Фантастика 2025-129 — страница 138 из 1590

И все это прописано в документах, что я предоставил Лазареву. И собирался отстоять свою иницииативу.

— Я правильно вас понимаю, господин Шабарин, что вы предлагаете мне написать бумагу? В коей сказано, что Черноморский флот желает выявить возможности бронированного корабля типа «Монитор»* А сам корабль будет представлен к просмотру Екатеринославским Фондом? И никаких денег вы за это просить не будете? — уточнил Лазарев.

— Никаких денег, ваше высокопревосходительство, — подтвердил я.

— Удивительно! Обычно ко мне приходят, чтобы заручиться соглашениями и договоренностями, вытянуть из Черноморского флота средства. А вы нам их предлагаете! — казавшийся суровым, Лазарев теперь усмехнулся.

— Именно так, ваше высокопревосходительство, но буду откровенным. То, что я предлагаю — сие хитрый подход в коммерции. Вам обязательно понравятся мониторы, а у нас уже будет проект и производства, которые позволят выпускать мониторы большим числом, — признался я.

— Хорошо же, вы меня убедили, особенно тем, что не надо будет вам платить. Я выпишу бумагу, в которой попрошу Луганский завод построить два монитора. Ну и придумать артиллерийское оснащение к тем бронированным лодкам, — сказал Михаил Петрович Лазарев.

— На большее я и не рассчитывал, — слукавил я.

На самом деле очень сильно хочется, чтобы было так: вот я пришёл к легендарному Лазареву, показал ему проект бронированных малотоннажных кораблей… А Михаил Петрович такой: «А я ведь только вас и ждал, господин Шабарин, чтобы вы мне именно такой проект принесли. Хотите, я весь бюджет Черноморского флота перенаправлю на постройку ваших мониторов?»

То-то я был бы доволен!. Хотя нет — ведь в данном случае пострадал бы в целом Черноморский флот. Пусть ни шатко ни валко, но всё же Черноморский флот уже насыщается парафрегатами с новыми нарезными артиллерийскими установками. Мониторы могут быть только вспомогательным аргументом, но никак не основным.

А не захочет Черноморский флот, в лице его нынешнего командующего, купить мониторы, так себе заберу. Найму команды, благо на такие кораблики много людей не надо, там бы только найти капитана да механика толкового, и можно в нужный момент прибыть к Севастополю частным образом — и героически погибнуть.

В целом, переговоры с адмиралом Лазаревым прошли не очень удачно. Отказы флота осуществлять крупные покупки артиллерии и боеприпасов подтверждали упаднические, но пророческие слова директора Луганского завода Фелькнера. Я было думал, что увижу какие-нибудь свидетельства коррупционной составляющей, нужно же объяснить для себя, почему флоту не нужно оружие. Но то ли не всё так очевидно, то ли и нет денег для масштабных закупок артиллерии и снарядов для Черноморского флота.

— Сударь, прошу понять меня правильно, но вы не офицер, а здесь проходит офицерское собрание, — остановили меня на входе в один из домов на набережной Севастополя.

— А я, собственно, туда и направляюсь, — сказал я, сделав шаг в сторону двери.

Узнать, где обычно собираются офицеры, когда нет балов и приемов, ну и вахты, было несложно.

— Я не могу вас пропустить. У меня приказ, — настаивал молоденький мичман.

— Сударь, вы должны знать — вы препятствуете решению вопроса чести, — тогда громче сказал я. — Будьте добры не мешать мне восстановить свою честь, а также господам офицерам — открыть глаза на одного подлеца, который затесался среди честных и достойных служителей Отечества, — сказал я, а мичман, пусть и неохотно, отошел в сторону.

Зайдя в дом, я сразу услышал, где проходит это самое заседание. Как тут не услышишь? Заседали офицеры весело, под звон бокалов. Вот на шум я и направился, благо дом был лишь относительно большим, имел широкую гостиную, а кроме неё пять или шесть комнат.

— Прошу проститье меня, господа, но есть ли среди вас господин Печкуров? — выкрикнул я, заглушая другие звуки.

Установилась тишина. Я знал, что этот подлец именно тут. Тренируя своих дружинников, я не преминул им дать задание: разузнать и о самом Печкурове, и о том, где он обитает и должен быть сегодняшним вечером. И ведь поразительно, сколько слуги знают о своих хозяевах! И насколько фигура этого подлеца известна в городе. О Печкурове знает даже половой, что принят в ресторан буквально несколько дней назад.

— С кем имею честь? Я Печкуров, — из-за одного из столов вальяжно, словно хозяин положения, вышел…

Ухоженный, лощёный, самовлюблённый павлин. Наверняка, такой знает, как правильно подходить к женщине. Да и черт с ним и его знаниями, если только мразота не лезет к моей женщине.

— Я — Алексей Петрович Шабарин. А вы, сударь — тот недостойный человек, который силой пытался взять девицу достойного происхождения и воспитания. Вы обманом завлекли ее в сад, где затащили в кусты, и позволили себе… вольно с нею обращаться, напоказ своим друзьям, которые за этим наблюдали из других кустов. И вы знали, что достойная эта девица будет опозорена! Это не остановило вас, и я не могу понять, зачем такая подлость. Может, вы спорили на девичью честь? Не мне решать, а вам, господа, — Я окинул взглядом помещение, где сидели и стояли удивленные и заинтересованные морские офицеры. — Вам, господа, решать, достоин ли господин Печкуров быть среди вас, быть офицером славного Черноморского флота!

— Достаточно! Вы, сударь, паяц! — выкрикнул Печкуров.

— Бам! — глухо прозвучал удар моего кулака по челюсти Печкурова.

Подлец упал, тут же попытался подняться, но его ноги подкосились, и Печкуров вновь упал.

— Вы! — выкрикнул я, — Вы пытались силой взять мою невесту! Только стреляться! Жду секундантов, — сказал я и с гордо поднятой головой вышел из дома.

Глава 7

— Алексей Петрович, да неужели же нельзя было обойтись без мужицкого удара? — возмущался Мирский.

Я сразу же, по приходу в гостиницу, рассказал своему партнеру о случившемся. Мне нужен был секундант, и Мирский подходил на эту роль более всего. Конечно, он не отказал мне. В противном случае это было бы моветоном и вызовом для наших неплохих отношений.

— Вы, Святополк Аполлинарьевич, понимаете, что сделал этот подлец? А что именно он хотел сделать ещё? — возразил я.

— И всё же… Пристрелили бы его на дуэли, как-то и предписывает кодекс чести. Но не в морду же! Словно мужика какого за провинность наказали, — продолжал возмущаться Мирский.

Я лишь улыбнулся, намекая на то, что разговор пошёл уже по второму кругу. А что до мужика, так есть среди них и такие, коим я не считаю зазорным руку для пожатия протянуть. Как и дворяне имеются, которым хочется пинка под зад дать, а не политесы выписывать. Хотя все же разница между дворянством и подлым сословием здесь и сейчас ощутима, «белая кость» еще не забыла в своей массе ни о чести, ни о достоинстве. Правда, в моем утверждении как-то чуть в стороне стоит вопрос о крепостничестве. Ведь дворяне нещадно эксплуатируют крестьян, и часто не только экономически.

Вызов на дуэль Александра Печкурова, то, как это было сделано, не могло не взбудоражить Севастополь. Благо, что вызов прозвучал вечером, а уже на рассвете назначена дуэль. Так что «кости промывать» мне будут уже по результатам поединка. А тогда, как это почти во всём и бывает, сработает правило: победителей не судят. Если только не затеряется записка, обязательная при дуэли, свидетельствующая о доброй воле и с просьбой не винить того дуэлянта, которому повезло больше.

Невольно закрадывались в голову мысли, что если подлецу удастся меня убить на дуэли, то его слава как удачливого ловеласа способна будет создать очередную легенду в российском обществе. Вон, к примеру, Толстой-Американец, или даже Пушкин — о них часто говорили в уважительном тоне, и не только по поводу профессиональной деятельности, а часто как раз по причине частых дуэлей и побед на любовном фронте.

Осуждать или восхищаться? Поступок один, а реакция общества может быть разной. Дуэль — признак и благородства, и лихого мужества. Жаль, что подобное отношение переносится и на поле боя, когда некоторые офицеры, чтобы доказать свое бесстрашие, совершают опасные поступки.

Взять Милорадовича, героя войны 1812 года. Он обедал во время Бородинской битвы прямо под пулями и разрывами французских бомб. Этим поступком до сих пор восхищаются. А по мне — глупость несусветная, ведь во время этого «обеда» убило и слугу, и адъютанта генерала. И разве Родине от того польза?

— Вы так и не поведали мне, как прошла встреча с секундантом моего обидчика, — сменил я тему разговора.

Мирский покачал осуждающе головой, но после предельно серьёзно сказал:

— Стреляться будем вашей дуэльной парой. В Севастополе не так легко купить дуэльные пистолеты, да и сделать это быстро не будет никакой возможности. Ваш обидчик требует либо извинений при всём офицерском собрании, либо стреляться до смерти или же до тяжёлого ранения, — с нескрываемой грустью проговорил Святополк Аполлинарьевич.

— Не переживайте, не для того я уже столько сил потратил на то, чтобы начать воплощать в жизнь проект благоустройства Екатеринославской губернии, чтобы умереть, — решительно сказал я.

Вот интересно, а была ли уже в России дуэль с использованием револьверов? Думаю, что нет. Я предлагал стреляться именно с использованием этого оружия. И после того, как на подобное согласилась другая сторона, почувствовал даже некоторое торжество.

Я неустанно тренировался в не таком уж и лёгком деле, как стрельба из револьверов. Моя рука привыкла к тяжести оружия, я практически интуитивно целюсь, и, что важнее всего, попадаю. И для меня как человека из будущего, отлично стрелявшего пистолетов и часто навещавшего тиры, револьвер намного привычнее, понятнее, чем современные дуэльные пистолеты.

Я не стал объяснять Мирскому, что тот удар по наглой морде Печкурова в офицерском собрании не был столь уж эмоциональным и бездумным порывом. Во-первых, так я не оставлял шансов Печкурову отказаться от дуэли. Ведь по негласному кодексу чести можно отказаться стреляться, если тебя оскорбили. Общество, конечно, осудит отказ, но катастрофического урона чести не должно случиться. Однако уж если случился унизительный физический контакт: пощёчина, толчок или пинок, — то отказаться от дуэли просто невозможно. В противном случае дворянина перестают принимать