— Резонное замечание, — кивнул я. — Но мы не можем быть в этом уверены. А если учесть, что там нам предстоит столкнуться с новым штаммом, есть вероятность, что ваш иммунитет окажется бумажной стеной для этих вирусных частиц. Я настаиваю, доктор Уайт. Туда должен пойти я.
Купер заметил моё напряжение и сразу замолчал. Понимаю, что он хотел как лучше, но мне пришлось немного повысить голос, чтобы дать ему знать: моё решение уже не изменится.
— Что ж, доктор Кацураги, — произнёс главный инфекционист Сорокин. — Если вы уже готовы, давайте попробуем. Только не говорите потом, что я вас не предупреждал.
Купер Уайт и Эдвард Шепард покинули научно-исследовательский центр вместе с Игорем Щербаковым. Внутри остался только я, Сорокин и Романовский.
Сумки со своими вещами я отдал Куперу и попросил, чтобы он придержал их в своей комнате. А также уточнил, что в случае, если со мной что-то произойдёт, он может забрать артефакты.
Однако умирать я там не собирался. Мой план гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд. И даже Купер не понимает, что я на самом деле задумал.
Меня провели к переходу в закрытый корпус центра, я надел защитный костюм, подобрал чемоданчик с сыворотками и уверенно кивнул своим коллегам.
— Запускайте, — попросил я.
Первая дверь открылась, я прошёл в небольшую комнату, где проводилась химическая очистка, и оказался в ней заперт на пару минут. Благодаря шлюзовой системе можно было не беспокоиться, что вирус выберется наружу из-за обычного открытия дверей.
Оказавшись в отделении, я сразу же ринулся к лежащим на койках врачам, пострадавшим из-за нового штамма. Но перед этим провернул один хитрый трюк, который заготовил заранее.
Раз костюма биологической защиты недостаточно, я покрою себя слоем лекарской магии. Через двойное ограждение «Фебрис-12» будет пробираться гораздо дольше. Но всё же проберётся, если я слишком много времени проведу среди заболевших.
Вся троица врачей была в ужасном состоянии. Почти никто из них не пришёл в себя, когда я прибыл на место. Я бегло проанализировал каждого из пострадавших и обнаружил, что вирус уже успел повредить сразу несколько органов. Всё, как и рассказывал Игорь Щербаков.
Кровотечение из вен пищевода, язвенное поражение желудка. Большая часть лёгких воспалена. Этих людей уже давно пора поместить под ИВЛ. С почками тоже беда. У одного из троицы, судя по всему, начала развиваться острая задержка мочи.
Я принялся вводить сыворотки заражённым коллегам и параллельно с этим приводил их организмы в порядок. Энергию приходилось экономить, поэтому я убирал лишь те симптомы, которые угрожают жизни. Всё остальное позже вылечат другие врачи.
Ведь мне предстоит ещё одно сложное дело, для которого потребуется очень много жизненной энергии. Но если всё получится, я буду знать, что у меня в руках есть одно из сильнейших орудий против «Фебрис-12», да и любого микроорганизма в целом.
— Доктор Кацураги, уходите оттуда в отдельный бокс! Скорее! — послышался голос Анатолия Викторовича Сорокина. В костюм была встроена рация, через которую я мог всегда поддерживать связь с русским коллегой.
Однако уходить ещё было рано.
— Дайте мне ещё десять минут. Я проверю их состояние, затем передам вам информацию и уйду, — произнёс я.
С другой стороны послышались недовольные возгласы Сорокина, поэтому я был вынужден отключить связь.
Главный инфекционист — мужчина с очень скверным характером. Тот ещё брюзга, но человек неплохой. Уверен, что он бы не бросил своих коллег на верную смерть, если бы смог придумать другой выход.
Ну, ничего. Для этого я сюда и приехал. Чтобы помочь остальным решить нерешаемое.
Кульминацией моего плана была полная перестройка генетического состава нового штамма «Фебрис-12». Я решил попробовать вызвать хаотическую поломку сразу всех последовательностей «ДНК» и «РНК». Тогда он потеряет возможность делиться. А если повезёт — сразу же погибнет.
Для вируса такое воздействие будет таким же опасным, как для человека огромное количество радиации. Даже хуже.
Приступив к работе, я понял, что сильно переоценил свои силы. Уже на втором человеке я почувствовал, что магия стремительно меня покидает. Но всё же довёл дело до конца.
Когда все вирусные частицы подверглись сильнейшим генетическим увечьям, я собрался с силами и рванул в находящийся рядом одиночный инфекционный бокс. Заперся в нём, присел на кровать и вновь включил рацию.
— Миссия выполнена, доктор Сорокин, — произнёс я. — Сыворотки всем ввёл. Себе введу через пару минут, когда сниму с себя костюм.
Смысла его носить особо больше нет. Войдя в бокс, я сразу же очистил воздух антисептической магией. Здесь вирусов нет. Сыворотку и вправду на всякий случай введу, но будем надеяться, что в итоге обошлось, и новый штамм ко мне не прицепился.
Иначе может получиться повторение той же истории, что и в прошлом мире. Заражусь, выделю антитела, найду способ передать коллегам формулу новой сыворотки.
А затем погибну.
Нет уж. Больше повторять этот подвиг я не стану. На этот раз попробую победить без самопожертвования. Мы ещё даже до ядра метеорита не добрались.
— Доктор Кацураги, ваш поступок достоин уважения, — произнёс Сорокин. — Я до последнего был уверен, что вы передумаете и не пойдёте на это ради моих коллег. Не знаю, получится из этого что-то или нет, но я заранее хочу поблагодарить вас за это.
— Получится-получится! — услышал я голос микробиолога Романовского. — Сыворотка должна ослабить штамм, и тогда…
Из рации послышался безудержный галдёж Романовского, с которым тут же начал спорить Сорокин. Я почувствовал, как заломила голова, и прервал связь. Здесь всё равно есть камеры. Они смогут проследить за мной даже без голосового контакта.
Я снял костюм, ввёл себе последнюю сыворотку и присел на пол, чтобы приступить к медитации. А чем мне ещё занять себя в ближайшие сутки? Нужно восстановить утраченную ману. Дать организму приступить к самодиагностике. Если выяснится, что я всё же заразился, мне понадобятся силы, чтобы себе помочь.
Я закрыл глаза и погрузился в медитативный сон.
Однако прочувствовать его мне так и не дали. Сорокин не успокаивался. Продолжал вызывать меня до тех пор, пока я ему не ответил.
— Анатолий Викторович, сколько можно? — устало вздохнул я. — Вы же прекрасно видите, что я медитирую. Это помогает мне успокоиться.
— Я всё понимаю, доктор Кацураги. Но не целые же сутки! Вы уже двадцать семь часов сидите неподвижно, — заявил он. — Я начал беспокоиться, что вы умерли прямо в этой позе!
Стоп, что? Двадцать семь часов? Я ведь только что закрыл глаза. Такого раньше не случалось.
— Я не заметил, как пролетело время, — признался я. — Наверное, заснул. Вымотался после перелёта.
Пришлось немного приврать. Хотя я и сам не знал причин столько долгой и глубокой медитации.
— Как ваше самочувствие? Есть какие-нибудь симптомы? — поинтересовался главный инфекционист.
— Пока что всё в порядке, — недолго подумав, ответил я. — Даже прилив бодрости чувствую.
— Ясно, значит, переходим к плану «Б». Подойдите к окошку, которое находится около раковины. Сейчас запустится конвейер, и мы передадим вам тест на «Фебрис-12», — произнёс Сорокин.
— Стойте-стойте, а что случилось с нашими коллегами? С теми тремя, которым я ввёл сыворотку? — спросил я.
Сорокин не отвечал мне почти минуту. Затем рация вновь включилась, и коллега произнёс:
— Завидую качеству вашего сна, доктор Кацураги. Мы уже всех вывезли отсюда. Они пришли в себя, сдали тесты, и они показали отрицательный результат. Не знаю, как это возможно. Романовский сейчас голову ломает у себя в лаборатории. Всё прошло даже лучше, чем он предполагал. Каким-то образом мы не просто ослабили штамм, мы его уничтожили! А пострадавших врачей перевезли за пределы научно-исследовательского лагеря. Дальше ими будут заниматься другие специалисты.
После пробуждения я едва мог сопоставить все полученные факты. Выходит, что я проспал больше суток. За это время все уже выздоровели и…
Что же это получается? Сила «генетического анализа» напрочь стёрла все микроорганизмы? А если задуматься, всё вполне логично… Скорее всего, мой план удался, но я в процессе потратил так много магии, что мой организм буквально впал в спячку. Хотя вариантов у меня много.
Вполне может быть, что, оказавшись на родной земле, мои магические каналы пережили перестройку, для которой им потребовалось больше времени на отдых.
Через пару минут в моём боксе раздался звук двигающегося конвейера. Хорошую систему придумали те, кто изобретал этот мобильный комплекс. Так можно передавать пациенту еду, лекарства и всё необходимое, при этом избегая прямого контакта с ним.
Правда, такое имеет смысл только при взаимодействии с «Фебрис-12». Обычно пациентов всё равно продолжают наблюдать лично, просто используют самые простейшие средства защиты от вирусов.
Я получил тест, собрал мазок из носа и ротоглотки и поместил полученный раствор на первый датчик. Затем проколол себе указательный палец, и кровь пошла на анализ вторым датчиком.
Ровно через десять минут результаты уже были готовы. Причём мне даже не пришлось их показывать на камеру, поскольку они передавались дистанционно на компьютер главного инфекциониста и в лабораторию Романовского.
— Обошлось, доктор Кацураги! — послышался из рации ликующий голос Анатолия Сорокина. — Обошлось! Чисто! Ни в крови, ни в мазках «Фебрис-12» нет. Господи, как же вам это удалось? А впрочем, об этом поговорим в следующий раз. Выходите к нам. Остальную часть инфекционного отделения уже дезинфицировали. Можете выйти без защитного костюма.
Поднявшись на ноги, я ощутил резкий прилив энергии. Хоть за сутки тело сильно затекло, мне всё равно казалось, будто я заново родился.
Пройдя через шлюзовую систему в главный зал, где и началась моя рискованная операция, я встретился с морем ликований. Меня встретили Сорокин, Романовский, Щербаков, а также Купер Уайт и Шепард.