этаж. Там выдала одеяло и оставила одного. На кровать я рухнул, как мешок. После двухдневной гонки, кислорода и пчел усталость ломила тело, и я уснул, как был, в одежде и с рюкзаком под боком.

Проснулся от настойчивого стука в дверь, когда полоска горизонта в окне едва заметно побледнела.

— Андрей, — донёсся встревоженный шепот Полины, — вставай!

На ногах я оказался через секунду и открыл дверь. По встревоженному взгляду жены Никифора понял — дело дрянь, а она протараторила негромко:

— Служебники внизу. Никифор их убалтывает. Тебе надо бежать. Идем, покажу выход. Быстрей.

Цапнув с кровати рюкзак, я метнулся за женщиной. Та, несмотря на габариты, пронеслась по коридору, как перекати поле, и в самом углу открыла дверку. Она вывела на крохотный балкон, на котором сушится белье.

— Внизу Никифорова дрезина, — быстро сообщила женщина, с опаской косясь назад, — он наказал тебе взять. Вот ключ, она с него заводится.

Полина протянула его, я сунул в карман и, перелезая через перила, поблагодарил. До песка чуть больше двух метров. Ерунда. Повиснув на нижней части балкона, я приготовился и спрыгнул в песок, перекувыркнувшись, как учили на самбо.

На дрезину я запрыгнул, как на верблюда, но, когда повернул ключ, она не завелась.

— Швора, — выругался я под нос и снова попробовал.

Безрезультатно. Глянул в небольшое пыльное окно, там Никифор что-то активно рассказывает группе служебников из пяти человек. Все в форме сафари-цвета, с арбалетами и с намордниками от песка. Судя по мрачным лицам, рассказ деда слушают внимательно, но кто знает, сколько ему удастся их отвлекать.

Я снова крутанул ключ, дрезина ответила упрямым молчанием. Когда собрался спрыгнуть и рвануть пешком, из-за угла выскользнула тень. Я рефлекторно крутанулся для удара ногой, и успел остановить ботинок у самого носа появившегося, потому что узнал детину.

Тихо ругнувшись, я шепотом спросил:

— Ты чего тут?

— Давай заведу, — отозвался тот и жестом показал, чтобы я сдвинулся на заднее сидение.

Косясь на окно, за которым служебники уже нетерпеливо переступают с ноги на ногу, я отодвинулся. Миха запрыгнул на сидение, чуть не снеся меня рюкзаком, что-то поковырял под коробкой зажигания, чирканул, заискрило, и дрезина завибрировала тихим, низким гулом.

Я присвистнул впечатленно, а Миха быстро объяснил:

— Я часто беру дрезину у Никифора. Все ее поломки знаю.

После чего, дёрнул рулевую перекладину, и дрезина с места рванула на бархан, раскидывая в стороны брызги песка. Меня до боли вжало спиной в упорную дугу, специально толстую, чтобы пассажира не срывало при езде, волосы затрепало, от ветра заслезились глаза.

Ухватившись за боковую ручку, я проорал на ухо Михе:

— Сколько дури в этой дрезине?

Тот замысловато рулил по песчаным волнам, он крикнул через плечо:

— Не знаю! Верблюдов сто! Может больше!

— Ого!

— Ага! Никифор в неё артефакт мощности загнал! Точнее, он купил, а я монтировал!

— Хреновый, ты козовод, я сморю! — проорал я ещё громче, потому что дрезина загудела отчаяннее и пошла на бархан, размером с постоялый двор.

Миха загоготал и прокричал так же через плечо:

— А то! Батя так и говорил! Вот я остатки коз Никифору и продал! Механика мне ближе!

Водил дрезину Миха так же ловко, как и завел. Мы быстро преодолели пару больших барханов. Но когда забрались на вершину второго, и дрезина замедлилась, порыв ветра в спину принес недобрый запах, который не перепутать.

— Погоня, — коротко сообщил я.

Миху это известие почему-то развеселило, он хохотнул и отозвался:

— Ещё бы! Держись!

После чего вдавил две педали на полную. Дрезина взвизгнула, как испуганная девчонка, чуть утопилась в песок, а после рванула вниз, на миг встав на дыбы. Меня чуть не выкинуло из сидения, еле успел схватиться за боковые ручки.

Отплевываясь от мелкого песка, поскольку намордников мы не надели, я вывернул голову назад. По песку за дрезиной тянется длинный, продолговатый след от магнитной подушки.

— Миха! Мы наследили!

— А?

— След, говорю, за нами!

— А… — многозначительно протянул Миха и резко крутанул рулевую перекладину.

Дрезина заложила крутой вираж, и детина пустил её по кругу на скорости. Секунд за десять он исчертил песок кругами и полосами, затем снова пустил дрезину вперёд, на этот раз не так быстро, чтобы она не раскидывала под собой песок.

— Пускай поищут, хе-хе, — усмехнулся Миха и плавно повел дрезину в сторону каменистой поверхности.

Над ней мы полетели чуть быстрее, затем свернули к дороге и какое-то время мчали по ней. Когда темно-лиловое небо с бледной полоской у самого горизонта стало светлеть, я сказал:

— По дороге ходят автоматоны. Не наткнуться бы.

Миха озадаченно хмыкнул и отозвался:

— Точно. Ходят. Хотя в такую рань не должны. У нас мимо «Медного ковчега» первый идет в шесть утра.

— Он же не из воздуха появляется, — проговорил я, цепляясь за боковые ручки. — Значит откуда-то выезжает раньше. На те, что ползут из града плевать. Но они и на дороге есть.

Немного подумав, Миха кивнул.

— Есть паровые станции. Там заряжаются дрезины попроще, которые без солнечных панелей. По идее, автоматоны там тоже могут подпитываться.

Выплюнув песок, я отозвался:

— О том и речь. Если какой-нибудь слезет с зарядки и поползёт на встречу, приятного мало.