— Простите, пожалуйста! — прокричал он. — Простите, что вам придётся отдуваться вместе со мной. Мне очень стыдно за моих коллег. Прошу, не держите на них зла! Хоть и поступили они бесчестно…
Рэйсэй Масаши удивлённо взглянул сначала на меня, а затем на другого японца.
— Как вас зовут? — спросил я.
— Хидзуното Кадзуто, — ответил он. — Терапевт из Центральной клиники Осаки.
— Перестаньте кланяться, нечего просить прощения за других людей, — сказал я. — Лучше объясните, что случилось? Мы с Рэйсэем-сан пока что ничего не понимаем.
Почти не понимаем. Одно имя у меня уже созрело в голове.
— Дело в том, что во всём это виноват мой коллега — Хосино Мамору, — вздохнул Хидзуното.
Да кто бы сомневался! Значит, мой старый однокурсник не сдался. Видимо, вернулся в Японию и тут же решил, что пора начать снова гадить своим конкурентам.
А ведь он просил передать мне, что принимает мою победу. Но — нет. Оказалось, что бросать слова на ветер — это для него абсолютно нормальное дело.
— А второй коллега… — продолжил Хидзуното Кадзуто. — Можно я не буду называть его имени? Он ни в чём не виноват. Просто на него тоже пришла жалоба, но он сказал, что не собирается выслушивать этот бред, и оставил меня здесь одного.
— Могу его понять, — кивнул я. — Многие бы на его месте поступили бы так же.
— Хосино… — нахмурился Рэйсэй Масаши. — Так это ведь тот ублюдок, который чуть не запорол нам весь первый этап! Я правильно понял?
— Вот даже как? Забавно получается… — усмехнулся Хидзуното. — А нам Хосино говорил, что это вы всеми силами пытались завалить его.
— Это — чушь, — коротко ответил я.
— Знаю, — кивнул Хидзуното. — Можете даже не объяснять, Кацураги-сан. Хосино Мамору точно так же ведёт себя и в нашей клинике. Подлизывается, обманывает, делает всё, чтобы выставить себя в лучшем свете перед начальством. А коллег подставляет. Вот даже сейчас умудрился это сделать! Двух своих коллег подставил, и вас!
— Вот только я сильно сомневаюсь, что от этого будет какой-то толк, — сказал я. — Мы не жульничали. Ни я, ни Рэйсэй-сан. Это лишь создаст лишние сложности для судей. Придётся пересматривать несколько часов записей.
Ну и мерзавец этот Хосино Мамору. Ведёт себя, как загнанная крыса. Прекрасно понимает, что ничего уже сделать не может. Но всё равно пытается потопить хоть кого-то.
— Если честно, Кацураги-сан, Хосино улетел из-за меня и моих коллег, — признался Хидзуното. — Он ещё на корабле начал нести какую-то чушь. Упрекал нас, заверял, что с нашими знаниями на конгресс вообще нет смысла ездить. А уж когда после второго этапа он заявил, что его выгнали из-за нас… — Хидзуното смутился того, что собирался сказать, но всё же решил не умалчивать. — В общем, мы решили его избить. Всем отделением. Знаю, что гордиться нечем, но он достал нас настолько, что мы уже не могли придумать дипломатичный способ решения проблемы.
— Не вините себя, — кивнул я. — Понимаю, есть такие люди, которые буквально принуждают к насилию над собой. Но всё равно стоит держать себя в руках.
— Так мы и сдержали себя, — ответил Хидзуното. — Но Хосино всё равно смылся.
А Хосино оказался даже более неприятным человеком, чем я думал. С такими, как он, многим тягаться сложно. Когда сотрудник выставляет себя лучшим работником перед начальством, а потом ведёт себя, как последний ублюдок с коллегами, создаётся безвыходная ситуация. Коллеги ничего не могут предъявить начальству, а заниматься самоуправством — не вариант.
— Так, господа! — обратился к нам один из судей, который только что вышел из комнаты, где просматривались записи. — Мы прогнали все отснятые материалы. К Рэйсэю Масаши и Хидзуното Кадзуто у нас вопросов нет. Нам нужен Рокияма Теппей и особенно Кацураги Тендо.
— Кацураги здесь, — ответил я.
— А доктор Рокияма уже ушёл, — сказал Хидзуното.
— Что ж, это уже не имеет значения. Он выбыл из олимпиады на прошлом этапе, но у организаторов всё равно остались к нему вопросы. Мы найдём способ с ним связаться, — сказал судья.
Любопытно. Значит, заявление Хосино Мамору всё-таки принесло свои плоды. Двух из четырёх забирают на дополнительное расследование. Интересно только, в чём собираются обвинить меня? Вряд ли на камерах каким-то образом запечатлели, что я умею пользоваться лекарской магией.
Если бы такое обнаружили, меня бы без лишних вопросов отправили в какую-нибудь научно-исследовательскую лабораторию на опыты. И сильно сомневаюсь, что кого-то остановил бы запрет на эксперименты над человеком. В конце концов, его не так уж и просто обойти. Достаточно признать мне не человеком, а каким-нибудь инопланетным существом. Уверен, что сотрудники такой лаборатории быстро бы придумали, как всё оформить в документации.
— Удачи вам, Кацураги-сан! — сказал мне вслед Рэйсэй Масаши.
— Вся клиника Осаки кроме Хосино Мамору болеет только за вас, — сжал кулаки Хидзуното Кадзуто. — Вы — последний участник из Японии. Пожалуйста, докажите свою невиновность. А Хосино мы найдём способ отомстить. Даю слово.
Я прошёл за судьёй в комнату с компьютерами.
— Доктор Кацураги, мы очень уважаем врачей-финалистов. Но поймите правильно, ответить на жалобу нам придётся в любом случае, — сказал судья.
— Да мне можете об этом не рассказывать, — усмехнулся я. — Прекрасно понимаю, о чём вы говорите. Мне однажды пришлось отвечать на жалобу пациента, которого не устроил тот факт, что его родители в детстве не пускали в больницу. В итоге, достигнув совершеннолетия, он написал жалобу на врачей взрослой поликлиники, который вообще никогда с ним не встречались. Но и на такое отвечать приходиться!
— Да уж, и такое бывает, — вздохнул судья. — Смотрите, надолго я вас не задержу. Мне нужен только ваш ответ на вопрос. И этот ответ будет записан на камеру. Поэтому предупреждаю вас сразу.
— Не проблема, — кивнул я. — Задавайте уже свой вопрос и позвольте мне заняться подготовкой к пятому этапу.
— Взгляните на монитор, доктор Кацураги, — сказал судья. — Здесь отчётливо видно, как вы что-то шепчете себе под нос. Поймите правильно, у нас создалось впечатление, что вы разговариваете через скрытый микрофон с наушником.
— А если точнее — такое впечатление появилось не у вас, — произнёс я. — А у Хосино Мамору. Что ж, понимаю. Вы правда хотите услышать ответ на этот вопрос? Думаю, вы и сами догадываетесь, что я скажу.
На видео был запечатлён момент, где я осматриваю пациента с лепрой. Второй этап. Видимо, Хосино заметил мою привычку ещё на первом испытании. Я всегда мысленно рассуждаю, но иногда шевелю губами, шёпотом проговаривая основные выводы — сам для себя.
— Как я и сказал, вас записывают на камеру, доктор Кацураги, — произнёс судья. — Придётся отвечать.
— Это — мысли вслух, — честно сказал я. — Думаю, многие люди часто бубнят себе что-то под нос. Это помогает собраться с мыслями. Не согласны?
— Возможно, но… — судья вздохнул. — С вашего разрешения нам придётся осмотреть уши. У нас в комитете есть ЛОР, который имеет право это делать. Опять же, если вы дадите разрешение. Нам нужно подтвердить, что вы прошли четвёртый этап без наушника.
Но это уже попросту унизительно. Плевать, что о себе возомнил Хосино Мамору, но поддаваться на такие проверки я не собираюсь.
— Моего разрешения вы не получите, — ответил я. — Можете исключать меня из числа участников пятого тура олимпиады. Вы сами не установили заглушки, а теперь подозреваете людей из-за ложных жалоб. Признаюсь честно, я разочарован.
— Доктор Кацураги, это — ваше решение, никто вас насильно осматривать не будет, — напрягся судья. — Но если вы выйдете отсюда необследованным, вы сюда уже никогда не вернётесь!
— Я согласен с доктором Кацураги, — услышал я чей-то грозный голос за своей спиной. — Сейчас же прекратите этот балаган.
Кого я точно не ожидал увидеть, так это вошедшего в кабинет генерального директора «ВОЗ». Теодор Авраам Гебреус подошёл к компьютеру и выдернул из USB-разъёма веб-камеру.
— Вы отдаёте себе отчёт, чем занимаетесь? — гневно прошептал он. — Угрожаете одному из лучших участников. Финалисту олимпиады!
— Но, доктор Гебреус, честное слово, мы ведь это делаем не специально! — принялся оправдываться судья. — Комитет приказал разобраться с жалобой участника…
— Участника, который ветрянку от кори отличить не смог⁈ — воскликнул он.
А… Даже так? Ну Хосино даёт!
— Не думайте, что я здесь присутствую только для галочки, — произнёс генеральный директор. — Я лично наблюдаю за участниками, которые представляют для меня особый интерес. У меня есть доступ ко всем записям. Сейчас же отпустите Кацураги Тендо. Если уж он мухлевал, значит остальных…
Он с трудом сдержал гнев.
— Простите, доктор Кацураги, — обратился ко мне Гебреус. — Вышло небольшое недоразумение. Больше к вам никаких претензий не будет. А если и будут, то только на пятом этапе, когда я буду лично с вами разговаривать. Так что отдохните перед завтрашним днём.
— Благодарю, доктор Гебреус, — кивнул я.
— Подождите, а что делать с доктором Рокиямой? — вмешался судья. — На записи видно, как он разговаривает по телефону. Спрашивает у кого-то совет.
— Рокияма уже выбыл, если я не ошибаюсь. К нему вопросов нет, — сказал Гебреус. — А вообще, клиника Осаки сильно отличилась на олимпиаде. И это — не комплемент. Напишите письмо их главному врачу и принесите ко мне. Я проверю и подпишу. Так к делу относиться нельзя. Медицина — это не та сфера, где люди могут друг друга обманывать и подставлять.
Я был полностью согласен с генеральным директором, но решил больше не задерживаться в этой «комнате для допросов».
Снаружи меня ждал Рэйсэй. Хирург признался, что был напуган тем, что к нам влетел генеральный директор, однако я убедил его, что нам уже ничего не угрожает.
А вот Хосино и Рокияма, скорее всего, наконец-то получат нагоняй от главного врача своей клиники. Уж не знаю, как Рокияма, но Хосино Мамору на это очень давно напрашивался.