— Да ну тебя. Это все ваши бабьи выверты. Нет, чтобы прямиком сказать. Так нет, все иносказательно, с двойным дном. Откуда я знаю, что у вас значит «попить чайного гриба».
Катя закатила глаза.
— Можно и догадаться, что на ночь глядя девушка строит глазки и зовет на чайный гриб совсем не для чая.
— А вот и нельзя.
— Ну-ну, — хмыкнула Катя. — Это я все к тому, что проводник и правда может оказаться надежным.
Их подколки я слушал в пол-уха, прикидывая, как ретироваться, если прав окажется Миха, а не Катя. Даже если он вызовет или уже вызвал служебников, раньше, чем на сорок пятой песочной станции они не нагрянут. Не догонят они поезд. Я покосился назад, затем по сторонам. Дверь, в которую мы вошли с задней части поезда, скорее всего будет перекрыта. Во всяком случае, я бы на их месте перекрыл. Окна не открываются, что понятно — открывать окна в поезде через пустыню значит постоянно кормить песком пассажиров. Да и выгребай его потом из всех углов. Спереди тоже вряд ли выйдешь, служебников отправят и туда. Остается вентиляция. Она достаточно широкая, чтобы пропустить меня. Михе может будет и тесно, но воздуховод выведет нас на крышу, а оттуда можно рвать когти.
Звонкий и дерзкий женский голос прервал размышления.
— Скучаешь?
Подняв голову, я сперва уткнулся взглядом в пышную грудь в корсете, даже рубашка не скрывает ее объемов. И только потом поднял его к лицу, на котором сияет смелая улыбка, а миндалевидные карие глаза блестят хитростью и озорством.
— Уже нет, — ответил я расхожей фразой.
Девушка, не дожидаясь приглашения, плюхнулась задом на свободное сидение, Миха глуповато заулыбался, а Катя сверкнула глазами и сцепила зубы.
— Слышала, вы в Рязна град едете? — проговорила она все так же уверенно. — Значит, нам по пути.
Катя фыркнула, а я улыбнулся.
— В хорошей компании время идет быстрее.
— Я там живу, — продолжила девушка, зрелищно закинув ногу на ногу. — Ездила к маман, у нее постоялый двор в этих краях. Дыра-дырой, сами понимаете. Пустыня. Но тут дело такое, маман все-таки. Хочешь-не хочешь, а навещать надо. Я Аделаида. Ада по-простому.
— Андрей.
— Миха.
Катя покосилась на блондинку и натянула улыбку, с которой самое то выписывать штрафы, и проговорила слишком дружелюбно:
— Екатерина.
На нее Ада только покосилась, зато на Михе взгляд остановила подольше, какое-то время рассматривала, потом потерла подбородок и произнесла:
— Миха… Миха… А ты не тот Миха, что с козячей фермы? Ну той, что разорилась.
Лицо детины сперва просияло, видимо, обрадовался, что его узнали, но потом лоб нахмурился, а он ответил настороженно:
— А чего вдруг такой интерес?
— Да просто я помню из детства мальчишку с той фермы. Тоже Михой звали. Мы маман туда ездили за молоком и козьим мясом. Но потом мамкин постоялый двор стал хиреть. Теперь вот перебивается с одного на другое.
С полминуты Миха двигал бровями, по лбу волнами ходили морщины, что означает: думает изо всех сил. Потом брови взлетели на лоб, а он выдохнул:
— О! Так ты дочка Сопочки что ли?
— Она самая, — с довольной улыбкой ответила Ада.
Развернувшись к ней всем корпусом, Миха хлопнул себя по бедрам и присвистнул. Его взгляд еще раз оценивающе прокатился по блондинке с головы до ног и обратно, задержавшись на пышных формах.
— Вот ты какая стала! Выросла-то как!
— Да ты тоже, как я посмотрю, — довольно хмыкнула Ада и повернулась ко мне. — А вы, значит, едете за лучшей жизнью в Рязна град?
Мы втроем переглянулись, пока Миха набирал воздуха для ответа, я проговорил:
— Что-то вроде.
— А почему не в Красный град? — поинтересовалась Ада и, откинувшись на спинку сидения, от чего рубашка на груди натянулась, достала из кармана мешочек с сушеным бататом и бросила кусочек в рот. — Там-то жизнь точно побогаче, чем везде. Говорят, зеленых ферм полно. И кислород бесплатно раздают
Она протянула мне мешочек и взглядом предложила угоститься. Приличия ради я взял пару долек и кивнул на Миху с Катей. На это Ада пожала плечами и передала мешочек им. Катя с хмурым лицом покачала головой, зато Миха с удовольствием цапнул и одну за другой стал закидывать дольки в бездонную пасть.
Я проговорил:
— В Красном граде ничего не бывает бесплатно.
— Говоришь так, будто наверняка знаешь. Откуда? — поинтересовалась блондинка, щурясь.
— Люди говорят, — ответил я уклончиво.
На что девушка отмахнулась и поправила пышные волосы.
— Люди всякое говорят, — сообщила она деловито. — Если бы я верила всему, что говорят люди, давно сдохла где-нибудь в канаве Рязна града. Но ничего, выжила и преуспела.
— Похвально.
— Именно. Я девушка деловая, сразу вижу, с чего будет толк, а с чего нет.
— И чем ты занимаешься, деловая девушка? — спросил я, поглядывая то на хмурую Катю, то за окно, где проносятся песчаные горы с кустами в колючках.
— В основном торговлей, — сообщила блондинка и заправила за ухо светлую прядь. — Продаю, покупаю, покупаю продаю. А вы?
— А мы пока в поиске, — снова не дав Михе ответить, проговорил я.
— Безработные значит, — заключила Ада и, обернувшись к Михе, забрала у него мешочек с сухим бататом, который детина ополовинил. — Ну смотрите, если будет нужна работа или жилье, обращайтесь.
Я покивал.
— Звучит, как деловое предложение.
— Говорю же, я деловая. Не люблю болтать без толку.
На вид блондинка с выдающимися формами вызывает разве что слюноотделение и тесноту в штанах. Но ведете себя уверенно, даже немного развязно, что говорит либо о связях, которые её, в случае чего, прикроют, либо о том, что она действительно хваткая и умеет вести дела. Всех нас она еще когда рассаживались по местам, рассмотрела внимательно и с пристрастием. Что-то да высмотрела, если решила подсесть.
— А ты всем незнакомым предлагаешь помощь? — спросил я прямо.
На это Ада откусила белоснежными зубами от дольки батата и с ослепительной улыбкой ответила:
— Только тем, кто мне понравился. Я отлучусь не на долго.
Она неторопливо поднялась, убрав мешочек в карман, и изящно развернулась, красиво прогнув спину. После чего направилась в сторону передней двери вагона, придерживаясь пальцами за спинки сидений и покачивая вздернутыми ягодицами.
Я чуть наклонил голову, провожая ее взглядом, Миха вывернул шею и тоже смотрел ей вслед, а когда она скрылась за дверями, проговорил с придыханием:
— Вот же какая… Выросла.
Слева Катя с поднятым подбородком и прямой спиной бросила коротко:
— Швора.
Миха охнул.
— Катерина, не ругайся. Девушке не положено ругаться. Ну и почему сразу швора? Красивая девка стала. У нее… Ну… Вон какое добро.
Я выпрямился. Добро у Аделаиды действительно внушительное, не пропустишь.
— Не поспоришь, — согласился я. —Ты хорошо ее знаешь?
Пожав плечами, Миха ответил:
— Да как, знаю. В восемь лет вместе играли на ферме, когда они с мамкой приезжали. Ну и когда мы к ним на постоялый двор с батей заезжали тоже. А потом как-то перестали. Да и все. А теперь вот видишь, как случайно встретились.
Снова раздалось раздраженное фырканье Кати, она сложила руки под грудью и произнесла:
— Да она же вся перед вами на изнанку вывернулась. Особенно перед Андреем. Так себя приличные девушки не ведут. Швора.
В Красном граде нравы в целом сдержанные, но не строгие, никто не станет оглядываться на девушку в юбке выше колен, но прилюдное проявление чувств не приветствуется. Хочется интима — идите в жилую капсулу и вперед. Но за пределами Красного града правила сильно разнятся, и чем глуше местность, тем темнее порядки. «Медный ковчег», откуда вышла Катя —постоялый двор продвинутый, да и она сама, не будь козьим пухом, ломанулась за нами в багажнике дрезины. Чего взъерепенилась на блондинку — не понятно.
— Катя, не ревнуй, — хмыкнул я в шутку. — Мы тебя больше любим.
Щеки ее вспыхнули, как малиновый сердечник в центре арт-аккума, глаза выпучились, а губы раскрылись.
Она выдохнула:
— Я? Да я не ревную! Да вы… Ты… Я просто не хочу, чтобы вы попали в передрягу!
— Катенька, — ласково обратился я к ней негромко, — мы убегаем с последней пчелой в мире от служебников Лютецкого на поезде через пустыню. Мы уже в передряге.
— Да, но с ней мы закопаемся еще глубже! — упорствовала она.
— Значит, придется выкапываться, — заключил я. — Пока она вреда не принесла. А мы, если начнем отбрыкиваться, вызовем подозрения. Где ты видела мужчин, которые прогоняют красотку, которая сама подошла пообщаться.
Носик брюнетки сморщился, будто она нюхнула прокисшей похлебки.
— Хотите, ее прогоню я? Я девушка. Мне можно.
Тут вступил Миха, которому все это время предусмотрительно не давали влезть в разговор.
— Не надо никого прогонять, — с возмущением сказал он. — Мешает она тебе что ли? Ну сидит, ну разговаривает. Кому от этого плохо?
Глаза Кати на это только закатились в возмущении, она нетерпеливо выдохнула и помотала головой, замолчав и откинувшись на спинку сидения.
Глава 8
Обхватив рюкзак и опершись спиной на стык между сидением и стеной, я в полудреме покачивался в вагоне. За окном в пустыне стали чаще попадаться камни и скалы. Кое-где молчаливыми исполинами, торча из барханов, проплывали руины, как напоминание о былом величии цивилизации. Ада не вернулась, видимо, ушла в вагон-столовую. Миха и Катя тоже дремали.
Расслабленной рукой я скользнул в рюкзак и достал баклажку. Отпив, убрал обратно и покосился на сохранный артефакт, который в темноте рюкзака подсвечивается светло-голубым. Пчелы в середине геля умиротворенные, будто не от них зависит судьба всего биоценоза Земли. Да и куда им о таком беспокоиться. А мне — в самую пору. Только идей пока примерно чуть больше, чем ноль. Ломиться на север, ориентируясь только на сказки Никифора дело заведомо прогарное. Но сидеть и ждать, как говорят, у бархана пыльную бурю, значит тратить ценное пчелиное время. А его Никифор обозначил очень конечным.