— Твои предложения?
Улыбка девушки стала шире, ровные зубки сверкнули в бледном свете дрожжевых ламп.
— Лезьте сюда, — скомандовала она. — Только тихо.
— А там что?
— Люк на крыше, — пояснила она.
Вариант более рабочий, чем нападать на комендантов. Первым покарабкался Миха. Несмотря на его внушительную массу, вышло у него это проворно, как у многопудовой гориллы: методично, выверено и бесшумно.
— Ты где так лазать научился? — спросил я.
— А ты попробуй ветряки Никифора почини, — ответил сверху Миха негромко, с трудом разворачиваясь на узкой верхушке стеллажа.
Подсаживая Катю, я так же тихо продолжил:
— Часто ломались?
— Так ржавые же, — разводя руками, ответил детина.
Лезть по стеллажу у Кати получалось менее проворно, чем у Михи, пришлось толкать ее под колени и упругие бедра. Возмущаться она даже не пыталась, только зыркнула из-под соболиных бровей неоднозначно: то ли смутилась, то ли порадовалась. Когда она влезла наверх, Ада оглядела ее снисходительно сверху вниз и наклонилась ко мне, любезно протягивая руку.
От помощи я отказался и с легкостью вскарабкался наверх. На вершине стеллажа тесно, мы все оказались нос к носу. Ада выпрямила спину и, хмыкнув, поинтересовалась:
— Гордый?
— Самостоятельный, — поправил я и повертел головой, потому как коменданты внизу уже подкатили ступеньки и лезут в вагон. — Где люк?
Блондинка указала на потолок. Он выложен одинаковыми серыми квадратами из металла, ровными, стык в стык.
Я заметил нарочно миролюбиво:
— А ты шутница, как я посмотрю.
— Еще какая, — отозвалась Ада и, бесшумно пройдя по краю стеллажа, встала на цыпочки и надавила на одну из пластин.
Та негромко щелкнула и поддалась, после чего, блондинка сдвинула ее на выдвинувшихся салазках в бок. Открылся узкий проход, который легко пропустит стройную Катю. Михе же придется потрудиться.
— Выше второй люк, — сообщила Ада. — Но я до него не достану, если только подсадите.
Она мне ослепительно заулыбалась. Катя сбоку и держится за мой локоть. Вижу ее только краем глаза, но пахнет от нее мятой сильнее, чем обычно, значит напряжена или взволнована. А может и то, и другое. Тем не менее, подсадил бы я Аду незамедлительно, но Миха опередил: он шагнул вперед и одним махом поднял блондинку столбиком.
— Давай, — приказал он, — открывай свой люк.
Натянув благодарную улыбку, девушка уперлась одной ладонью ему в макушку, а второй пошарила вверху. К этому моменту комендант с морщинистым лицом и седыми волосами уже поднялся в вагон и двигает дрожжевым фонарем перед собой.
Пока я с тревогой косился на него и подтягивал испуганную Катю к себе, тот бросил коллегам через плечо:
— С этим праздником аэростатов все с ума посходили! Тут ни зги не видать! Нужен фонарь побольше.
Второй, моложавый и свежий, как весенняя картошка, ему посоветовал со ступенек, по которым поднимался:
— Включи освещение в вагоне.
— Не могу, — ответил пожилой, — проводник сказал, освещение только в пассажирских вагонах.
— Не может быть. Брешет.
— Брешет или нет, а света нет, — заключил пожилой комендант. — Хочешь разбираться с ним, иди и разбирайся.
Моложавый развернулся и стал спускаться обратно со словами:
— И пойду. Что за брехня? Света у него нет. На крыше поезда для чего солнечные панели? Артефакт-аккумулятор ему зачем?
Пожилой предположил терпеливо:
— Для езды ночью. Поезд поди разряжается быстрее дрезины, если без арт-аккума.
— Ничего не знаю, — не угомонялся моложавый, спрыгивая на бетонный перрон. — Свет должен быть.
После чего широкими шагами направился вдоль вагона, пока не скрылся. Тот, что остался внутри, покривился морщинистым ртом и продолжил шарить дрожжевым фонарем перед носом, по шагу продвигаясь вперед.
— Делать больше нечего, за проводниками бегать, — пробормотал он. — У них и зад в тепле, и заработки. Мне бы на диван, под плед виды созерцать, а я по багажным вагонам шастаю…
Пока я наблюдал за проводниками Ада справилась со вторым люком. Она тихо меня окликнула:
— Эй, красавчик, долго будешь коз считать?
Когда оглянулся, Миха уже выталкивал пышнозадую Аду в верх, не упуская шанса пощупать ее за бедра. По виду блондинка вроде не против, но, едва выбралась на крышу и заглянула сверху в люк, ее улыбка стала хищной, и она произнесла с нарочитой ласковостью:
— Миха, сладкий, еще раз так сделаешь, я тебе пальцы переломаю. Понятно?
Лицо детины вытянулось, будто он не при чем и понятия не имеет, о чем речь. Разведя руками, он выдохнул:
— А что я? Я вообще ничего.
— За зад меня тоже не ты лапал? — с той же нарочной любезностью поинтересовалась Ада.
— Так я не лапал, — с жаром заявил Миха. — Я оказывал незаменимую услугу. Коэффициент полезного действия вырабатывал.
— Ты со своим коэффициентом сходи в квартал шпилек, — предложила Ада. — А то он у тебя из штанов выпирает.
— Ничего не выпирает, — отозвался Миха, на всякий случай мельком опустив взгляд себе на передний шев штанов. — Я ж ради общего дела стараюсь. Тяжести поднимаю.
Глаза блондинки покруглели, как два блюдца, она выдохнула:
— То есть, я толстая?
Даже Катя, несмотря на очевидную неприязнь между девушками, в этот момент сокрушительно покачала головой, а я толкнул Миху под бок и сказал:
— Не время. Полезли.
Следующим под сердитыми взглядами Ады вылез Миха, потом вдвоем под ворчание блондинки в его адрес мы вытолкали Катю, следом выбрался я.
Нос очумел от запахов горячей смазки, раскаленного металла, озона, чемоданов и десятков людей разной конституции. Помотав головой, я потер лицо и помассировал крылья носа. После чего огляделся. Сверху вокзал просматривается во все стороны. Позади поезда несколько рельсовых полотен уходят в песчано-каменистую даль, с другой стороны локомотив теряется в широких квадратных воротах. Пока раннее утро, темно, и есть шанс пробраться в город по крышам вагонов незамеченными.
Кивком я указал вперед.
— Пригнулись и как мыши пошуршали.
— Мог бы и спасибо сказать, — заметила Ада.
— Я и сказал, — ответил я.
— Когда?
— Да вот только что, — с улыбкой отозвался я. — Спасибо.
Хихикнув, блондинка подсогнула колени и, оттопырив обтянутый штанами зад, направилась за Михой, который, как пустынный альфа-козел, ломанулся к носу поезда.
— Я ей не доверяю, — пробурчала Катя, проходя вперед меня.
Придерживая ее за локоть, я двинулся следом.
— Не доверяй, — посоветовал я.
Катя покосилась на меня через плечо, осторожно обходя заграждение солнечной панели.
— Ты мне не веришь, — с пониманием произнесла она. — Ада эффектная. И помогает. Но… Не знаю. Не нравится она мне.
— Ну… — заметил я, обходя загородку, — девушка она и правда красивая.
Катя не обернулась, но в утренней мгле ее плечи передернулись.
Мы двигались бесшумно. Внизу гомонили пассажиры, отдавали команды коменданты, кто-то куда-то бежал, гремели тележки и приставные ступеньки. Полоска света на горизонте ширилась, что значит шевелить ногами нужно активнее. Я поторопил Катю, а та фыркнула:
— Думаешь, коменданты полезут на крышу?
— Полезут, если увидят нас на ней, — ответил я, придерживая ее за руку, пока она перебиралась на следующий вагон. — А это произойдет, если не успеем до рассвета. Нас тут как на ладони будет видно.
— Успеем, — отозвалась девушка, — Все равно проводник им наплел с три короба.
— Откуда знаешь?
— Слышала.
— Когда успела? — удивился я, перепрыгнув следом.
Катя смахнула затянутые в хвост волосы за спину и ответила неоднозначно:
— Некоторые внимательно слушают, а не пялятся на всяких.
Прикидывая, когда это проводник успел наплести комендантам так, чтобы Катерина могла подслушать, я ответил:
— Ну почему на всяких. Я и не на всяких могу пялиться. Если есть на что.
На это Катя хмыкнула, вроде не довольно, но спину распрямила, а плечи расправила. Девушки создания неоднозначные, могут улыбаться, а потом зарядить по морде. А бывает наоборот, орет чего-то на своем птичьем, а после придет и приласкается. Главное не пытаться понять, а просто любить и защищать, потому что, как говорил опекун, если женщина тебя по-настоящему выбрала, она за тобой и на край пустыни поедет.
К носу поезда мы добрались, когда небо побледнело и обрело бирюзовые оттенки. У края локомотива ада с Михой о чем-то шепотом спорили.
— Если тебя увидят первым, могут появиться вопросы, — вещала Ада.
Миха перегородил ей путь и сказал:
— А если там будут коменданты, тебя, чего доброго, поймают. Придется за тебя вступаться, а это нас раскроет.
— Да с чего им меня ловить? Я в Рязна граде, как ящерка в песке, — изумилась блондинка. — Никто ко мне приставать не будет. Тем более сам посмотри.
Она кивнула вниз. Локомотив отдыхает в небольшом депо, впереди еще приличное расстояние до отбойника, чтобы при необходимости уместить весь состав. По краям полупустые перроны, время от времени пробегают носильщики и работники станции, но комендантов не видно. Судя по всему, все заняты пассажирскими вагонами.
Поправив рюкзак на спине, я проговорил:
— Поспорите потом. Спускаемся. Тихо, по одному и на правую сторону.
Обычно на таких локомотивах лестницы по обеим краям, но справа перрон ближе, а чуть дальше по диагонали широкие двери, скорее всего либо в город, либо еще куда. В любом случае, нам в первую очередь нужно покинуть перрон.
Под недовольные шепоты Ады и Михи, мы спустились с крыши поезда.
— Куда ведет та дверь? — спросил я.
Бросив на Миху сердитый взгляд, Ада ответила:
— На привокзальную площадь, конечно.
— Отлично. Там мы и затеряемся, — сказал я и, сделав знак рукой, чтобы следовали за мной, быстрыми перебежками двинулся к дверям.
До нее оставалось метра три, когда мой нос учуял спиртовой запах чужака, а Катя позади шепнула: