На следующее утро, проснувшись, я обнаружил, что нахожусь в ординаторской не один. На улице из-за наступившей зимы светает поздно, поэтому я открыл глаза в абсолютной темноте и долго не мог нащупать выключатель. Кое-что меня напрягало.
Кто-то издавал громкие булькающие звуки, будто захлёбывался в нескольких метрах от меня. Как только я включил свет, от сердца у меня тут же отлегло.
— Тендо-кун! — вздрогнул Асакура. — Чего ты так пугаешь-то?
— Тот же вопрос к тебе, — сказал я и заметил, что наш терапевтический кулер с холодной водой был опустошён. — Всё выхлебал! Молодчина! В неврологии своего нет разве?
— Да постовая медсестра в неврологии близко общается с моей женой, — вздохнул он. — Она знает, что если я выпиваю по два литра за дежурство, значит, у меня сушняк. А я ж не виноват на этот раз! Мне теперь это состояние погано, я не хочу это терпеть.
— Да успокойся ты, долго терпеть не придётся. Ты главное рот чем-нибудь прополощи, и салфетками влажными себя оботри. Чтобы пациентов запахом не отпугивать, — посоветовал я.
— И то верно! — Асакура бросил взгляд на влажные салфетки, что лежали на моём рабочем столе. — Тогда я у тебя позаимствую.
— Не надо! Эти спиртовые. Ещё не хватало на коже тебе какие-нибудь дрожжи развести, — рассмеялся я.
До начала приёма оставалось ещё сорок минут, но меня уже пришёл сменить Куренай Цукаса, который временно замещал ушедшего на больничный Накадзиму Хидеки.
Мне очень не хватало старого заведующего терапевтическим стационаром. Этот крикливый дед создавал такую тёплую атмосферу в отделении, что я всегда с большим удовольствием шёл к нему, чтобы разобрать очередного пациента.
Вспомнив о Накадзиме, осознал, что как раз сейчас у меня есть время его навестить. Я прошёл в кардиологическое отделение и поинтересовался у медсестры, куда положили старика. Оказалось, что его совсем недавно перевели в кардиологию, а ранее он находился в реанимационном отделении.
Я аккуратно заглянул в его палату и тут же услышал хриплое ворчание.
— Ну чего стоите, будто не у себя дома, Кацураги-сан? — произнёс Накадзима Хидеки. — Я не сплю, заходите!
— Я помню, что вы привыкли просыпаться в пять утра, но всё же опасался, что болезнь может вас сморить, — ответил я.
— Фиг ей! — усмехнулся Накадзима. — Трансмуральный инфаркт — и тот не убил. А уж от сердечной недостаточности не помру.
— Я рад вас видеть, Накадзима-сан, — поклонился я. — Жаль, что, вернувшись из отпуска, я застал вас в таком виде.
— Да не переживайте, Кацураги-сан, — пожал плечами он. — Этого следовало ожидать. Вы же мне сами говорили, помните? Если продолжу так надрываться, то обязательно повторю судьбу Нагаты Джиро. Только вот Нагата-сан сейчас спокойно проводит время с семьёй, а мне даже толком и возвращаться-то не к кому.
— Как это — не к кому? — удивился я. — Простите, если вопрос бестактный.
— Да всё в порядке, — вздохнул он. — Нет у меня никого. Ни жены, ни детей. Всю жизнь свою отдал клинике. И вы, я вижу, точно такой же. Так что послушайте старика — решите для себя вовремя, что вам важнее. Чтобы потом не жалеть, что все годы откапали, как раствор в капельнице.
В этом он прав. Я ведь и в прошлой жизни уже допустил такую ошибку. Все мои друзья были моими коллегами, а семьи не было и вовсе. Не уверен, что хочу вновь повторить такой же сценарий.
— Накадзима-сан, позвольте, я вас послушаю, — сняв с шеи фонендоскоп, сказал я.
— Да, пожалуйста! — усмехнулся он. — Тренируйтесь, студент.
Разумеется, я вновь использовал фонендоскоп, как прикрытие. На самом деле мне хотелось узнать, насколько сильно пострадало сердце Накадзимы Хидеки.
Стоит отметить, реваскуляризацию — восстановление целостности и функциональной активности коронарных артерий — провели качественно. Кровью миокард начал снабжаться так же хорошо, как и раньше. Очевидно, тут поработал наш сосудистый хирург Цубаки Арата. Блестящая работа.
Но само сердце… Ух. Одного взгляда на миокард достаточно, чтобы понять, насколько же сильный всё-таки старик — этот Накадзима Хидеки. Поражение обширное, зона некроза занимает большую площадь. Судя по тому, как теперь сокращается сердце, у Накадзимы прогрессирует левожелудочковая и правожелудочковая недостаточность.
Другими словами, оба круга кровообращения сильно страдают. В лёгких — застой, в мозг кровь поступает плохо. И точно такая же картина со всеми остальными органами.
Я смогу ему помочь, но не сейчас. Пока что некроз едва-едва ушёл, а на смену ему начал образовываться рубец. Когда рубец созреет, я смогу влить большую дозу лекарской магии клеточного уровня и перестроить клетки соединительной ткани.
Превратить клетки рубца в новую мышечную ткань. Это будет очень непросто. Такую процедуру я проделывал всего два раза. И в одном из двух случаев пациента спасти не удалось. Но я тогда был совсем молодым неопытным лекарем. Сейчас знаний мне хватить должно.
У меня уже созрел план действий. Выждать несколько недель, проведать Накадзиму за пару суток до выписки — ближе к новому году. И, если рубцы окрепнут, совершить задуманное.
Остаётся одна лишь проблема. Старику придётся дотянуть эти три недели и не умереть от хронической недостаточности кровообращения.
— Ну, что скажете, Кацураги-сан? — спросил Накадзима, когда я убрал фонендоскоп. — Я тут спорю с кардиологом. Ставлю, в каком году мне приглашать коллег на свои похороны — в этом или уже в следующим.
— И на какой год поставил кардиолог?
— А, да ну его! — махнул рукой Накадзима. — Скучно с ним, он не стал спорить. Спорю сам с собой.
— Я согласен с кардиологом, — кивнул я. — В ближайшие годы вам о таком точно не стоит задумываться. Вытащим вас, не беспокойтесь.
Накадзима Хидеки перестал злоупотреблять сарказмом и внимательно посмотрел мне в глаза.
— Хм… — протянул он. — Забавно. Теперь я понимаю, о чём говорят ваши пациенты. Поболтал с вами, и даже как-то легче стало. Словом лечите, Кацураги-сан?
— А как же? — усмехнулся я. — Это — главное умение любого врача. Одно из главных.
Я поболтал с Накадзимой ещё пятнадцать минут, после чего направился на приём. Рабочий день пролетел незаметно. Волна пациентов на этот раз хоть чем-то отличалась от типичного японского цунами. Мы с Сакамото Рин даже успели пару раз попить кофе, а в перерыв я дошёл до Тачибаны Каори и попросил её заглянуть к пациенту с болезнью Крона.
К концу рабочего дня на мой телефон пришло СМС-сообщение.
«Токийский театр. Подойдите к главному входу в половину шестого вечера. Я вас встречу. Томимура Сайка».
А вот и моя новоиспечённая «жена» проснулась. Несколько часов до встречи с ней у меня ещё есть. Как раз успею заскочить домой и переодеться. Но перед этим зайду к ещё одному человеку, который ждёт встречи ещё с окончания отпуска.
Я прошёл на четвёртый этаж к кабинету заведующего поликлиникой. Эитиро Кагами оказался свободен. Видимо, в середине недели общая нагрузка упала одновременно у всех.
— Ну что, Кацураги-сан, — улыбнулся Эитиро. — Как отдохнули? Понравилось в Индии?
— Да, Эитиро-сан, спасибо, — поклонился я. — Помню, что вы были одним из тех, кто организовывал эту поездку. Так что за это выражаю вам особую благодарность. Мы с коллегами хорошо провели время.
— Мелочи, Кацураги-сан, вы заслужили, — ответил он. — Кстати, приглашаю вас в ближайшие выходные к себе домой. Мы с женой так и не смогли поблагодарить вас за помощь. Заодно и про Индию расскажете!
— С радостью, — кивнул я. — Как, кстати, ваша супруга и Тендо-кун? Смогли восстановиться после двух операций?
— Жена ещё восстанавливается, — ответил Эитиро Кагами, — а вот Тендо-кун чувствует себя чудесно.
Было видно, что Эитиро хочет сказать больше, но не может. Эмоции захлёстывают. Всё-таки они с супругой давно хотели получить этого ребёнка. И прямо перед моим отпуском случилось так, что Эитиро чуть не потерял их обоих.
Мы обговорили дату и время нашей встречи, и лишь после этого я направился домой. Неожиданно мой график стал заполняться досугом, которого раньше у меня не было. Прав всё-таки Накадзима Хидеки, нужно хоть немного разбавлять свою жизнь чем-то, кроме работы.
Я мигом принял душ, переоделся, после чего вызвал такси и добрался до Токийского театра ровно к назначенному времени.
У главного входа висела огромная рекламная вывеска, сообщающая о предстоящем мюзикле, который состоится ближе к середине декабря. На изображении я быстро обнаружил Томимуру Сайку. Хотя узнать девушку было сложно из-за обильного грима.
— Любуетесь, Кацураги-сан? — услышал я голос актрисы справа от себя. — Узнали?
— Узнал, Томимура-сан, — поклонился я. — Кого вы играете?
— Химэ — принцессу, которую преследует демон. Долго рассказывать, скоро всё сами увидите, — сказала она. — Обыкновенный традиционный мюзикл.
— Неужто вы застеснялись? — улыбнулся я. — В отделении вы так расхваливали свою постановку, а теперь говорите про «обыкновенный» мюзикл.
Томимура Сайка заметно засмущалась.
— Одно дело выступать перед целым залом, и совсем другое — рассказывать о своём деле одному человеку, который будет наблюдать за репетицией вместе с остальной группой, — произнесла она. — В общем, вам не понять!
Да уж, от театра я был очень далёк. Я с лёгкостью понимал больных людей, врачей, учёных и предпринимателей, но остальные слои населения и творческие люди казались мне тёмным лесом.
Томимура Сайка провела меня через служебные помещения в зал, где уже творилась какая-то… Вакханалия!
Никак иначе эту картину я назвать не мог, поскольку не привык лицезреть японские постановки. На сцене под громкие барабаны плясали какие-то косматые демоны в красных масках. Один из актёров что-то вопил во весь голос, будто его режут. Хотя, возможно, что по сценарию именно это и происходит.
У меня аж челюсть отпала, когда я это увидел. Хотя, зная японцев и их специфическую культуру, во всём это театре безумия кроется множество тонких, едва уловимых смыслов. Уж что-что, а шифровать прекрасное в своём культурном коде они умеют не хуже любых других стран.