Миха брякнул:
— Так, а чего стоим тогда?
— А ты знаешь, куда ехать? — огрызнулся я.
— Да куда-нибудь!
— И где-нибудь нас догонят, — отозвался я угрюмо. — Нужно что-то очень быстрое. Быстрее дрезин служебников. Если у тебя в кармане завалялись башмаки-скороходы, доставай, потому что у меня таких нет.
Миха засопел угрюмо.
— Чего это ты огрызешься?
— Не огрызаюсь. Я думаю.
Облако песка тем временем приближалось, я пустил дрезину по склону, чтобы скрыться с глаз. Ярость детины понятна. Я бы тоже бесился, если бы уехал с непонятным беглецом, за которым гоняются служебники. С другой стороны, я никого за собой не тащил. Да только бросить теперь не могу.
— Думай быстрее! — рявкнул Миха.
— Стараюсь! Ты ж у нас не обременен думаньем.
— Чего?!
— Ребят, — негромко позвала Катя.
Мы хором гаркнули:
— Что?
Из-за спины послышался ее испуганный ик, потом глоток, и Катя быстро проговорила:
— Не ругайтесь. Я тут это… В общем туда посмотрите.
Она указала направо, на восток, где за барханом движется бледно-розовый дымок.
— Никифор рассказывал, что по восточному тракту идет железная дорога. Утверждал, раньше там было что-то под названием М4, не помню… Но главное, что Лютецкий проложил там железку. Кажется, как раз поезд идет. Нам бы на него.
Я даже обернулся на девушку.
— Катенька, ты откуда такая умница?
После чего надавил на педали дрезины, и она рванула правее в погоню за розоватым дымком.
Сердце качало кровь, в ушах свистело, я гнал колымагу изо всех сил, виляя между барханами, и отплевываясь от песка. Но дымок несется с очевидным ускорением. Если догоним поезд, служебники за ним не успеют. Вопрос как раз в том, чтобы догнать.
— Чего дым розовый? — крикнул я через плечо.
Позади послышался невнятный писк Кати, а зычный голос Михи прокричал:
— Да артефакт там, поди, такой же! Только побольше будет.
— Логично, — согласился я. — Поезд тащить, не коз доить.
Сзади Миха хмыкнул громко и отозвался поучительно:
— А ты попробуй сперва подои, а потом умничай. Кая лягнет тебя рогатая, будешь потом ходить с фингалом. А то и с поломанным ребром.
Я бросил назад, сильнее вдавливая педали дрезины и забирая по дуге еще правее:
— Чувствуется опыт.
— Вот не надо ерепениться, — посоветовал Миха. — Найду тебе козу и посажу доить. Посмотрим тогда.
Я открыл рот чтобы сказать, что предпочитаю другую грудь, но дрезина подпрыгнула на камне, нас подкинуло, Катя взвизгнула, а Миха выругался:
— Швора дрянная! Тебя где водить учили?
— В Оазис-Техно, — бросил я.
— Оно и видно.
— Зато быстро, — оправдался я.
Промчавшись еще с десяток метров, мы вывернули из-за бархана, и в долине открылась длинная железная дорога, которая теряется в мареве горизонта. Рельсы тянутся через пустыню, плавно изгибаясь. По краям заграждения от песка. Значит и тут прокатываются автоматоны, только рельсовые. По рельсам несется состав, насчитал пять вагонов и локомотив, из трубы которого вырывается малиновый дымок. Движется с ускорением, а мы сейчас примерно на его середине.
— Догоняй! Чего ползешь? — выкрикнул Миха.
— Это не я, а дрезина, — бросил я. — Что за древнее корыто!
— Не корыто, а винтаж, — философски заметил Миха.
Дрезина и впрямь стала двигаться рывками, выплевывая в стороны песок из-под магнитной подушки. Я выжал педали, это немного помогло, и она пошла ровнее, но гудеть стала громче.
Вывернув шею, я спросил громко:
— Ты ничего не сломал, пока монтировал артефакт?
— Я никогда ничего не ломаю в механике, — важно сообщил Миха. — Но артефакт не совпадает с дрезиной. Мощности разные. Дрезина старая, а арт-аккум новый.
— Ты раньше сказать не мог?
— Когда? — удивился Миха. — Ты ж прибежал и всех погнал.
Пришлось молча кивнуть. Не гнать было бы потерей времени. И я просто жал изо всех сил на педали, приближая дрезину к заграждению, за которым мчится паровоз. Тот вздымает завихрения песка и поблескивает боками с облупившейся темно-синей краской.
Через несколько секунд между заграждениями замелькали проемы для техобслуживания. Узкие. Но нашу старенькую дрезину вместят, если въезжать аккуратно, не на скорости.
— Мечников, да впихивайся уже! — проорал Миха позади. Ему на краю особенно несладко, потому что подкидывает и дергает.
— Тебе в лепеху расшибиться или все же на поезд? — огрызнулся я.
— Лучше бы на поезд!
— Тогда не ори под руку! Видишь? Проемы узкие! Будет подходящий — проедем!
— Поняла тебя, — отозвался детина. — Но ты все равно, ищи поскорее. А то там, за спиной, не очень!
Стараясь держать дрезину как можно ближе к заграждению, я выставил рулевую прямо и коротко оглянулся. По спине прокатилась неприятная горячая струйка, а кровь по венам потекла быстрее. Пять новых дрезин бета класса. Черные, с блестящими магнитными подушками, по бокам приварены шипы. Корпуса крытые, что защищает от зноя, а ветровое стекло спасает от песка в глаза и рот.
— Швора! — выругался я. — Точно хотят прибавки!
— За твою поимку? — не понял Миха.
— Видимо!
— Ты важная шестеренка что ли? — опять удивился детина.
Я бросил через плечо:
— Да какой там! Обычный разраб! Держитесь!
В этот момент широкий проход блеснул справа выкрашенным в белый бортом, я сбавил скорость и в крутом вираже зарулил в него. Дрезина завизжала, песок волной вздыбился из-под магнитной подушки и обсыпал часть заграждения. Налип на губы. Я с хрустом прожевал и снова погнал дрезину уже впритык к поезду.
Движение сдвинулось восточнее, теперь несемся на ветер, он обжигает лицо, приходится щуриться. Бок поезда блестит совсем близко, и колёса ритмично гремят, отзываясь глухо где-то в животе.
Я прокричал:
— Вон там приступка! И дверь! Надо запрыгивать!
Катя жалобно воскликнула:
— На ходу?!
— Да, Катенька! — отозвался я. — На ходу! Но ты не бойся! Ты же с нами!
По её дрожи я понял, что мои слова уверенности ей не добавили. Но все равно ободряюще похлопал девушку по колену.
Я подался вперёд, пальцы сжали рулевую до белых костяшек, затем вжал педали на полную, а Миха сзади снова прокричал:
— Едут!
Пришлось снова покоситься назад, едва не потеряв управление и не впечатав нас в бочину поезда. Бета-дрезины сократили расстояние так, что у служебников можно рассмотреть забрала от песка. Одна из дрезин встала на дыбы и вырвалась вперёд, а когда из-под её магнитной подушки выстрелил трос со стрелой-якорем, мне пришлось резко вильнуть, из-за чего снова чуть не врезался, в этот раз в заграждение. Зато якорь воткнулся где-то позади в песок.
Катя закричала:
— Вправо!
— Ты убить нас хочешь?! — заорал Миха.
— Сплю и вижу! — отозвался я.
— Я так и думал! Хорошо, что я с вами!
Послышалась возня, звук отпираемого замка рюкзака, потом охнула Катя, а я, когда оглянулся, увидел в его руке самопальную гранату, вернее бутылку с фитилем и жидкостью. В другой руке у Михи зажигалка, а на лице по-детски счастливая улыбка.
Я вытаращил глаза.
— Что у тебя в рюкзаке?!
— Ща мы им покажем, кто тут козовод, а кто механик! — радостно выкрикнул детина.
И с размаху швырнул бутылку в дрезины служебников. Через несколько секунд громыхнуло, я рефлекторно пригнул голову, Катя пискнула и прижалась ко мне, а Миха довольно загоготал.
— Врагу не сдается наш гордый моряк!
— Варяг! — поправил я его, чувствуя даже с расстояния, как запахло чем-то резким, похожим на спирт.
Снова послышалась возня в рюкзаке, Миха отозвался:
— Не знаю никаких варягов. Моряк понятно. По морю ходит. А варяг? Варит кого-то?
За спиной встрепенулась девушка, она дрожащим голосом проговорила торопливо:
— Да никого он не варит, неуч. Варяги — это племена. В древности были.
— Ничего не знаю, — отрезал Миха. — Моряки понятно. А варяги — нет.
К этому моменту вагон с приступкой замаячил уже метрах в пяти. Сквозь тучи песка борта вагонов с облупленной краской подрагивают, вблизи видно, как в некоторых местах их поела ржавчина. Приступка покачивается тревожно, но за ней дверь. Локомотив впереди выпускает розоватые облака пара, которые становятся все ярче, что значит, будет ускоряться. Так что времени у нас совсем мало.
— Миха, я подведу дрезину к приступке, а ты помоги Кате! — скомандовал я, ускоряя дрезину и прижимая её вплотную к вагону. — Потом лезь сам!
— А ты? — окликнул меня Миха.
— Я следом.
Дрожь Кати за спиной стала сильнее, она испуганно выкрикнула:
— А если не получится?
— Тогда в лучшем случае нас перемелет под поездом! — со злым задором отозвался Миха позади.
Катя всхлипнула.
— Почему в лучшем?
— А кто знает, чего нам эти гончие приготовили! — гоготнул он.
Со стороны служебников раздался металлический голос в мегафоне:
— Андрей Мечников, немедленно прекратите побег и сдайтесь!
Надвинув брови на лоб, я рванул дрезину вперёд, сокращая последние метры до приступки. Борт вагона нёсся рядом, если неудачно вильнуть, можно оставить себе на память шрам на плече, а то и вовсе стереться в пюре. От служебников предупреждения я не ожидал. Но если заговорили, значит хотят взять живым. Какой в этом толк — вопрос хороший. Лютецкому, скорее всего, все равно, как меня обезвредить. Так на кой я им сдался живым? Разве что допросят, а потом пришибут.
— Ишь, болтать начали! — присвистнув, удивился Миха.
— Давай! — скомандовал я Кате, подведя дрезину вплотную, что даже престарелый Никифор перелез бы.
Задрожав, как песчинка на верблюжьем хвосте, Катя за моей спиной поднялась. Миха что-то заворчал, видимо придерживает её, чтобы не грохнулась, а она цепляется за мои плечи тонкими пальцами, как клещами.
Миха сердито выкрикнул:
— Да прыгай ты! Чего стоишь?
— Страшно!
— Да ё-моё! — гаркнул он.
Затем послышался визг Кати, краем глаза я уловил, как её хрупкое тело пронеслось слева и грохнулось за перилами приступки, а Миха удовлетворенно пробасил за спиной: