В багажном вагоне действительно пекло. Систему вентиляции сюда не привели, а металлический корпус под раскаленным солнцем плавится, а внутри похож на духовку.
— Ладно, — спустя пару секунд согласился я. — Перейдем в пассажирский вагон.
И, закинув рюкзак на спину, направился следом за проводником. Катя и Миха, лицо которого опять от чего-то недовольно сморщилось, двинулись за мной, Катя воодушевленно, а детина — качая головой.
Когда перешли в тамбур следующего вагона, кожу сразу обдало прохладой: вентиляция здесь что надо, она тоже усиливается артефактом. Проводника видно в щели следующей двери, которая ведет уже в вагон. Он оглянулся и кивнул влево на пустые сидения. Миха поравнялся со мной и проговорил, глядя ему вслед:
— Не нравится он мне.
— Да? Это не ты пару минут назад собирался выложить ему про нас все? У тебя на морде было написано, — заметил я, продолжая смотреть на проводника и пассажиров. Кто-то из них таращится в окно, кто-то вяжет, иные вовсе спят. Опасности на первый взгляд нет.
— Ничего я не собирался, — угрюмо отозвался Миха. — Просто он спросил. А я врать не привык.
Детина изобличающе на меня уставился, я покачал головой, не отрывая взгляда от пассажиров, и проговорил:
— Я не врал, а сказал часть правды, которая нам не повредила.
Миха хмыкнул.
— Все равно что соврал.
— Не путай кислое с горячим, — отозвался я. — Нельзя выкладывать каждому встречному нашу подноготную. Может он служебникам нас сдаст.
— Вот я и говорю, не нравится он мне, — охотно согласился детина. — Может ты и прав, конечно, про правду. Но я не так воспитан.
— Ты вообще не воспитан, — встряла Катя.
На что Миха возмущенно выпятил губы и выпрямился, раскрывая грудную клетку и демонстрируя величие и великолепие всей козоводской натуры.
— Враки! — сообщил он важно. — Мой батя был козоводом. И его батя. И меня воспитывали козоводом. Так что воспитание у меня самое что ни есть высшее козоводское.
Катя хихикнула.
— Угу. Поэтому у тебя все козы разбредались?
— Это просто козы не дрессированные, — пояснил Миха и деловито поднял палец. — Вот если бы я их выдрессировал.
— Почему не выдрессировал?
— Я ж их Никифору продал, — наставительно пояснил он Кате такую ясную и очевидную истину.
Мы с Катей переглянулись, она с понимающей улыбкой закатила глаза и чуть покачала головой. Козовод из Михи может и плохой, но до механики руки у него торчат не просто из нужного места, а из самого лучшего места для этого дела. Так что я промолчал, оставив спор между ними, и шагнул в вагон со словами:
— Держимся вместе.
Глава 7
Раньше в поездах я не ездил и представлял, что в общем вагоне люди едут на металлических лавках, обязательно с козами вместе. Но сидения оказались мягкими креслами, обтянутыми грубой, но чистой мешковиной, расположены по четыре на квадрате, два на два против друг друга. Прохладный воздух подается через четыре вентиляционные решетки на потолке в середине вагона, который размашисто покачивает от скорости.
Когда мы вошли, часть пассажиров оглянулась, но быстро потеряла интерес и занялась своими делами. Место, куда нам указывал проводник, у окна, и свободные все четыре.
— Вроде пока тихо, — негромко проговорил Миха.
— Вряд ли он устроит засаду во время движения, — согласился я.
Мы заняли места, я сел по направлению движения, Миха рядом, а Катя напротив. Пустыня за окном плывет быстро, дрезины такой скорости не развивают, разве что набабуренные дрезины Лютецкого и его охраны. Солнце палит, но стекла толстые и сберегают прохладу внутри.
Проводник в это время что-то проверял у девушки на соседнем квадрате сидений. Блондинка с пухлыми губами, волосы до плеч распущены, корсет из мешковины туго перетягивает ей пояс и приподнимает грудь, которая предусмотрительно прикрыта рубашкой. Но все равно видно, что богатства у нее много, не меньше, чем у Кати точно. Штаны свободные, но крепкие бедра тоже легко разглядеть.
— Слюни-то подбери, — негромко посоветовал Миха.
— Я изучаю обстановку.
— Ага, видал я, какую обстановку, — хмыкнул детина одобрительно.
Послышалось раздраженное фырканье Кати, она вздернула тонкий подбородок и, выпрямив спину, демонстративно отвернулась к окну. Мне осталось промолчать, поскольку Катя хоть и красавица, да вот в дороге эти охи и ахи только помешают. Однако блондинку я осмотрел с удовольствием, как и Миха, который делала это не украдкой, а прямиком, чем вызвал у блондинки румянец. Правда от внимания она не отвернулась со смущением, а наоборот выкатила грудь и вытянула шею.
Проводник закончил проверять другого пассажира и вернулся к нам. Сев на свободное место, он проговорил:
— Рад, что вы воспользовались предложением. Ну что, вещайте, куда едете.
Четкого маршрута у нас пока нет, особенно с учетом открывшегося обстоятельства с пчелами. Катя обиженно молчала, глядя в окно, Миха скреб затылок ногтями, а я ответил:
— Сказать по правде, еще не решили. Куда едет этот поезд?
— В Москова град, — немного помолчав, ответил проводник и поправил окуляры под цилиндром. — Вы, похоже, в старой столице никогда и не были. Верно?
Мы вразнобой покивали, а старик-проводник продолжил:
— Так и думал.
— Почему? — спросил я.
— Да лица у вас… Такие…
— Какие?
— Чистые что ли, — пару секунд подбирая слова, ответил проводник. — Ну и загорелые, а не черные от копоти. В Москова граде грязи много в воздухе и каменной взвеси. Вот лица-то и пачкаются от пыли.
Я поправил лямку рюкзака и уточнил:
— Пыль от буров?
Проводник кивнул.
— От них, от самых. После коллапса-то, когда регионы перестали отправлять пищу и разное другое, старой столице пришлось крепко извернуться, чтобы найти для себя новую энергию. Народ-то не захотел работать на электростанциях, пока семьи голодали. Все кинулись фермы делать. Энергетика встала. А она нужна. А рубы кончались быстро. Вот, начали бурить и продавать Лютецкому воду за артефакты, рубы и еду.
— Воду? — удивилась Катя, удостоив нас с Михой снисходительным взглядом. — Откуда там вода?
— Так озеро там залегает, — ответил старик. — Глубоко правда. Вода соленая, минеральная. Очень полезная, говорят. Я ее не пробовал. Дорого, да и продают они ее все больше в Оазис-Техно.
Мне в Оазис-Техно минеральной воды пить тоже не приходилось, значит привозят ее скорее всего непосредственно в башню Лютецкого на самый верх.
— Я бы вас угостил, будь у меня такая вода, — проговорил я.
Проводник по-стариковски добродушно усмехнулся:
— Спасибо, парень. В общем я к чему. Вам бы я туда ехать не советовал. Вы, конечно, вольны сами выбирать, но на пути у нас будет две остановки. Одна вне града, на песочной станции сорок пять. А вторая в Рязна граде. Вот там можете сойти. Там спокойнее.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я.
Понемногу проводник подозрительным казаться переставал. Разговаривает мирно, купить ничего не предлагает. Остается угроза, что он сообщил о нас служебникам, наверняка в этом поезде есть артефакт связи, который позволяет смартфонам обмениваться информацией на расстоянии. Но тут останется лишь действовать по обстоятельствам.
— Вы подремлите пока, — посоветовал проводник. — До песочной станции еще несколько часов пути. А там стоять будем около часа.
Снова обернувшись, Катя спросила заинтересованно:
— А что на ней? На станции.
— Погрузка, дитятко, — ответил он. — Грузы в багажный вагон укладывают, и пассажиры садятся. Там они, правда, редкость. Там места неспокойные, потому и жителей мало. То кочевники, то твари Но ты не боись, дитятко. Я давно сопровождаю этот поезд. Погрузимся, да поедем. Мне пора дальше по вагонам идти. Вы, если есть захотите, идите в самый первый. Там есть уголок с водой и пайками. Скажете, от проводника. Вам и выдадут. Только не борзейте. Там пайка на всю дорогу.
Прозвучало так складно, что я непроизвольно покивал и спросил:
— А вы почему нам помогаете?
Опершись сухой, морщинистой ладонью на колено, проводник медленно поднялся, его вздох получился громким и глубоким.
— Да сына ты мне напоминаешь чуток. Только молодого. Такой же внимательный был, резвый, вникал во все. А там как уехал на заработки, так и не видел я его больше. Сперва он вести слал, что женился. А потом и вести прекратились.
Глаза проводника остановились на невидимой точке, взгляд затуманился, он потер щеку и выпрямился, со вдохом.
— Чего уж. Былого не воротишь, — проговорил он. — Мне пора работать. Если что, ищите меня в начале поезда в первом купе. Там табличка «проводник».
Развернувшись, он направился к двери бодрой и уверенной походкой для такого возрастного человека. А с учетом того, что вагоны качаются, как трусы на веревке во время песчаной бури, и того чемпион.
— Служебникам он нас сдаст, — констатировал Миха негромко, наклонившись вперед.
Глядя, на спину проводника, которая через несколько мгновений скрылась за дверью вагона, я проговорил:
— Может и не сдаст. Не похоже.
— Точно сдаст, — уверенно повторил детина. — Я разбираюсь в людях.
Обернувшись, Катя вскинула соколиные брови и выпучила глаза.
— Ты? В людях? — изумилась она. — Да ты кочевника от оазисного не всегда отличаешь. Вон, Андрея побить хотел.
Миха пожал плечами.
— Технически, я не ошибся. Мечников и правда ж оказался оазисным. Даром, что не таким, как они.
— И все равно. Проницательности у тебя, как у бетонной колонны, — не отступила Катя. — Помнишь, как тебе глазки строила постоялица? Рыжая, улыбчивая. Что ты ей сказал, когда она тебя позвала чайного гриба попить?
Брови Михи сдвинулись, он нахохлился, как громадный цыпленок и пробурчал:
— Что не люблю чайный гриб.
Раскрыв ладони, как в танце-присядке, Катя выговорила изобличительно:
— А я что говорю?
Отмахнувшись, Миха, скрестил руки на груди и отвернулся к противоположному окну.