Он кивнул.
— Тоже верно. Пойдем, парень, посмотрим, что там с рукой.
Развернувшись, проводник шагнул в соседний вагон. Катя дернулась следом, но Миха ее удержал и, покачав головой, негромко произнес:
— Угомонись уже.
— Да ладно, — отозвался я и подмигнул Кате, шагая за проводником и поправляя лямки рюкзака. — Любознательная она. Ничего не поделаешь.
— Не любознательная, а любопытная, — поправил Миха. — Любопытство сгубило кошку.
Катя уронила лицо в ладони, плечи задрожали, послышался ее приглушенный со всхлипами голос.
— Я не хотела…
Обернувшись на детину, я постучал пальцем себе по виску и проговорил:
— Ты зачем девушку до слез довел? Катенька, не плачь. Ну накуролесила, с кем не бывает. Все живы.
Миха воздел палец к потолку и ответил значительно:
— Чтобы неповадно было.
— Ты себя воспитывай, — хмыкнул я и подмигнул Кате.
— Вот те раз. Я вообще-то на твоей стороне, — вскинув брови на лоб, выдохнул Миха. — Даже обидно.
Я вздохнул и ответил:
— Мы все на одной стороне, Миха.
Поезд качнулся, набирая скорость, Катя запнулась и ухватилась за мой локоть.
— Прости, — шепнула она. — Не злись.
Мои губы сами поползли в улыбке. Злиться на женщину, все равно, что на ребенка. Опекун еще в шесть лет популярно объяснил, что женщины существа эмоциональные, порой не поймешь, их логики. Мало ли, что ей понадобилось от ящерицы. Может суп из нее сварить хотела или в качестве питомца забрать. В любом случае, орать на нее бесполезно. Только заплачет, а все равно не поймет.
Я ответил:
— Да не злюсь я.
— Правда?
— Правда.
Перешагнув порожек, я оказался в другом вагоне и, пройдя его насквозь, вошел в купе проводника. Тот, сидя на лежанке, уже разложил перед собой на столе бинты, йод и бутыль с антисептиком. Рядом в виде большой лупы в шестеренках и толстой зеленой линзой блестит артефакт-медик.
— Много у вас артефактов, — заметил я, входя в купе.
Проводник хмыкнул, кивая.
— Так и я проводник, а не какой-нибудь кочевник. Рубы имеются. Садись, поглядим.
Когда уселся напротив, проводник быстро поводил зеленой лупой над моими пальцами, покряхтел, позаглядывал и с видом мудрствующего доктора заключил:
— Повезло. Переломов нет.
Глядя на распухшие пальцы, я заметил с сомнением:
— А так и не скажешь.
— Распухли от ушиба, — объяснил он. — Есть у меня одно средство. Намажем, замотаем и будешь как новый.
Он достал из-под стола пузырек с зеленой мазью. Он еще закупорен, но мой нос уже уловил приторно-гадкий запах. Я поморщился, а проводник усмехнулся, откручивая крышку.
— Выглядит может и не очень, — сказа он. — Зато помогает.
Когда крышка оказалась на столе, я отвернулся, не зная, куда деть нос, потому что завоняло, как из помойной кучи.
— Не кривись, — снова хмыкнул он. — Потом спасибо скажешь.
— Куда я денусь, — обреченно отозвался я.
Со стороны двери повеяло чем-то знакомым, потом в проходе появилась сперва грудь, затем и сама блондинка. Она оперлась плечом на косяк и ослепительно улыбнулась, сложив руки под грудью, от чего та эффектно приподнялась.
— Я видела, как ты убегал и сражался с тварью, — произнесла она одобрительно. — Мне понравилось.
— Как убегал или как сражался? — уточнил я, глядя, как проводник длинной палочкой перемешивает зелень в бутыли.
Ада чуть наклонила голову, выигрышно открывая нетронутую загаром шею.
— И то, и другое, — усмехнулась она и предложила проводнику: — Давайте я нанесу мазь? У меня пальцы более ловкие.
На это дед пожал плечами и неторопливо поднялся, будто не он недавно, как акробат, свисал с перрона, успевая стрелять из арбалета. Поправив деловито цилиндр, он ответил:
— Вперед. Мне еще обход делать. Только густо не мажь. Мазь действенная и ценная. Нечего попусту расходовать.
После чего покинул купе. Аделаида с довольным видом резво плюхнулась на его место и цапнула меня за ушибленные пальцы.
— Ай!
Она кукольно округлила глаза и выдохнула с удивлением:
— Больно?
— Щекотно, — покривившись, отозвался я. — Страсть как щекотки боюсь.
Аделаида засмеялась негромко и немного томно, пальцы перехватила теперь аккуратнее и посмотрела на меня, чуть наклонив голову вперед. При этом выпрямилась, и все ее достоинство зрелищно качнулось над столешницей.
— Я могу щекотать и помягче, — многозначительно хмыкнула она.
После чего достала из бутыли палочку и, придерживая мои распухшие пальцы, стала наносить вонючую мазь. Запах перегрузил нос так, что даже эффектная блондинка с четвертым размером не смогла его перебить. Пришлось отвернуться к проходу, откуда немного, но тянет свежестью.
Аделаида встрепенулась и спросила, нарочно округляя пухлые губы:
— Что такое? Опять слишком щекотно?
Сказать про вонь неудобно, еще поймет не так, поди разбери этих женщин, но смердит так, что хоть топор вешай.
Пришлось признаться:
— Мазь ароматная.
Опустив взгляд сперва на бутыль, затем на мои измазанные пальцы, а потом переведя его снова на меня, блондинка озадаченно закусила губу.
— Вроде пахнет не сильно, — заметила она.
— Не сильно, — выкрутился я. — Но настойчиво.
— Надо же, — задумчиво протянула Аделаида и, прищурившись, продолжила наносить мазь мне на кожу. — Какой ты чувствительный. И чувственный.
Намазывать она прекратила и, взяв бинт, стала с нарочитой медлительностью обматывать пальцы. В Красном граде, как, наверное, и в любом другом, есть категория легкодоступных женщин. Для них используют слово «шпилька». Опекун, мир его праху, говорил, что с женщиной, которая не имеет ничего, кроме тела, в долгую дорогу отправляться нельзя. Потому как сегодня она продастся тебе, а завтра — тому, кто предложит больше рубов. Если и обращаться к ним, то только конкретно и на один раз.
Относится ли Аделаида к таковым — пополам на пополам. Напрямую она цену не озвучивала, так обычно делают в Красном граде. Но кто знает, как принято за его стенами.
Ада тем временем продолжала бинтовать мне пальцы. Я разглядывал ее спокойно и прямо. Узкий подбородок, пухлые губы, вздернутая грудь, которую она демонстративно выпячивает. По косвенным признакам похожа на шпильку, но если спросить и ошибиться — будет резонная обида.
Я начал издалека:
— Ты всем кидаешься бинтовать руки?
Судя по снисходительной улыбке, Аделаида поняла, куда я клоню, глаза ее хищно сверкнули.
— Только тем, кто этого заслуживает, — ответила она елейным голосом и затянула оборот бинта с такой силой, что я покривился.
— И часто? — не отступал я, потому как ясности все еще нет.
Хмыкнув, Аделаида сделала последний оборот бинта и резким движением затянула узел, я снова скривился, а она завязала бант и проговорила:
— Если девушка смелая, не прячет голову и все, что у нее есть в песок, вовсе не значит, что она шпилька.
От прямоты я поперхнулся слюной, но тут же прочистил горло со словами:
— Что смелая это точно.
— Просто ты мне понравился, — прямо заявила блондинка, закручивая бутыль с мазью, от чего дышать мне стало значительно легче. — Ты ведь не занят? Или у вас с брюнеткой что-то?
— Не занят, — ответил я по факту, потому что намерений относительно Кати я не озвучивал, да и какие намерения после пары дней знакомства. Катя мне интересна, но лучшее, что могу для нее сделать, это быть подальше.
Поправив волосы, Ада улыбнулась шире.
— Тогда не вижу препятствий, — сообщила она и потеребила пуговку на рубашке, под которой вздымается достояние пустыни.
Не соблазниться такими формами нельзя чисто физически. Любой живой мужчина среагирует, я — не исключение.
Но все же сказал:
— Смотря к чему.
— А к чему ты хочешь?
Признайся Аделаида, что шпилька, я бы положил на стол оговоренную сумму, закрыл бы дверь в купе и содрал бы с нее брюки. После погони и пустынной твари разрядиться бы не помешало. Но девушка утверждает, что приличная, а с приличными так не поступают. Впрочем, впервые вижу, чтобы приличная сама вешалась на шею. Платить? Не платить?
— И ты действительно очень красивая девушка, — начал я, аккуратно подбирая слова, чтобы выяснить, что с меня в итоге попросят за услугу.
Но Аделаида поднялась и, приблизившись, наклонилась и прижала палец к моим губам.
— Меньше слов, Андрей.
Сев передо мной на стол, она оперлась ладонью на столешницу и потеребила шнуровку корсета. Боль в пальцах стала меньше. От мази или от тесноты в штанах, ясно не до конца, но вид однозначно приятный.
— Так что вы ищете в Рязна граде? — приглушенно спросила Аделаида, покусывая нижнюю губу.
Вопрос отрезвил, теснота в штанах пропала, хотя боль в пальцах не вернулась. Значит, все же мазь.
Надув щеки, я выдохнул.
— Для начала ночлег. А там посмотрим.
— Неплохо, — согласилась Ада и убрала у меня с волос невидимую песчинку. — Слушай, если вам нужно где-то остановиться, могу помочь.
— Только не говори, что ты хозяйка постоялого двора, — улыбнулся я, чуть отклонившись, чтобы она не дотянулась до моих волос.
Кокетливо пошевелив плечами, Ада проговорила:
— Постоялый двор у маман. В пустыне. Маман говорит, это мое наследство. Только это наследство еле дышит. Надо перезапускать, чтобы стал процветающим. Не хуже «Медного ковчега». Но сам понимаешь, ресурсы.
— Понимаю. И что предлагаешь?
— У меня в Рязна граде есть знакомый, — ответила блондинка, — у него над столовой во владении целый этаж с комнатами. Конечно. Это не те этажи, что в Красном граде, я наслышана о тамошних человейниках. Но все же лучше. Чем ночевать под мостом.
При этом девушка поерзала, ближе придвигаясь ко мне. Теперь я снова в зоне доступа ее длинных рук и тонких пальцев. В довершение она развернулась ко мне, теперь ее достояние пустыни колышется прямо перед лицом, что игнорировать технически невозможно.
Чуть наклонившись вперед, Аделаида добавила приглушенно: