— Ну вот. А то «страшно, страшно». Ничего не страшно.
Судя по всему, он просто швырнул дрожащую Катю и умудрился попасть. Смело, хотя и безрассудно.
— Ты псих, Миха? — спросил я через плечо. — Только честно.
Тот гоготнул и ответил:
— Такой же, как и ты.
— Резонно, — пришлось согласиться мне. — Твоя очередь.
Бета-дрезины служебников тем временем сократили расстояние настолько, что несутся слева уже на хвосте. А пар из локомотива становится все насыщеннее, значит вот-вот рванет на крейсерской скорости.
— Андрей Мечников, повторяем, немедленно прекратите бегство и добровольно сдайтесь, — снова повторил кто-то из служебников в мегафон, причём довольно громко, что значит, тоже усилен артефактом.
На это, не оборачиваясь, я показал им фигу левой рукой и снова приблизил дрезину к приступке, где Катя сидит на полу и, держась за перила, таращит глаза и дергает ручку двери.
— Прыгай, — приказал я Михе.
В эту секунду в заграждении снова мелькнул широкий проход, и в него проскользнула одна из дрезин служебников. Миха с воинственным улюлюканьем перелетел с сидения на приступок и швырнул бутылку, закидывая массивный рюкзак на спину. Громыхнуло, спину окатило волной жара и запаха гари с копотью, детина радостно прокричал, протягивая мне руку:
— Попал!
Пришлось подвести дрезину так, что её магнитная подушка заползла под состав, одно неверное движение, и я верхом на ней улечу в мясорубку. Лоб взмок, спина тоже, а глаза замылились от песка и напряжения. Я вытер лицо, держа рулевую максимально ровно одной рукой, и потянулся к Михе. Расстояния все равно не хватило, пришлось приблизить ещё. Теперь дрезина Никифора зажата между двумя вагонами, что и для поезда не очень хорошо — если её затянет под вагоны, состав сорвет с рельсов.
— Ещё чуток! — прокричал Миха и свесился с приступки, держась за перила.
Быстро прикинув траекторию движения дрезины, я отцепил правой рукой боковой поручень и, обливаясь потом от мысли, что могу вильнуть и улететь под колеса, упёр его в одну из педалей. Тоже проделал с левым. В груди качало, как водяной насос для полива зеленых ферм. Выдохнув, я подтянул ноги к коленям и встал на сидение, продолжая держать рулевую руками. Все качалось и дергалось. Балансируя, как канатоходец, я одной ногой удерживал руль, а второй уперся в сидение. Правая рука ещё на руле, но левая крылом выставлена в строну.
— Мечников! Прыгай! — скомандовал Миха.
— Твою за копыто! — заорал я и сиганул ему навстречу.
Оставшись без управления, дрезина от толчка, как и рассчитывал, рванула в лево. Она врезалась в заграждение и перевернулась, подняв тучи песка, и перелетела его, перегородив дорогу ещё двум служебникам. Я тем временем летел в прыжке. Время замедлилось, мелькнула тревога, что недостаточно сильно оттолкнулся, но когда сухая и грубая лапа цапнула за запястье и дёрнула на себя, втащив на приступку — отлегло.
— Фуууух... Едрена-швора... — выдохнул Миха и рванул ручку двери, с которой все это время не могла справиться Катя.
Ручка скрипнула и побеждено опустилась, а дверь с тихим скрипом открылась наружу. Пришлось потесниться, прежде чем мы втроем ввалились в темноту вагона, который оказался багажным. Запахло старыми вещами и нафталином, а когда глаза привыкли, смог рассмотреть приваренные к стенам и полу стеллажи, на которых покоятся чемоданы и сумки. Поезд в этот момент дернуло, и стук колес участился, а ветер сильнее загудел в щелях.
— Ускорились, — с облегчением проговорил я и отполз к одному из стеллажей, где стоит особо большой чемодан, на который удобно опираться.
Миха уселся, как вошел: в проходе и свесил кисти, положив локти на колени, а Катя нашла какой-то запакованный куб и уселась на него.
Во рту пересохло, я сглотнул горячим языком и стащил со спины рюкзак.
— Кому воды? — спросил я.
— Мне, — еле слышно попросила Катя.
Миха кивнул.
— Я тоже буду.
Раскрыв рюкзак, я нырнул рукой в него и пошарил в поисках баклажки. Но кроме неё пальцы нащупали что-то гладкое, прохладное и длинное. Ухватив, я вытащил и уставился на прозрачную голубую капсулу в металлическом корпусе. Голубой гель внутри сохранного артефакта подсвечен, а в его середине замерла пчеломатка и десяток пчел поменьше. Рядом мешочек. Обалдев, пощупал. По звуку семена, очевидно, цветковых растений.
— Твою ж за ногу, — только и смог сказать я.
__________________________
Делаю проду. Ваши комментарии, всякие лайки и библиотеки помогут мене выложить ее завтра!
Глава 6
Колеса поезда ритмично тарахтели, покачиваясь на рельсах. Для простых людей между градами курсируют локомотивы и составы самые обычные: колесные и на обычных артефактах-аккумуляторах для поездов. В отличие от личного поезда Лютецкого. Тот идет над рельсами, и на магнитной подушке, а артефакт у него особый, что дает скорость под двести километров в час. Свою личную охрану он тоже снабжает дополнительными артефактами, это известно всем. К счастью, служебники, которые за нами гнались, таковыми не обладали, и в открытой двери вагона дрезины преследователей быстро исчезли.
Миха тем временем сидел и таращился на голубую капсулу у меня в руках, а его брови медленно, но уверенно ползли на лоб. Спустя секунд двадцать, он спросил ошалело:
— Это че?
Я сам все еще рассматривал насекомых в капсуле. Они застыли в специальном геле артефакта, который может хранить живой организм в таком виде очень долго, в зависимости от мощности артефакта. Вряд ли у Никифора арт какой-то высококлассный, но даже самый простой удержит жизнь в течение года.
— А сам не видишь? — отозвался я и приподнял за металлический каркас капсулу над головой.
С силой зажмурившись, так, что лицо превратилось в сморщенную картошку, он прошипел и открыл глаза со словами:
— Вижу. Но не верю.
Сидящая на коробе Катя, достала из сумки мешочек, вынула из него кусочки сушеных помидоров. Протянув Михе, она проговорила:
— Не понял еще? Это пчелы. На вот, пожуй.
— Да вижу я, что пчелы! — с изумлением воскликнул он, механически принимая у нее сухпай. — Откуда?!
Катя поднялась и подошла ко мне, тоже вручив несколько красных сухих кружочков. Рядом села близко и наклонилась разглядывать капсулу.
— Какие они маленькие, — спустя несколько секунд проговорила Катя. — А их исчезновение так поменяло мир.
Я молчал и думал. Конечно же капсулу мне подложил Никифор, никто, кроме него, не выловил бы пчеломатку из улья и не поместил вместе с другими пчелами в артефакт. Хитрый дед. Он прекрасно понимал, что я взвалю на себя этот груз, если не будет выбора. Вот он мне его и не оставил. Ясности это не добавляет: куда идти, где искать эту землю обетованную, о которой грезит старик — квест на миллион рубов.
Миха все еще очумело глазел на сокровище в голубой капсуле. Вытерев нос от песчаной пыли, он проговорил:
— Так, Катя, я что-то не понял. Ты что ли знала?
— О чем? — не поняла девушка, переведя взгляд сперва на меня, затем обратно на пчел.
— Ну как, — возмутился детина. — О пчелах. Откуда они у него? Если скажешь, что из Оазис-Техно, я к шутам выпрыгну из вагона.
Охнув, Катя распахнула глаза, видимо решив, что Миха и правда сиганет, даже без Оазис-Техно. Откуда ей знать, что это даже не манипуляция, а фигура речи для придания драматичности моменту.
Пришлось покачать головой и взять слово.
— Никифор дал, — коротко сказал я. — У него в подполье ферма. Была.
— Да ладно! — не поверил Миха. — Катя, ты и про это знала?
Ее молчание прозвучало красноречивее слов, Миха с негодующим цоканьем шлепнул себя массивными ладонями по бедрам и пробасил:
— Ну здорово. Все всё знают, а я как обычно.
— Никифор держал улей в тайне и не разбалтывал всем подряд, — заметил я и осторожно убрал капсулу обратно в рюкзак, уложив его между сменным бельем, чтобы улучшить амортизацию.
Покраснев, как сушеный помидор, который нервно грызет, Миха огрызнулся:
— Ты слова-то выбирай, Мечников. Я не «все подряд», я его с детства знаю.
— Это не значит, что ты бы не проболтался кому-нибудь, — произнес я спокойно.
На это Миха вскочил, будто ему в зад воткнулась верблюжья колючка, он с шумом проглотил остатки помидора и сжал кулаки, прогудев мрачно:
— Охренел? Думаешь, я трепло? А ну иди сюда, сейчас разберемся, кто тут трепло!
Биться с Михой я не собирался, тем более после погони, когда отдохнуть бы и подкопить сил, потому как теперь придется крепко переиначить все планы. Но тот стоит и бычит лоб, будто собирается боднуть, именно так делают молодые бычки на фермах Алексея Лютецкого. Пришлось подняться и, выпрямившись, сказать:
— Успокойся. Я не хочу конфликта.
— Чего-то не верится, — отозвался Миха.
— Один раз я тебя уже скрутил, — напомнил я. — Ну серьезно, Миха. Я ж не чтоб обидеть тебе говорю. А чтобы объяснить поведение Никифора. Он трясся над своей подземкой. Потому и не сказал.
Покривившись, Миха фыркнул, все так же хмуря брови:
— А тебе, значит, сказал. Ты, значит, у нас надежный и проверенный. Признавайся — украл?
Я покачал головой.
— Я отказывался. Но Никифор убежден, что я смогу отнести пчеломатку в какие-то живые земли на севере. Это полный бред. Но теперь у меня на руках пчела, и надо что-то думать.
Судя по движениям мышц на лице детины доверия мои слова у него не вызвали, он шагнул вперед, сжав кулаки так, что побелели костяшки, и проговорил с угрозой:
— Ага, прям я так и поверил. Нашел дурака. Тебе он вот так взял, и отдал пчелу. Почему Никифор мне ее не отдал?
Чуть согнувшись для броска, Миха поднял кулаки, от него пахнуло кортизолом и другими гормонами, которые говорят — еще секунда, и здоровенный кулак полетит мне в лицо. Но я успею увернуться. Впрочем мои мышцы тоже налились кровью, готовые к драке, которая сейчас вообще не к месту.
Чем бы она закончилась, можно только прикидывать, но драка так и не началась благодаря Кате, которая вскочила и шагнула между нами.