— Чего? — не понял Миха и стал собирать листы.
Я пояснил:
— Бумага, говорю, настоящая. Из лишайников сделана.
— Надо же, — заметил детина, заглядывая в листы, — значит у нас бумага стоит как баллон с кислородом, а у них вон, гляди сколько листочков! Стало быть производили где-то. Вопрос, чего они такое замечательное место покинули?
Я кивнул на карту и предположил:
— Видимо, не нашли, что искали.
— Знать бы, что им понадобилось в этой дивной глуши, — продолжил вещать непривычно рассудительный Миха, складывая листочки в папку один на другой. — Здесь трава, папоротники, дожди идут. Никакой пустыни, песок в рот не лезет. Почему не построить здесь град?
— Затратно, — догадался я. — Прибыльнее выкачивать природные ресурсы из донорских земель, а в основных держать население в ежовых рукавицах. Предстать, если люди узнают, что здесь не жарко, трава сама по себе растет из земли, а не на зеленых фермах, все рванут сюда. Власть Лютецкого пошатнется. Оно ему надо?
Вглядываясь в строчки на листах, Миха сощурился, пытаясь разобрать что-то, потом проговорил:
— Читаю я, конечно, не очень прытко, но кажется здесь что-то про артефакты и… Корреля… Тьфу ты, швора, что за слово такое.
Мы с Катей переглянулись, я оторвался от блуждания по карте и развернулся к детине.
— Ну-ка дай посмотрю.
Когда Миха передал листы, жестковатые, немного вощеные, с характерным запахом, который оставил лишайник, я пробежался взглядом по заголовку.
— «Корреляция назначения артефактов по генам-мутантам в прикладной программе Оазис-Техно по повышению эффективности производства и жизни», — прочитал я вслух, и меня до онемения в спине окатило льдом.
Сглотнув слюну, которая в раз стала вязкой, я поднял голову на Миху и Катю и проговорил:
— Твою… швору… Я понял, зачем он за нами гонится.
___________________________________
Если эта глава соберет больше трех комментариев, то следующую сделаю побольше.
Глава 17
Лица у обоих членов моей команды вытянулись, брови напряглись, рот Кати раскрылся, а Миха нервно шагнул вперед.
— Ну-ка удиви, — произнес он.
Открытие ударило под дых тупым кулаком Снова и снова пробегая взглядом по строчкам, я все больше убеждался в его логичности. Мозаика складывалась в четкую картину, напоминая иллюстрацию к детской страшилке.
— Вы только в обморок не падайте, — предупредил я, с трудом осознавая догадку, и отложил листы на стол. — Лютецкому нужны люди с геном-мутантом.
— На кой? — не понял Миха.
Я набрал побольше воздуха и проговорил одним разом:
— Он делает из них артефакты.
Повисла тишина. В ней легкое гудение экранов звучит непривычно громко. Оба посмотрелаи на меня долгими взглядами, Катя захлопала ресницами, а Миха загоготал нервно.
— Да ну, — проговорил он с сомнением, — прямо из людей? Как так?
Пришлось объяснять, хотя и самому верилось с трудом.
— Понимаю, как это звучит, — проговорил я. — Но сами посудите: детей с геном-мутантом служебники забирали в самом детстве. Куда они делись и что с ними стало не известно. Зато артефакты разного назначения стали появляться после этого регулярно. Ну, вспоминаете?
Кривя губы, Миха неоднозначно покачал головой, но в разговор вступила Катя. Прикладывая к лицу ладошки, она произнесла:
— Вообще-то пока я не попала к Никифору, то жила в приюте немного восточнее от Красного града. Мне было пять, когда на моих глазах забрали мальчика и девочку. Они точно были с геном-мутантом, до этого мы играли часто. Мальчик одной рукой поднимал тумбочку, а девочка как-то упала с дерева, расшибла колено. А оно затянулось прямо на глазах. Больше их никто не видел. А когда я спросила воспитателя, что с ними стало, мне ответили, чтобы не совала нос, куда не надо. Тогда я и решила никому не рассказывать о своем слухе.
Я кивнул.
— Аналогично.
Все еще кривясь, Миха отозвался нехотя:
— Ну, ладно, пускай так. То, что служебники забирали детей-мутантов мы все знаем. Но мы не дети-то.
— А какая разница? — ответил я и поднял над головой листок. — Тут нигде не сказано, что донорами должны быть именно дети. Судя по всему, важно само содержание. Детей забирали активно. Видать всех поизымали. А тут мы, целых трое.
Катя охнула и села на стол, поерзав для удобства.
— Но откуда они узнали?
— Тут тоже все просто, — стал объяснять я. — Меня сдал Козельский, это тот, кто меня и с проектом сдал Лютецкому. Видимо, просек, что я запахи слишком хорошо различаю.
Сжав правый кулак до хруста, Миха стукнул им в левую ладонь и выдавил сквозь зубы:
— Такому Козельскому я бы рыло-то начистил бы.
— Понимаю, — с кивком отозвался я.
Миха продолжил все с тем же напором и разминая шею, будто уже сейчас собирается отправиться разыскивать Козельского, чтобы все ему растолковать:
— Но мы-то с Козельским не знакомы. Откуда про нас узнали служебники?
— Аделаида, — коротко ответил я. — Она ушлая. Догадалась. Я слышал, как она по смартфону с артефактом связи говорила с кем-то. Как раз сообщала, что один есть точно. Второй под вопросом, а третий — возможно. Один это я, в том, что я мутант она была уверена. А в Кате не очень. Миху подозревала, но не понимала, в чем конкретно его мутация. Откуда ей было догадаться, что наш детина чудо-механик.
По помещению вдруг разнесся испуганный вдох Кати, мы оглянулись, а она проговорила с блестящими от влаги глазами:
— Это что выходит? Каждый артефакт, которыми мы пользуемся, это в прошлом какой-то человек?
Стало немного гаденько. Катя права, артефакты в какой-то мере то, что осталось от людей с генами-мутантами. О технологии создания артефактов не известно никому, даже мой всезнающий опекун эту тему обходил стороной. То ли сам не знал, то ли предпочитал ее не касаться.
Скрестив руки на груди, я покивал.
— Согласен, это отвратительно. Но кто ж знал…
— Знал бы, ни в жизни не прикоснулся бы к артефакту, — с жаром согласился Миха.
Какой бы жуткой ни выступала правда, я все же произнес:
— То, что делает Лютецкий, дико. Но те артефакты, которые уже созданы, в какой-то мере продолжение тех людей. Не уничтожать же их.
Встрепенувшись, Катя выпрямилась на столе и выдохнула:
— Ни в коему случае! Это все, что от них осталось! Но согласитесь, продолжать делать такое — безумие.
— Не поспоришь, — отозвался я.
Она продолжила все так же пылко:
— И что Лютецкий делал в этих далеких, заброшенных землях? Что значат крестики на карте? Почему они бросили здесь все? Кто-нибудь может ответить?
От волнения девушка часто задышала, щеки покраснели, она приложила ладонь к груди и стала похлопывать, чтобы себя успокоить. Беззащитную и испуганную, ее захотелось защитить от бед всего мира, я скинул рюкзак на одно плечо и достал из него флягу с водой, после чего передал Кате и отправил рюкзак обратно на спину со словами:
— Мы со всем разберемся. Не волнуйся.
Катя открутила крышку и сделала несколько больших глотков. Закрыв флягу, она вернула ее мне, а когда я убрал, проговорил негромко:
— Это надо как-то остановить… Так же нельзя. Это же живые люди…
— Живые мы! — подметил Миха. — Мне вот не хочется становиться артефактом Алексея Лютецкого.
— И мне, — согласилась Катя. — Но именно для этого он и гонится за нами.
Представлять, как нежная, красивая Катя превратится в какой-нибудь артефакт-аккумулятор или артефакт связи я даже не пытался — в груди в момент закипало жгучее, а мышцы наливались кровью и сжимали кулаки.
— Не догонит, — мрачно ответил я. — Я не дам сделать из нас артефакты.
Перепуганное личико Кати озарилось скромной улыбкой, она шмыгнула носом и открыла рот, наверняка чтобы восхититься моей смелостью, но выражение радости слетело, брови сшиблись на переносице. Повернув правое ухо куда-то влево, она несколько секунд прислушивалась, потом проговорила очень тихо:
— Кажется, вот и ответ, почему служебники покинули базу.
Принюхался, но ветра внутри нет, вентиляция не работает и из запахов я чую пока только металл, листы из лишайников, пыль, тела Михи и Кати, ну и так по мелочи. Но лоб Кати хмурится все активнее, а голова наклоняется левее.
— Что слышишь? — негромко спросил я и подхватил с пола кусок арматуры.
— Какой-то цокот кажется… — ответила Катя еще тише. — Будто когти по металлу…
Переглянувшись с Михой, мы, не сговариваясь, на носочках двинулись в сторону, куда направлено Катино ухо. Кажется, что стена в том месте изгибается, но при приближении проступил темный проем. Куда ведет не видно, поскольку по тоннелю фонари разбиты под чистую.
Принюхался. Тянет оттуда странной смесью чесночной шелухи, чего-то жухлого и кисловатого. Запах незнакомый. Миха вопросительно мне махнул подбородком, я в ответ пожал плечами.
— Куда ведет? — одним ртом спросил он.
— Не знаю, — так же ответил я. — Но пахнет недобро.
Бесшумно спрыгнув со стола, Катя последовала моему примеру и, подобрав кусок трубы с пола, шмыгнула мне за спину. Миха зыркнул ревностно, потом погрозил мне, что можно понять, как «головой за нее отвечаешь».
Запах становился сильнее, Катя шепнула на ухо:
— Оно приближается. Я слышу.
— Знаю, — отозвался я. — Чую запах. Но не пойму, чей.
— У него когти наверное…
— Спасибо за новость, — заметил я. — Будем готовы.
Соваться в тоннель мы не решились и в напряжении ждали. Через несколько секунд слабый цокот различили и мы с детиной. Сперва тихий, потом все четче и звонче. Теперь уже никто не сомневался, что производят его когти, а вовсе не мягкие лапы.
— Мне страшно, — пролепетала Катя.
Поигрывая грудными мышцами под рубахой, Миха набычил лоб, глядя во мрак тоннеля, и предложил тихо:
— Можем выйти наружу.
— Думаешь, тварь туда за нами не сунется?
— А пес его знает, — признался детина. — Но там будет место для маневра. А тут и проход заделать нечем.