Вот я и хочу, чтобы уже на начало войны в России было немало пластунов-диверсантов, чтобы сразу начинать войну с тех позиций, которые оказались бы выигрышными, а не отвоёвывать их под конец войны.
— Расчеты посмотреть нужно, — за всех ответил Фабр, просто отодвигая принятие решения на потом. — Дело серьёзное
Ничего, у меня есть Картамонов со своей полусотней бойцов, а у него есть хорошие связи в донском казачестве. Сами решим.
Деньги, чтобы внести свою долю в капитализацию Губернского Банка, я взял, само собой разумеется, из Фонда. Между тем, моё собственное финансовое положение нынче очень перспективное. Сто тысяч рублей в серебре приданного, чуть меньше чем четыреста двадцать тысяч рублей в Фонде. И это без учёта того, что я активно строюсь.
Так что в срочном порядке надо вкладывать деньги, которые, как известно, мёртвым грузом лежать не могут.
— И всё же я у вас куплю хоть бы и полсотни ящиков такого ликёра, — подмигнул мне граф Бобринский, когда мы уже покидали импровизированную комнату для переговоров.
— Господа и милые дамы, имею честь объявить о том, что нами принято решение о создании Губернского Банка. Уже в самое ближайшее время вы будете иметь возможность пользоваться этим Банком, хранить в нем свои деньги, а также получать кредиты, но лишь на передовые проекты, — провозглашал Андрей Яковлевич Фабр.
Раздались столь бурные аплодисменты, как будто только что было объявлено у раздаче крупных сумм денег всем желающим. Впрочем, первым лицам Екатеринославской губернии, как и помещикам, не участвующим в политической жизни региона, было крайне важно иметь возможность кредитования. А еще важнее — иметь место гарантированной сохранности своих денег.
По моему мнению, без банка вообще невозможно развитие. Даже элементарно негде деньги держать, кроме как прятать их в своих усадьбах, к слову, порой легко воспламеняемых. А тут еще и проценты начислят. А не сделать ли мне финансовую пирамиду? Сразу же денег станет так много, что на всё хватит. Всё же нет, это затея — что мыльный пузырь, а вот уговорить выпустить облигации под процент — это серьезная идея и может сработать.
Между тем, праздник продолжался. Гости вальсировали, понемногу начиная путаться в ногах. Все же не только шампанским единым, но ликерами угощались. А они, ликерчики, весьма коварны. Кажется, что только сладко, вкусно, а на деле пьяным из-за стола выходишь. Обстановка, когда большинство гостей начинают глуповато улыбаться и чуть пошатываться — самое то, чтобы и ведущий, Миловидов, чувствовал себя чуть более уверенным и меньше сдерживался, а начинал шутить. Вкусный и разнообразный алкоголь постепенно, но неуклонно смывает чванство и напускной аристократизм. Тут бы, чтобы приливом не принесло другого состояния: хамства и распущенности.
В какой-то момент я даже подумал, что было бы весело украсть невесту. Всё же это одна из традиций, способ в какой-то момент расшевелить гостей на свадьбе. Конечно же, это традиция из будущего, сейчас она невозможна. Но я не удержался и рассмеялся, когда представил губернатора Фабра, участвующего в традиционных постсоветских конкурсах: выплясывающего на стуле стриптиз и пьющего водку из туфельки невесты.
— Что вас, муж мой, так забавляет? — спросила Лиза.
— Не могу нарадоваться, что женился на самой красивой девушке в мире, — нашелся я.
— Скажете тоже: самая красивая! — смутилась Елизавета Дмитриевна.
И это настроение Лизы мне нравилось. Несколько коробило наше обращение на «вы», но это мы исправим после первой брачной ночи.
— Прошу простить меня, господин Шабарин, но не пора ли уже начинать фейерверк? А после вынос торта, если мы будем следовать сценарию, — спрашивал Миловидов. — Великодушно прошу простить меня.
— Начинайте! — решительно сказал я и даже рукой махнул в сторону выхода из ресторана.
Я не скажу, что фейерверк меня сильно впечатлил. Может быть, не хватило времени для того, чтобы подготовить действительно красочное шоу, или же в губернии просто не оказалось ни одного специалиста, который мог бы заняться фейерверками. Но вышло что-то такое средне-любительское, ни хорошо ни плохо. Так что, пусть и не было стыдно за такое убожество, но и гордиться очередным, для нас с Лизой предпоследним, этапом свадебного празднества, я не стал бы. Может, для жителей города только представление было в новинку — думаю, что мало кто из них имел возможность увидеть действительно3 красивое огненное шоу.
А вот торт был поистине прекрасен, а после оказалось, что и вкусный. Повара моего ресторана расстарались на славу.
Да, ресторан «Морица» стал моим. По документам обнаружилось, что, по сути, у этого ресторана нету теперь хозяина, и давно уже. Я-то думал, что это вице-губернатор Кулагин был в нём хозяином, но это не так. Кто-то, кто раньше владел рестораном и гостиничным комплексом, бесследно исчез, а Кулагин то ли не успел оформить актив, то ли посчитал, что и так сойдет, при его-то должности. Я даже обратился к начальнику губернской полиции Марницкому, чтобы тот организовал следствие по пропаже хозяина ресторана — ведь куда-то же он делся. Однако по документам с момента исчезновения прошло уже больше года, писем и иных свидетельств не было, да и родственников, которые объявились бы, не нашлось.
Оставалось дело за малым — официально купить ресторанно-гостиничный комплекс за относительно скромную сумму в семь тысяч рублей.
— Пошли, мы должны обойти всех гостей! — сказал я с улыбкой Лизе.
Она покорно встала, взяла меня под руку, натянула на лицо яркую улыбку и пошла следом.
Порядка часа нам ещё пришлось прощаться с гостями, а также со многими выпивать. Лиза употребляла некрепкий ликёр, однако её это не спасло — когда мы вошли в спальню, девушка едва на ногах стояла. Но это даже хорошо, так девичья психика легче превращается в женскую.
Апартаменты для первой нашей брачной ночи были пафосными. Всё в белом, великолепная огромнейшая кровать с балдахином. Единственное, в чём я принял участие, когда изучал апартаменты, так это потребовал убрать шёлковые простыни. Неудобно на них предаваться плотским утехам: то женские коленки соскользнут, то мужские руки.
— Вы, Ал-лексей Петро-ович, любите меня? — дрожащими губами спросила Лиза.
Я улыбнулся. Я ждал этого вопроса, но её нетрезво блуждающий взгляд и неверные движения так и просили выразить его иначе: ты меня уважаешь?
— Да как же не любить такую как ты? — уклончиво отвечал я, уже раздевая жену.
Лиза тяжело дышала, всё её тело было напряжено, будто в судороге. Сперва она вздрагивала от каждого моего прикосновения, а потом, когда я Лизу раздел, взял ее на руки и положил на кровать, жена закрыла глаза, убрала руки, инстинктивно прикрывавшие некоторые части тела, и предоставила мне возможность в подробностях рассмотреть красивое, молодое, наливное женское тело. Наверное, какая-нибудь нянюшка научила её перед свадьбой.
— Как ты прекрасна, Лиза, — выдохнул я, — как… — я провёл пальцем по её плечу, — картина лучшего художника. Картина, к которой я могу прикоснуться…
Я старался скрасить для неё этот момент и быть нежным, но в какой-то момент и меня страсть поглотила целиком…
После приходилось обнимать молодую женщину, находить слова утешения, чтобы унять слёзы, что лились с женских глаз.
Между тем — свершилось! Я стал мужем красивейшей девушки. По расчёту ли? Рядом со мной лежала теперь нагая и прекрасная госпожа Шабарина. Когда вот так я обнимаю обнажённую, красивую молодую женщину, то верю в то, что не только деньги или связи, сыграли роль в том, что мы с нею вместе. Возможно, так было суждено самим Господом Богом.
Я поцеловал Лизу, и она, стыдливо смеясь, ответила мне, хоть поцелуй и вышел солёным. И да, в этот момент я её искренне любил, пусть в двух жизнях так и не понял: что же есть такое любовь.
ФИНАЛ ГОЛОСОВАНИЯ, ПОУЧАСТВУЙТЕ: https://author.today/post/630126
Глава 12
Его Императорское Величество Николай I был полон решимости и являл своим подданным пример уверенности и непоколебимости. Решение принято, одобрено Государственным Советом, так что отступать теперь нельзя. Да и когда это Николай Павлович изменял своим же решениям? И сегодня уже не обсуждалось, нужно ли это делать. Разговор шёл именно о том, как именно это сделать. Так что совещание состоялось в достаточно узком кругу.
А чего касалось решение русского самодержца? Так ведь плакался в письмах австрийский император — не может он, юнец, справиться с венграми, настолько разбушевавшимися, что кроме как военной силой их и не переубедить. Австрийцы даже пытались угрожать, случились и локальные столкновения, но все тщетно. А вводить армию на территорию, охваченную бунтом, опасно. Ведь не только венгры могли взбунтоваться в армии, но и солдаты славянского происхождения. Из кого тогда станет состоять армия? Не повернет ли она и вовсе на Вену?
— Военный министр, доложите о состоянии дел, как скоро наши войска войдут в Австрийскую империю для подавления мятежа венгров? — потребовал Николай Павлович.
Александр Иванович Чернышёв сконцентрировал в своих руках много власти. Чернышёв являлся Председателем Государственного Совета, возглавлял Комитет Министров, по сути, через министра внутренних дел Перовского он контролировал и Министерство внутренних дел. В том числе Александр Иванович был и военным министром. И то, что государь указывает именно на одну из должностей, не сулило теперь ничего хорошего для Чернышёва. Скорее всего, Его Императорское Величество чем-то раздосадован, недоволен деятельностью своего министра. Впрочем, причин для недовольства императора могло быть немало. Уже то, что Чернышёв не на шутку сцепился с Третьим Отделением и Корпусом жандармов, государя нервировало.
— Ещё до событий в Австрии, как только венгерские мятежники стали поднимать голову, мы перебросили к границам Австрии три дивизии… — начал докладывать министр Чернышёв.
Николай Павлович в своей манере демонстрировал исключительный интерес к теме — не сводил с докладывавшего внимательного взгляда, зачастую переспрашивал такие мелочи, что военный министр терялся и выдавал откровенно неточную информацию.