ых частях тела тоже были металлические скобы, названия которых мне даже было неизвестно. За современной модой у меня не было времени следить.
Но главное колечко, которое меня сейчас интересовало, находилось ровно в середине пищевода — в его средней трети. Кольцо разомкнулось, и его острый конец зацепился за слизистую пищевода. «Гистологический анализ» сообщил, что металл прошёл в подслизистую оболочку и остановился около мышечной стенки органа.
И это можно интерпретировать по-разному. С одной стороны, хорошо, что кольцо не прошло насквозь. В таком случае случилась бы перфорация органа, а с такой хирургической операцией справляться куда сложнее из-за риска распространения инфекции в грудную полость и близлежащие органы.
Однако и такая ранка могла осложниться. В дальнейшем она может превратиться в язву и инфицироваться. Эх и угораздило же этого парня…
Хорошо ещё, что кольцо не пролетело дальше — в желудок. Если бы он попил воды, возможно, смог потоком жидкости вырвать железку из пищевода, но тогда появился риск, что она застрянет ещё дальше. И самый неприятный вариант — это петли тонкой кишки. Вот туда без прямого хирургического доступа мы бы уже не добрались.
С помощью эндоскопа можно полностью осмотреть пищевод, желудок и двенадцатиперстную кишку, вводя трубку через рот. А если вводить через анальное отверстие, то появится доступ почти ко всей толстой кишке.
Тонкая кишка как раз находится между двумя этими зонами, и её длина составляет от пяти до шести метров. Застрянь пирсинг в пределах этой «территории», и хирургам пришлось бы изрядно повозиться, чтобы найти среди петель запутанной кишки тот участок, где находится инородный объект.
— Что у вас тут случилось? — спросил спустившийся к нам хирург Рэйсэй Масаши.
— О, сегодня вы дежурите, Рэйсэй-сан? — я поприветствовал хирурга быстрым коротким поклоном. — У нас тут разрыв кончика языка и инородное тело в средней трети пищевода.
Рэйсэй Масаши уже не спрашивал, откуда я знаю — в каком участке застряло кольцо. У нас с хирургами образовалось негласное правило. Я помогаю им в операциях и диагностике, а они не задают лишних вопросов. Пожалуй, самая взаимовыгодная сделка, которую я когда-либо заключал в этой клинике.
— Дайте-ка я посмотрю, — нахмурился Рэйсэй и заглянул в ротовую полость пациента. — М-да… Куда себе только не засунут этот пирсинг.
— М! М-м-м! — промычал Ишимура Ичиго, видимо, желая поспорить с хирургом.
— Тихо! — воскликнул Рэйсэй Масаши. — Надо начать с ушивания раны языка, Кацураги-сан. Пирсинг подождёт, а вот кровотечение будет продолжаться, пока мы не остановим его самостоятельно.
Ишимура Ичиго приготовили к госпитализации в хирургическое отделение. Я отметил в листе назначений, какие препараты нужно ввести, чтобы ускорить свёртывание крови и замедлить кровотечение.
— Моя помощь вам не пригодится, Рэйсэй-сан? — спросил я.
— Нет, Кацураги-сан, язык я зашью сам, — ответил хирург. — Но на удаление пирсинга из пищевода я бы попросил вас заглянуть. У меня в отделении куча пациентов, требующих постоянного контроля. Поэтому, — он перешёл на шёпот. — У меня нет времени возиться с обследованиями. Хочу попросить вас, чтобы вы помогли мне проконтролировать процесс удаления.
— Без проблем, Рэйсэй-сан, — кивнул я. — Скиньте смс-сообщение, как закончите с языком. Я пока займусь терапевтическим отделением.
Там меня ещё ожидает Якинори Момо. Могу поспорить, что эта мадам уже успела накатать письмо с жалобой и ждёт почтовых голубей. Если бы не просьба Накадзимы Хидеки — проследить за ней, меня бы вообще не беспокоил этот инцидент. Но заведующего, судя по всему, волнуют её связи, так что ради него придётся с ней пообщаться.
Я поднялся в терапевтическое отделение. Акихибэ Акико бежала за мной, не понимая, чем теперь себя занять.
— Кацураги-сан, это какая-то глупость! — воскликнула она. — Сумасшедший дом! Я бегаю туда-сюда, но не могу сделать ничего полезного. А вы обещали, что покажете мне, как надо работать в терапевтическом отделении.
— Уже показываю, — ответил я, восстанавливая дыхание после пробежки. — Здесь работа всегда идёт в таком ритме. Привыкайте. Если хотите себя чем-то занять — обратитесь к постовой медсестре. А вот, кстати, и она.
Девушка встретила нас у входа в терапевтическое отделение.
— Кацураги-сан, там Якинори Момо опять балагурит, — сообщила она.
— Меня не было пятнадцать минут, — вздохнул я. — Что случилось?
— Якинори-сан жалуется, что её давление не снижается и требует, чтобы ей ввели антигипертензивные препараты.
— Какое у неё давление? — спросил я.
— Сто тридцать на восемьдесят.
— Это нормальное давление для её возраста и заболевания. Если будет ниже — ей может стать хуже, — сказал я. — Ничего вводить не нужно, я сам ей всё объясню.
— Э… — замялась медсестра. — С этим есть одна проблема.
Что-то у меня очень плохое предчувствие.
— Рассказывайте, — попросил я.
— Якинори-сан довела медсестру процедурного кабинета до слёз и… В общем, она всё-таки ввела ей препараты для снижения давления.
— Да что ж такое! Зачем? Мы же теперь его поднимать замучаемся.
— Кацураги-сан, вы только не ругайте её сильно, — попросила медсестра. — Она очень разозлилась и ввела Якинори-сан мочегонку — фуросемид. Чтобы та всю ночь в туалет бегала.
Акихибэ Акико громко хохотнула, но тут же прикрыла рот ладонью.
— Я вижу, тут вообще всем плевать на её жалобы императору, да? — тяжело вздохнул я.
Так поступать с пациентами было нельзя. Даже если они совсем невыносимые.
— Просто она нас уже замучила! — призналась медсестра. — Она госпитализируется сюда каждые три недели без каких-либо жалоб. Занимает койку и при этом требует к себе постоянного внимания.
— И сестринский персонал решил, что ввести ей мочегонку — это наилучшее решение, да? — спросил я. — Ладно. Я сейчас сам разберусь. Но будьте готовы, что ночью ей придётся поднимать давление. Учитывая её анамнез заболевания, даже сто двадцать на семьдесят для этой женщины уже слишком мало. Сосуды привыкли к большему давлению. И плевать, что она сама об этом думает. Отвечаем-то за её здоровье мы с вами!
Акихибэ Акико с интересом слушала мой диалог с постовой медсестрой. Учитывая, сколько навалилось проблем, отправить Акико осматривать отделение — это лучший выход из ситуации.
— С Якинори Момо я разберусь, — сказал я медсестре. — А вы дайте Акихибэ-сан список тяжёлых пациентов. Пусть проконтролирует их состояние.
Я оставил девушек за спиной, а сам пошагал в палату Якинори Момо.
Когда я вошёл внутрь, по моим ушам ударил протяжный стон. Женщина каталась на кровати и громко выла, держась за лоб.
— Ой… Умираю! — кричала она.
Если бы она умирала, мой «анализ» включился бы автоматически.
— Эта стерва медсестра ввела мне крысиный яд… — заявила Якинори.
Я понимал, что пациентка притворяется, но всё равно включил «анализ» и осмотрел состояние её тела. Ничего серьёзного. Всё так, как и описал Накадзима Хидеки. Ишемическая болезнь сердца, но в данный момент достаточно стабильная. Никаких сужений сосудов, никаких рисков инфаркта. И давление фуросемид не сбил, пока что оно держалось на прежнем уровне.
Я присел рядом с Якинори Момо и произнёс:
— Якинори-сан, расскажите, пожалуйста, что на самом деле вас беспокоит.
Женщина резко перестала стонать и, приоткрыв один глаз, взглянула на меня. Блестящая актёрская игра. Видимо, она думала, что я легко куплюсь на этот трюк и буду плясать вокруг неё до самого утра. Но со мной этот номер не пройдёт.
— Спасли своего экстренного пациента, Кацураги-сан? — язвительно спросила она, сделав особый акцент на суффиксе «-сан».
— Почти, — ответил я. — Скоро придётся ещё раз отойти к нему. А пока я хочу разобраться, зачем вы привлекаете к себе столько внимания.
— Что вы имеете в виду? — изобразив недоумение, нахмурилась она.
— Вы ведь понимаете, что в нашем отделении лежит очень много тяжёлых пациентов, жизни которых угрожает опасность. Врачам приходится уделять им много внимания. Если вас на самом деле что-то тревожит — скажите мне честно, и я найду способ это исправить. Но попусту не дёргайте медицинский персонал. Этим вы вредите и себе, и людям.
— Людям-то я, может, и врежу, — хмыкнула она. — Но себе — нет.
— Вы зачем убедили медсестру вколоть себе антигипертензивный препарат? — спросил я. — Если у вас чувствительные сосуды, вы себя таким манёвром и убить можете. Прекратите оказывать давление на медсестёр. Отныне вы будете принимать только те препараты, которые назначает Накадзима-сан и я.
Якинори Момо долго смотрела мне в глаза. Её голова кивала в такт пульсу. Женщина делала это не специально. Это яркий пример, так называемого, симптома Мюссэ. Такое наблюдается у людей с нарушением работы клапана, который располагается между сердцем и самым главным сосудом — аортой.
Из-за этих киваний казалось, что Якинори Момо соглашается со всем, что я говорю. Только на деле это было совсем не так.
— Ни вы, ни Накадзима-сан не сможете мне помочь, — заявила она. — Вы даже понять не сможете, почему мне плохо.
Впервые в её фразе появился проблеск логики. Она начала говорить со мной откровенно, потому что я беседовал с ней прямо. Не грубил ей и не лебезил, как делают некоторые врачи, до жути опасающиеся жалоб в свой адрес.
Прямолинейность — лучший способ наладить контакт с человеком. Другого такого способа попросту не существует.
— Раз уж мы с вами разговорились, Якинори-сан, — произнёс я. — Думаю, вы не будете против, если я скажу прямо, почему вы здесь находитесь.
— Как это — почему? — пожала плечами женщина. — Потому что я тяжело больна!
— Не только, — ответил я. — У вас есть родственники?
Ей взгляд изменился. В вечно злых глазках женщины промелькнула печаль.
— Были, — ответила она. — Знаете, кем работал мой сын? Ох, если бы он сейчас был живой… Он бы не позволил этим медсестричкам надо мной издеваться. Он был в совете директоров «Ямамото-Фарм». О как! Понятно?